Вот к чему приводит стремление сделать разрыв менее болезненным. Оно лишь усугубляет страдания.Нет, лучше уж порвать отношения так, как это сделала она. Правда, немного опоздала. Мистер Карсингтон успел признаться ей в своих чувствах. Она проявила слабость, ей захотелось, прежде чем расстаться навсегда, побыть с ним еще немного.И все же она причинила ему боль. Но он тоже ее ранил. «Я по уши влюблен в вас, Мирабель».Кто бы мог подумать, что эти слова могут причинить такую сильную боль?Тем не менее она знала, что оба они исцелятся. Со временем.А сейчас на карту поставлено нечто более важное, чем ее сердце.У нее нет выбора. Она должна была отделаться от него.
Алистеру потребовалась примерно минута, чтобы оправиться от удара и последовать за ней, но именно на эту минуту он опоздал. Он потерял из виду Мирабель, хотя шел так быстро, как позволяла нога.Увидел ее лишь, когда вышел на главную улицу возле гостиницы. Вернее, увидел ее спину, удаляющуюся на двуколке с низеньким грумом, устроившимся на запятках.Он поспешил в гостиницу, чтобы приказать подать ему лошадь, и едва не столкнулся со слугой, выходящим из дверей.— А-а, вот и вы, сэр, — сказал слуга. — К вам…— Мне нужна лошадь, — прервал его Алистер. — Умоляю, поторопитесь.— Да, сэр, но…— Лошадь под седлом, и быстро, — оборвал его Алистер. — Если это вас не слишком затруднит.Слуга выскочил во двор.— Куда ты так спешишь, Кар, позволь тебя сопроводить? Алистер повернулся, услышав знакомый голос.В дверях, ведущих в частные апартаменты, стоял лорд Гордмор. Плащ его был забрызган грязью, а сапоги выглядели так, словно побывали в болоте и были изжеваны крокодилом.Алистер быстро взял себя в руки. Он уже привык к потрясениям.— Ты выглядишь как черт знает что, — сказал он другу. — Я спросил бы, что привело тебя сюда, но очень спешу. Почему бы тебе не принять ванну или не заняться чем-нибудь еще? А поговорить мы успеем, когда я вернусь.— Э-э, нет, приятель. Думаю, нам надо поговорить прямо сейчас.— Позднее, — бросил Алистер. — У меня неотложное дело.— Кар, я проехал сто пятьдесят миль в почтовом дилижансе, — сказал его друг. — Пьяный идиот, который правил четверкой лошадей, вечером в субботу перевернул нас в канаву в десяти милях от какого-нибудь жилья. Большую часть следующего дня мы потратили на то, чтобы отыскать кого-нибудь, кто, нарушив священный день отдохновения, починил бы нашу повозку. Я не спал ни минуты с тех пор, как пришла экспресс-почта от Олдриджа, — кстати, письмо, судя по всему, было написано его дочерью. Оно разбудило меня в субботу ни свет ни заря.Услышав последнюю фразу, Алистер остановился как вкопанный.Письма, о которых упоминала мисс Олдридж, были отправлены экспресс-почтой более недели назад.— Экспресс-почтой? Из Олдридж-Холла? — удивился он. — В прошлую субботу? Всего три дня назад?— Совершенно верно, — сказал Горди. — Я рад, что мозговая травма не лишила тебя способности производить простейшие арифметические действия.— Мозговая травма. — Алистеру не потребовалось много времени, чтобы сложить два и два. — Понятно, — спокойно произнес он, хотя тон его понизился на целую октаву. — Какие еще интересные подробности любезно сообщила тебе мисс Олдридж?
