Спокойно и методично Майкл снова натянул на себя брюки, подошел к кровати, сел и принялся снимать сапоги и чулки. Его ноги были такими же длинными, массивными и смуглыми, как и руки.
Из расстегнутых брюк виднелась мясистая, увитая голубыми прожилками плоть с красноватым, напоминающим садовую сливу кончиком — плотная и тяжелая. Темные волоски испещрили мошонку, отливавшую голубизной вен.
— Откуда вы знаете? — продолжала допытываться дрожащим голосом Энн.
Майкл встал, стряхнул с себя брюки и направился к ней — шесть футов смуглых жилистых мускулов. Напряженный член уперся в серый шелк на ее животе. Он трепетал.
— Ты останешься довольна, шери. — Его дыхание опалило ее лицо. — Верь мне.
— Если вы одолжите мне ночную рубашку, то я разденусь в вашей гардеробной. Выключите свет и подождите меня в кровати.
Смуглая рука прошлась по ее заплетенным в пучок волосам и освободила заколку. Та упала на дубовый пол с неестественно громким щелчком, так что он даже заглушил удары ее сердца.
— Не пойдет. — Щеку вновь опалило горячее дыхание.
Энн не знала, как себя вести… и что делать. А мужчина рядом с ней принимал ее незнание за неловкость. Она разозлилась.
— В конце концов, это мои деньги и вы должны себя вести так, как угодно мне.
Вторая заколка последовала за первой.
— Вы мне платите за то, чтобы я доставил вам удовольствие.
— Именно, но неподчинение моим желаниям не приносит мне удовольствия.
— Вы его получите, шери, обещаю.
Энн перехватила его руку в своих волосах.
— Пожалуйста, не надо.
Но Майкл проигнорировал ее просьбу и обеими руками продолжал освобождать пучок.
— Нет никакого удовольствия в том, что вы начинены заколками, как еж. — Сильный толчок пениса в живот доставил Энн мучительное наслаждение, но его размеры и природная мужественность пугали ее.
Волосы Энн рассыпались по спине. Их еще ни разу не распускал мужчина. Отчаянно стараясь сохранить самообладание, Энн неумело положила ладони на его тонкую талию. Мускулистое тело было на ощупь таким же твердым, как и на вид.
— Я никогда не стояла обнаженной перед мужчиной. — Она вообще ни перед кем не стояла обнаженной, кроме своей старушки няни.
Майкл запустил пальцы в ее волосы. Грубая от ожогов кожа то и дело касалась ее головы.
— Уверяю, у вас нет ничего такого, чего бы я не видел раньше.
Но Майкл сказал не правду. Он никогда не видел женщины, подобной этой.
— Я немолода.
Он заставил ее поднять лицо.
— Я тоже.
На ее ресницах заискрились слезы.
— Я некрасива.
Его пальцы замерли в ее волосах.
— Я тоже.
— У вас красивые глаза. Они обжигают… страстью.
Боль промелькнула в его взгляде.
— И ваши тоже, шери.
Майкл не позволил ей отвернуться, прильнув к ее губам в мучительном поцелуе. Пальцы Энн впились в его талию, но твердые мышцы не поддавались.
— Я не знаю, как следует принимать тело мужчины в свое.
— Это что-то вроде поцелуя, — прошептал он. — Я стану пробовать вас на вкус, лизать, щекотать языком, а потом проникну внутрь.
— Тоже языком? — Ее самообладание улетучивалось, подобно утренней росе в лучах солнца.
Он отпустил ее голову, взял за правую руку и притянул ее к своей подрагивавшей плоти — мягкой, но в то же время упругой.
— Вот этим.
Глава 3
Бесконтрольное желание охватило ее тело. Энн не могла пошевелиться и только восхищалась чудом мужского возбуждения. Ничто не могло сравниться с Майклом: ни эротические мечты, ни сексуальные фантазии и, уж конечно, ни бесконечные часы ухода за отцом.
Он был мягче бархата и тверже стали. Гораздо длиннее ширины ладони. И пульсировал так, что пронимало до самого сердца.
Энн судорожно вздохнула.
— Пожалуйста, выключите свет.
— Не могу этого сделать.
Энн собралась протестовать — мол, она платит за их свидание, — но задохнулась от обжигающего жара. Он ее лизал, ласкал языком, а затем проник в рот. Майкл касался ее языка и неба «. — А плоть в кулаке пульсировала и трепетала. Легкие Энн ныли от потребности в кислороде, но Майкл не отрывался от нее. Он се сосал, как и обещал.
Сначала рот, потом груди, а затем клитор.
— Подними руки.
Платье шелковой змеей соскользнуло через голову. Взгляд Майкла перебегал с ее макушки к кончикам пальцев на ногах.
— Как вас зовут, мадемуазель?
Она удивленно посмотрела на него.
— Энн.
И тут же вспомнила, что стряпчий советовал оставаться анонимной — глупое предостережение. Может ли быть что-нибудь страшнее той боли, которая лишает женщину всего, кроме необузданно дикого желания? Ловкие пальцы расшнуровывали ее корсет.
