— Ну вот, давайте все хорошенько рассмотрим и решим, какой нужен ремонт, — заявила Эмма. — И имейте в виду, я собираюсь переклеить в этой комнате обои. Надеюсь, вы не так уж любите розовый цвет?
Колин пригляделся к обоям:
— Мама мне всегда говорила, что эти обои напоминают ей воспаленный язык.
— Тогда почему она их не заменила?
— Ей хотелось одного — поскорее уехать отсюда в Лондон, — рассеянно отозвался Колин. — Придется этим заняться нам самим.
— Отлично, давайте так и сделаем. И когда тут переклеят обои, я потребую, чтобы на окна поставили решетки.
Колин посмотрел на нее с изумлением, а потом расхохотался.
Эмма оделась, и потом они с Колином быстро обошли все комнаты дома. Везде стоял затхлый, нежилой дух. Эмма распахивала ветхие шторы навстречу солнцу, и высказывала предложения, в какой цвет перекрасить стены и какой тканью обить мебель.
— Вы много времени проводили в поместье? — спросила она в комнате, где ребенком жил Колин.
— Да почти каждое лето. И на каникулы приезжал, когда мог. Это был главный камень преткновения между моими родителями. Отец хотел бы жить здесь в течение всего года, а в Лондон ездить только на сезон. А мама утверждала, что погибает здесь от скуки.
— Само собой, — заметила Эмма.
— Что?
— Не важно. Во всяком случае, летом здесь замечательно.
— Для мальчика это был настоящий рай, — сказал Колин.
— Мне кажется, нам надо приезжать сюда на лето, — решительно сказала Эмма. — Да и в другие
времена года тоже.
— Вы в этом так уверены, проведя здесь всего одну ночь? — с улыбкой спросил Колин.
— Да.
— Кажется, я женился на женщине, которая быстро принимает решения и твердо стоит на своем.
— Разве вы этого не знали? Я из окна видела сад. Пошли туда.
— Нет, сейчас мы пройдем по террасе в столовую, — скомандовал Колин, схватив ее за руку. — Я хочу есть.
— Тиран, — сказала Эмма.
— Наследственность, — отозвался Колин и повел ее вниз по лестнице.
Молодая служанка, которая протирала тряпкой дубовые панели на лестничной площадке, ухмыльнулась, увидев, как ее хозяин улыбается новой госпоже.
Завтрак состоял из яичницы и кофе со свежим хлебом, намазанным медом.
— Хотите после завтрака покататься верхом? — предложил Колин.
— Я, наверное, разучилась ездить верхом, — ответила Эмма. — Мне уже много лет не приходилось садиться на лошадь.
— Отчего же?
Взгляд Эммы затуманился. Какое уж там катание, когда она вынуждена была снимать дешевые меблированные комнаты и никогда не знала, проиграет или нет Эдвард сегодня их последние несколько фунтов.
Колин понял, что задал бестактный вопрос.
— Я тут держу несколько лошадей, — продолжал он, — которые только и делают, что едят. Пойдемте на них поглядим.
— У меня нет костюма для верховой езды, — с сожалением сказала Эмма.
— На чердаке пылится множество сундуков с одеждой. Миссис Трелони что-нибудь вам подберет.
— Но…
— Проедем вдоль берега. Я вам покажу поющие пещеры.
Это звучало так заманчиво, что Эмма больше не возражала.
Через час она уже сидела на кроткой гнедой кобылке, одетая в пахнувшую плесенью бархатную амазонку фасона прошлого столетия.
— У меня в ней дурацкий вид, — жалобно сказала она Колину.
— Ничего подобного, — ответил он.
Амазонку сшили много лет назад для юной девушки — может быть, для его двоюродной бабки Силии. Эмме она была тесновата, но зато отчетливо вырисовывала нежные округлости ее тела, о которых в обычной одежде можно было только догадываться. Глядя, как при дыхании вздымается и опускается ее грудь, Колин почувствовал возбуждение.