Двое мужчин удалились в частную гостиную Алистера. Там Горди передал ему срочное послание, полученное из Олдридж-Холла.Пока его сиятельство поглощал завтрак, Алистер читал письмо.Хотя письма было подписаны мистером Олдриджем, изобилующий завитками почерк, как и стиль письма, принадлежали явно не ему, а мисс Олдридж. Если судить по почерку, можно предположить, что автор обладает живым воображением и так же легкомыслен и непослушен, как и его волосы.В то же время мисс Олдридж никогда не лукавила, ее искренность не вызывала сомнений, она не витала в облаках, обладая острым умом.Диагноз доктора Вудфри «нервное переутомление» она истолковала как «нервный срыв», шишку на голове как «мозговую травму». Говоря о ввалившихся глазах Алистера, она намекала, что он тяжело болен и состояние его ухудшается. Она сравнивала его бессонницу с лунатизмом леди Макбет и беспокойством Гамлета, намекая, что Алистеру грозит безумие. Она согласилась с Алистером, назвавшим доктора Вудфри невежественным деревенским шарлатаном. Настаивала на том, чтобы мистера Карсингтона осмотрел в Лондоне «практикующий врач, психиатр».Она скромно призналась, что может ошибаться, поскольку не является специалистом в подобного рода заболеваниях, и сочувствует лорду Гордмору, доверившему свой бизнес человеку, у которого с головой не все в порядке.Еще долго после того, как он дважды прочел это — сначала с яростным возмущением, а потом со сдержанным восхищением, — Алистер сидел, уставившись на испещренную завитками страницу. Будь он один, обвел бы эти завитки пальцем. Но он в достаточной степени владел собой, чтобы не сделать этого, но, вместо того чтобы вернуть письмо Горди, аккуратно сложил его и засунул в потайной карман жилета — поближе к сердцу.Горди вопросительно посмотрел на него.— Не сомневаюсь, что Олдридж — или его дочь — преувеличивают опасность, — сказал его сиятельство. — И все же тебе надо показаться компетентному лондонскому врачу. Падение в горный ручей не могло улучшить твоего состояния, а ведь для нас с тобой не секрет, что твой мозг после Ватерлоо основательно пострадал.— У меня тогда был жар, — возразил Алистер, — и я бредил.— Но когда жар прошел, ты не мог вспомнить, что происходило на поле боя и каким образом ты был ранен. Ты не поверил бы мне, если бы я не привел к тебе тех парней, которые рассказали о твоих подвигах.— Но ты об этом знал, — сказал Алистер.— Конечно, знал, — согласился Горди. — Я знал тебя с детства. И понимал, что что-то не в порядке. Ты не подумал о том, что недавний ушиб головы усугубил твое состояние?— У меня была амнезия, — сказал Алистер. Горди с сомнением взглянул на него.— Амнезия, — повторил Алистер, подумав, что об этом догадалась мисс Олдридж, кроме нее никто не заметил, в том числе и он сам, и его друг Горди.— Амнезия, — повторил Горди.— Вот именно. А когда я ушиб голову, память вернулась.— Но ты плохо выглядишь, Кар. Не лучше, чем когда мы с Зорой унесли тебя из палатки хирурга.— Это все из-за бессонницы, — проговорил Алистер.— Понятно. Амнезия и бессонница. Что-нибудь еще?— Я не сошел с ума, — заявил Алистер.— Я этого не сказал. Тем не менее…— Мысль о моем психическом заболевании тебе навязала мисс Олдридж, — теряя терпение, произнес Алистер. — Она манипулирует тобой, неужели не понимаешь? Она пытается избавиться от меня.Брови Горди поползли вверх.— Вот как? Это что-то новенькое. Гораздо чаще женщин приходится буквально с кожей отрывать от тебя. Даже Джудит Гилфорд сменила бы гнев на милость — особенно после Ватерлоо, если бы ты поползал перед ней на коленях.— Я гнусно использовал ее, — пробормотал Алистер. — Стыдно вспоминать.— Кар, мы с тобой оба знаем, что она была невыносима.— Это не повод для того, чтобы изменить ей с другой женщиной, тем более открыто, — возразил Алистер. — Неудивительно, что мисс Олдридж не доверила бы мне представлять ее интересы.Лорд Гордмор поставил на стол кружку.— Прошу прощения, я не ослышался? Ты сказал: ее интересы?— Общие интересы, — ответил Алистер. — Она выступает от имени других обитателей Лонгледж-Хилла, поскольку они с чрезмерным благоговением относятся к моему отцу и моим так называемым героическим подвигам и не решаются высказывать свои возражения.Ошеломленный, его сиятельство после некоторого молчания сказал:— Иными словами, только мисс Олдридж высказывает возражения против строительства каната. Нашим единственным противником является женщина. Но она не имеет права голосовать. Не контролирует ни единого места в палате общин.