— Вы можете называть меня Энн… — Она ужаснулась, услышав собственные слова, но они уже сорвались с ее губ. — Можно я буду звать вас Мишелем?
Проворные пальцы возились с ее нижней юбкой.
— Мы станем близки, Энн. Так близки, как только могут быть близкими два человека.
Нижняя юбка с шелестом распласталась возле ее ног. Стараясь сохранить последнюю одежду, женщина прижала руки к бокам. И отчаянно пыталась сосредоточиться на его словах.» Мы станем близки…»
— Вы говорили, что у нас не романтическая связь.
— Так оно и есть. В страсти нет ничего романтического. — Ладонь Майкла охватила ее ягодицы, пальцы проникли в отверстие в шерстяных панталонах. Вторая нижняя юбка упала рядом с первой. — Страсть — абсолютно земная вещь. Изначальная. — Внезапно его руки оказались в ее панталонах. Шероховатость шрамов ощущалась во впадине между ягодицами. — Мы будем потеть. Мы будем кричать. — Ладони скользнули вниз, охватили бедра и привлекли к твердой мужской плоти. — Мы будем сражаться друг с другом за ваше наслаждение. А когда достигнем наивысшей точки, сольемся в страсти в единое тело. — Фиалковые глаза приковали ее взгляд. — Вот что произойдет, мадемуазель, когда я увлеку вас в постель.
Энн реально ощутила хрупкость своего позвоночника, даже на мгновение показалось, что вот-вот переломится спина. Она отчаянно пыталась собраться с мыслями.
— Вы испытываете оргазм одновременно с женщинами?
Его пальцы вынырнули из ее панталон и принялись расшнуровывать корсет.
— Когда наступает нужный момент.
Китовый ус смялся, как разорванный аккордеон, и корсет тоже оказался на полу. Но его потеря скорее затруднила, чем облегчила дыхание Энн.
— А как вы узнаете, что наступает нужный момент?
— Тогда женские крики начинают отдаваться в моем мозге. — Не отводя от нее взгляда, Майкл положил ладони ей на груди и провел по болезненно напрягшимся соскам. — А сама женщина настолько измотана, что больше не в состоянии испытать оргазма. Поднимите руки, — неожиданно приказал он.
У Энн не оставалось выбора, и она повиновалась. Льняная ткань скользнула вверх через голову. Прохладный воздух. Горячая кожа. Руки Майкла тяжело лежали на ее обнаженных грудях. Ощущение было необыкновенно сильным. Невероятно болезненным. Энн не представляла, что бывают такие всепоглощающие желания.
Но стоило ей об этом подумать, как Энн тут же осознала, что это ложь. Она захотела Майкла восемнадцать лет назад, когда увидела, как он танцевал с графиней Рали — красивой, богатой женщиной старше ее на пятнадцать лет. И прекрасно понимала: хоть она и богатейшая наследница в Англии, но он на нее и не взглянет.
Так и произошло.
Энн зажмурилась. Майкл не был бы теперь с ней, если бы у нее не хватило денег.
— Открой глаза, Энн, — приказал он. Она нехотя повиновалась.
— И больше не закрывай. Не от кого прятаться. Я знаю все, что ты чувствуешь. И понимаю все, что ты хочешь.
Откуда этот мужчина — этот превосходный самец, который не притворялся, когда голым целовал ее и дрожал от страсти, — откуда он может знать о желаниях старой девы?
— Откуда вам знать, чего я хочу? — Слова с трудом слетали с ее языка. — Почему вы один понимаете, насколько непреодолимо желание, чтобы к тебе прикасались, что женщина даже готова за это платить?
Глаза Майкла затуманили чувства, о которых Энн не могла даже подозревать.
— У каждого есть свои желания.
— Даже у вас?
Он не отвернулся.
— Да.
— И вы когда-нибудь платили за них?
Шрамы на правой щеке напряглись.
— Да.
— Но зачем? — хрипло выкрикнула Энн. Глаза Майкла потемнели, но одновременно в них вспыхнул огонь.
— Вот за этим. — И он провел ладонью по ее каменно-твердому, заострившемуся соску.
У Энн все сжалось в груди, и она судорожно выдохнула, когда он наклонился и взял ее сосок в рот. В груди разлился и побежал по спине раскаленный металл.
Руки? Что делать с руками? А с пальцами? Запустить в его волосы, как он сам недавно это делал? Притянуть его голову к груди, чтобы он полнее вобрал се сосок в рот?
Беспорядочные мысли нарушило прикосновение грубой от шрамов кожи. Рука проникла в панталоны и коснулась губ, до которых раньше, кроме нее, никто не дотрагивался. Это прикосновение заставило ее тело содрогнуться.
Он уже в ней или только касается заветного места? Ноги Энн невольно раздвинулись, предоставляя мужчине свободу действий. Энн напряглась и ждала… ждала…
И вот это произошло: женщина ощутила влажный, горячий, шероховатый палец. Она судорожно обхватила голову Майкла, шея ее изогнулась в безмолвной конвульсии наслаждения. Оргазм совпал с чмокающим звуком, и Энн смутно поняла, что Майкл освободил ее сосок. Прохладный воздух после жара его рта показался ледяным. Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом.