— Поехали, — сказал он и повернул свою лошадь к воротам.
Лошадь была хуже тех, на которых он привык ездить, но, может, так оно и лучше, подумал он, когда они выехали на тропу, которая шла вдоль обрыва. Он не знал, насколько хорошо умела управляться с лошадью Эмма, и, если бы он ехал на норовистом жеребце, он мог бы напугать кобылку Эммы. А это на краю обрыва было небезопасно.
Колин обернулся на Эмму. У нее хорошая посадка, отметил он, и она без напряжения держит в руках поводья. Кажется, ей легко и удобно. Пожалуй, она только чересчур часто поглядывает вниз на пенящиеся волны и недостаточно внимания уделяет тропе, по которой они едут. Колин набрал в легкие бодрящий соленый воздух и слегка пришпорил лошадь. Эмма не отставала. Хотя амазонка сильно жала ей в груди и плечах, открывавшийся перед ней пейзаж вполне окупал это небольшое неудобство. Тропа то уводила в рощицу, то опять выходила на открытое место, и за каждым поворотом открывался еще более изумительный вид на море, скалы и спадающие вниз ползучие растения со множеством крошечных цветочков. Эмма чувствовала себя на лошади так уверенно, словно в последний раз ездила верхом не несколько лет, а несколько дней назад.
— Может, рискнем пустить лошадей в галоп? — предложил Колин, когда они выехали на прямой участок тропы.
Эмма улыбнулась и, пришпорив лошадь, промчалась мимо него. Колин изумленно ахнул и бросился вслед. Они скакали по песчаной тропе, и ветер развевал их волосы. Эмма наклонилась к шее лошади и тут почувствовала, что амазонка лопнула по швам. Теснящее чувство в груди прошло. Ничего себе наездница, в рваной амазонке, — подумала Эмма. Надо бы повернуть домой, но так не хочется! Она, наоборот, все подгоняла и подгоняла лошадь. Так они проскакали по изгибающемуся полукругом берегу бухты и остановились, только оказавшись на узком мысу. До них почти долетали брызги от разбивавшихся по обе стороны мыса волн.
— Какой простор! — воскликнула Эмма, разведя руками, и рукава почти совсем оторвались от корсажа амазонки.
— Да, амазонка вам не совсем впору, — заметил Колин.
— По-моему, ее сшили лет сто назад. Нитки совсем не держат.
— Похоже на то. Вернемся?
Колин старался не смотреть на дырки в черном бархате, в которых виднелась нежная кожа.
— А зачем? Никого вокруг нет. Вы обещали показать мне поющие пещеры.
— Верно, обещал. Но мне кажется, что надвигается гроза. Поначалу я этого не заметил. Так давно здесь не был, что утратил бдительность.
Эмма посмотрела, куда он показывал: далеко на горизонте показались черные тучи.
— Но они так далеко! — запротестовала она.
— Шквальный ветер может сбросить нас с обрыва.
Эмму не испугали слова Колина, ее душа была переполнена восторгом быстрой езды. Морской воздух пьянил ее.
— Ничего, поехали! — попросила она и тронула каблуками лошадь.
Колин знал, что надо бы настоять на своем и вернуться, но ее восторг заразил и его. Они скакали рядом, пока сузившаяся и круто извивающаяся тропа не заставила их перейти на шаг.
— Ну, где же пещеры? — требовательно спросила Эмма. Ее щеки рдели, глаза блестели от удовольствия. Выбившаяся прядь волос вилась вдоль щеки.
Потрясенный ее красотой, Колин не сразу смог ответить. Все его тело изнывало от желания.
— Скоро, — наконец выговорил он. — В следующей бухте. Но, Эмма, взгляните!
И он показал на быстро набегающие тучи. Эмма взглянула. Колин, очевидно, был прав: надвигался шторм. Но Эмму переполняло блаженное чувство свободы, которого она не испытывала столько лет.