— Ты не кричала.
Энн пыталась восстановить дыхание.
— Это… недостойно.
Особенно если ты старая дева!
— Я говорил тебе, шери, это страсть, а не роман. В моей постели нет места приличиям. Я бы все равно их изгнал. Ты обратилась ко мне ради того, чего не сыскать в мужниной постели, когда мужчина заботится только о том, чтобы сотворить себе наследника или удовлетворить потребности,
Палец продвинулся дальше во влажный проход. И оба почувствовали сопротивление мембраны — символа ее девичества.
— Крикните, когда я это сделаю. Мне надо знать, что я причинил вам боль. А потом кричите снова, когда испытаете наслаждение.
Слова Майкла встревожили и возбудили Энн.
Мать в сорок лет зачала ее — своего первого и единственного ребенка. Болезненная женщина, все остатки здоровья она отдала беременности и родам. Отец был на десять лет старше жены. Им не требовался ребенок — родители нуждались в няньке. И обрели ее в Энн.
Девочка никогда не плакала. И никогда громко не смеялась, чтобы не побеспокоить стариков. Все детские радости, подростковые заботы и взрослые горести она переживала тайком.
— У меня ничего не выйдет.
— Я тебя заставлю, шери. — Слова прозвучали, словно клятва. — До исхода ночи ты задохнешься от крика.
Энн напряглась. Мужчина находился у самых незащищенных врат ее женственности.
— Вы собираетесь проникнуть в меня пальцем?
— Ты меня хочешь?
— Да, — твердо ответила она.
Она хотела всего: его языка, его пальцев и члена. Всего, что он мог предоставить женщине. Всего, за что платила.
Внезапно мучительная угроза его руки исчезла. Панталоны опустели. Впервые она отдыхала после оргазма, вызванного чужими руками. И он показался ей недостаточным.
— Я захватила коробку французских штучек. — Энн сдерживалась, чтобы не дотрагиваться до своих пылающих грудей. — Там, в ридикюле.
Ловкие пальцы расстегнули пуговицы ее панталон. Черные ресницы в очередной раз скрыли выражение его глаз.
— Не нужно.
Нет, нельзя ему подчиняться! Она докажет, что умеет владеть своими чувствами.
— Я хочу, чтобы мы использовали те, что я купила.
— А я, шери, — нет.
— Но почему?
Энн наблюдала, как с нее сползала светло-бежевая шерсть, и понимала, что открываюсь его взгляду: слишком полные бедра, округлость живота, каштановые волосы на лобке…
Она вдруг осталась совершенно обнаженной. Густые черные ресницы взлетели вверх, взгляд фиалковых глаз пронзил ее насквозь.
— Дело в размере, шери. Мои презервативы специально скроены.
Пальцы Энн сомкнулись на его запястье.
— Я хочу, чтобы вы их надели.
Майкл, словно сдаваясь, поднял руку. Шрамы испещряли ее и с внешней и с внутренней стороны.
— Tout ce que tu vue. Все, что ни пожелаешь.
Ухватившись за пальцы, которые вскоре окажутся в ней, Энн неуклюже вылезла из панталон. Никогда еще она не осознавала свою женственность настолько остро.
Перед ней стояла непомерно огромная кровать на медных ножках. Воздух наполнял терпкий, сладкий аромат роз.
Энн отпустила его руку. Майкл выдвинул верхний ящик дубового комода и достал коробочку, на крышке которой красовался портрет премьер-министра Гладстона. Снял крышку и подал ей.
Энн невольно вспомнила, что на ее коробочке был портрет королевы Виктории. Но выражение монаршего лица казалось не менее суровым, чем у Гладстона. Она осторожно взяла кусочек туго скатанной резины.
Предложив женщине презерватив, словно какую-то обычную вещь, Майкл закрыл коробочку крышкой и поставил рядом с вазой с цветами.
Энн склонила голову. Волосы, обрамляя лицо, рассыпались по плечам. Девическая скромность боролась с плотским желанием. Преодолеть и то и другое значило продемонстрировать ему, что она, как и все другие, такая же земная женщина. Медицинские записки умалчивали о том, что у мужчины во время возбуждения выделяется секрет.
— У вас влага.
— У вас тоже, мадемуазель.
Преодолевая смущение, Энн принялась накатывать презерватив. Головка пениса была слишком велика. И как Энн ни старалась, у нее ничего не получалось. Она замерла, и на пульсирующий член упали ее слезы.
Совершенно униженная, она, однако, по-прежнему хотела его.
Его дыхание коснулось ее волос. Энн заметила какое-то движение: рука Майкла проникла ей между ног и пальцы коснулись заветных губ. Что-то твердое коснулось затылка — его лоб. Палец дрогнул, чувствуя, как она возбуждена. А в следующую секунду Энн увидела свое возбуждение: Майкл поднял руку — на среднем пальце блестела капелька ее женского сока.
— Всему требуется смазка, шери. — Он, размазывая влагу, провел пальцем по головке члена. — Оттяни кончик презерватива, чтобы осталось место для спермы, а теперь накатывай вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31