— Переждем грозу в пещерах, — сказала она и, не дожидаясь возражений Колина, поехала дальше.
Но лошадь могла идти только шагом, а облака надвигались с невероятной быстротой. Эмма поняла, что дождь начнется раньше, чем они доберутся до следующей бухты. Она хотела было повернуться к Колину и признать свою ошибку, но тут с неба упали первые капли. Они были похожи на брызги прибоя, но в следующее мгновение хлынул проливной дождь. Эмма наклонила голову, чтобы вода не заливала ей глаза и не мешала дышать.
— Дайте мне повод, — потребовал Колин, догнав ее. Ему пришлось повторить эту просьбу, повысив голос чуть ли не до крика. Только тогда Эмма его расслышала и повиновалась. Держа ее лошадь на поводу, он осторожно ехал по тропе, которая уже превратилась в ручей. До пещер оставалось не так уж далеко.
Сидя в седле в промокшей насквозь амазонке, Эмма вдруг почувствовала, что ткань на ней буквально расползается. Старая амазонка не выдержала напора воды, и корсаж, превратившись в лохмотья, стал сползать вниз. Она ухватилась за его обрывки, стараясь прикрыть грудь, но тут почувствовала, что талия уже опустилась на бедра и надо держать ее, чтобы весь костюм не упал под копыта лошади. Дождь полосовал ее голые плечи, и Эмму начала бить дрожь.
Колин едва видел тропу сквозь густую пелену дождя. Но он хорошо знал дорогу к пещерам, куда бессчетное число раз ездил мальчиком, и вскоре они добрались до того места, где тропинка по узкому выступу спускалась прямо к воде. Вытирая глаза, он вглядывался в отвесную скалу справа. Дождь лил как из ведра, и он никак не мог найти вход в пещеру. Чертыхаясь, Колин дюйм за дюймом исследовал скалу, и, наконец, спасительная арка была найдена.
Какое облегчение! На них больше не обрушивались оглушающие потоки воды. Здесь было тихо и сухо. Переведя дух, Колин оглянулся на Эмму. Она тщетно пыталась подтянуть амазонку.
— Бедняжка, — сказал он.
Черный бархат словно пришел в жидкое состояние. Не только швы, но и сам материал расползался по ниткам. Колин спешился, подошел к Эмме и, подхватив ее поставил на землю. Тут амазонка окончательно распалась и упала на пол пещеры кучкой мокрого тряпья, а Эмма оказалась перед ним в одной рубашке. Через мокрую ткань просвечивала ее грудь с упругими сосками.
У Колина перехватило дыхание.
— Эмма…
Их взгляды встретились. Эмма вспыхнула и опустила глаза.
Колин не мог оторвать от нее взора. Серебристо-светлые волосы спадали ей на плечи, через мокрую ткань рубашки просвечивала жемчужно-розовая кожа. Она казалась ему вышедшей из моря нимфой.
Эмма скрестила на груди руки, дрожа под залетавшими в пещеру порывами влажного ветра.
— Вы совершенно продрогли, — сказал Колин, с трудом оторвав от нее глаза. — Я сейчас разожгу костер, и мы высушим на нем одежду.
— Как же тут можно развести костер? — тихо спросила Эмма, обводя взглядом камни и песок.
Пещера была не больше двадцати футов в глубину. Спрятаться от ветра, дующего в арочный вход, было негде.
— Кремнем и огнивом. А для топлива сгодится плавник. В глубине пещеры его должно быть достаточно.
Эмма подошла к задней стене пещеры и действительно увидела там сглаженные морем щепки и ветки.
— Его приносит море?
— Да, — ответил Колин осипшим голосом и, стараясь не смотреть на Эмму, принялся вытаскивать щепки из трещин в скале.
Набрав нужное количество, он сложил их в аккуратную кучку и, по-прежнему не поднимая на Эмму глаз, начал стругать самый сухой кусок дерева. Благодарение Богу — нож оказался при нем. Колин чуть не порезался, когда Эмма подошла к нему и встала рядом на колени. Дрожащими руками Колин начал высекать огонь. Наконец трут загорелся, и он поджег щепки. Язычки пламени весело заплясали.
— Все нам высушить не удастся, — сказал он. — Но надо вернуться домой хотя бы в мало-мальски приличном виде.
— Амазонка уже ни на что не похожа, — заметила Эмма.
— Завернетесь в мой камзол. И закроете ноги юбкой.
— Ваш камзол тоже мокрый.
— Это верно. — Колин помялся. — Если мы хотим, чтобы одежда высохла, надо все развесить над костром.
— Все? — с паникой в голосе спросила Эмма.
Колин еще помялся, потом, видимо, принял решение.
— Как можно больше. — И начал раздеваться.
— Колин! — воскликнула Эмма и отвела глаза.
Но через несколько секунд невольно опять взглянула на него. Колин старался из палок соорудить подпорку для одежды. На нем оставались лишь мокрые бриджи, которые плотно облегали его атлетическую фигуру. Эмма не могла оторвать взора от его голых плеч. Ее странно возбуждали игра мускулов и гармоничные линии его тела. Было видно, что в нем скрывается взрывчатая мощь, которую от твердо держал под контролем. Мощь, сочетавшаяся с мужественной нежностью. На его ребрах она увидела красный шрам. Это след раны, — подумала Эмма и вдруг сама вздрогнула от нахлынувшей на нее нежности.
— Ну вот, — сказал Колин, пристроив над огнем одежду. — Вроде получилось неплохо…
Вдруг он осекся, увидев, как у Эммы вспыхнуло лицо. Его словно обожгло огнем. Он вдруг понял, что с той минуты, как он опустил ее на землю, в нем нарастало желание. Если я сделаю к ней хоть шаг, — подумал он, — то повалю ее на пол пещеры и…
Они стояли и, замерев, смотрели друг на друга, словно виделись впервые. Только шум дождя и потрескивание веточек нарушали тишину. Напоенный ароматом моря и сосен теплый воздух сладостно овевал их кожу.
— Ты похожа на сирену, — наконец прошептал Колин.
— А кто ты? — прошептала в ответ Эмма. — Дух леса?
Снаружи донесся резкий крик чайки. Одна из лошадей переступила копытами по каменному полу. Другая фыркнула. Эти звуки разрушили сковавшие Эмму чары, и она спросила, кивнув на животных, которые закрывали от них выход из пещеры:
— А что они, по-вашему, обо всем этом думают?
Колин провел рукой по лицу.
— В Треваллане о нас, наверное, беспокоятся. Неизвестно, сколько продлится этот дождь. Может, поедем все-таки домой?
Эмма не спорила. Ей вдруг ужасно захотелось в спокойный, обжитой Треваллан. Она подошла к кучке размокшего бархата, который недавно был амазонкой, вытащила из нее юбку и подумала, как кстати сейчас был бы пакетик булавок.
К тому времени, когда они более или менее прикрыли наготу, дождь начал стихать. Но при всем том барон Сент-Моур и его баронесса вернулись в свой величественный дом в скандальном облачении. На Эмме были камзол Колина и промокшая бархатная юбка, которая все время норовила сползти с ее бедер на землю. Волосы у нее были в дичайшем беспорядке. На Колине были промокшая льняная рубашка и бриджи, которые, казалось, сели на несколько размеров. Шейного платка вообще не было.
— Господи! — воскликнула, увидев их, экономка. — Как вы думаете, — спросила она испуганно у камердинера, — они рассердятся на меня за амазонку? Когда я ее принесла, она как будто была в порядке.
Реддингс посмотрел на Колина, которого знал десять лет и видел во всяком виде, потом на его жену, за которой он с интересом наблюдал все последние дни, и сухо заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42