— Возражает не она одна, — сказал Алистер. — Но только она осмеливается высказывать возражения вслух.— Дружище, в наши обязанности не входит поощрять робких высказываться, — заявил Гордмор. — Наша задача — проложить канал. В настоящее время единственным нашим противником является женщина, а это все равно что вовсе не иметь противников. Надо ковать железо, пока горячо.— Мы не готовы его ковать, — произнес Алистер. — Я на две недели был выведен из строя. Эта старая курица Вудфри запретил общаться с кем бы то ни было. Я еще не обсуждал вопрос о строительстве канала с землевладельцами.— Тебе и не нужно его обсуждать.— Горди, эти люди не враги. Мы должны договориться с ними, а не лезть на рожон.Лорд Гордмор поднялся.— Ты мой самый близкий друг, Кар, но я не могу допустить, чтобы твоя совесть, или мозговая травма, или что-либо другое заставили нас упустить такую великолепную возможность. Слишком многое поставлено на карту. И если бы ты мог собраться с мыслями, то понял бы это. Я не могу ждать, пока к тебе вернется самообладание, как бы ни хотел этого. Я прямо пойду в редакцию газеты, чтобы поместить объявление о заседании комитета по вопросу строительства канала.— Сейчас? — ошеломленно переспросил Алистер. — На какой день?— На следующую среду. В местной «Дерби Меркьюри» объявление появится в эту среду. Хочу предупредить всех заблаговременно, чтобы не было претензий и жалоб, хотя всему Дербиширу уже известны наши планы. Глава 15 Мать Мирабель была похоронена не на погосте в Лонгледже, а в семейном мавзолее.Построенное в начале прошлого столетия, это округлое сооружение в греческом стиле стояло на склоне холма, на некотором расстоянии от дома, за мостом, перекинутым через искусственный ручей, появившийся примерно в то же время.Прошло два часа с тех пор, как Мирабель покинула Мэтлок-Бат и теперь стояла у места захоронения матери. Окружающая красота умиротворяла ее душу, пусть даже в тот момент жизнь казалась ей беспросветной.— Ох, мама, что, скажи на милость, мне делать?Ответом ей была тишина. Не было на свете ни одной живой души, которой она могла бы открыть свое сердце.Мирабель не спеша продвигалась от одной колонны к другой, рассказывая матери, а также другим покоящимся здесь предкам обо всем, что произошло за последние несколько дней.Дул сильный мартовский ветер, заглушая ее голос, а также цоканье лошадиных копыт по мосту. Ей послышалось было негромкое ржание, но ветер сразу же унес звук, и она решила, что это опять чем-то недовольна Софи. Сегодня кобыла вдруг ни с того ни с сего невзлюбила мост, и ее едва удалось заставить пройти по нему. Оказавшись на другой стороне ручья, она не пожелала везти хозяйку вверх по склону к мавзолею, а согласилась лишь спуститься вниз.У Софи время от времени возникали подобные причуды. И Мирабель, привязав кобылу возле моста, отправилась дальше пешком.Она стояла по другую сторону здания, глядя на то место, где канал лорда Гордмора должен был прорезать пейзаж. Поэтому она не увидела высокого всадника, который спешился, привязав своего коня рядом с Софи, и стал, прихрамывая, подниматься на холм.Услышав позади шаги, Мирабель обернулась, и сердце у нее болезненно сжалось.Она вздернула подбородок, придав лицу высокомерное выражение.— Мистер Карсингтон? — неприветливо произнесла она.— Ах ты злая, злая девчонка, — сказал он.Он раскраснелся, его золотистые глаза сверкали. Стало трудно дышать, как перед грозой.Она понимала, что гроза — это он сам, а то, что она чувствовала, — это сила его гнева. Его гнев был так же осязаем, как и его обаяние, заставляющее безоглядно влюбляться в него даже опытных куртизанок. Она хотела отступить назад, чтобы избежать воздействия этой непреодолимой притягательной силы, но гордость не позволила ей спасаться бегством.— Мне безразлично, что вы обо мне думаете, — заявила она. — Ваше мнение не имеет для меня никакого значения.— Ты лгунья, каких свет не видывал. — Он подошел ближе. Мирабель замешкалась, он привлек ее к себе и обнял. Она попыталась увернуться и опустила голову. Если он ее поцелует — все пропало.Но он ее не поцеловал — лишь крепко прижал к себе и пророкотал, уткнувшись куда-то в шляпку:— Значит, Вудфри шарлатан, не так ли? А я хожу во сне и говорю сам с собой, а? А ты не доверила бы свой бизнес человеку, у которого не все в порядке с головой. Разумеется, не доверила бы. Ты не отдала бы свое дело ни в чьи руки. В отличие от своего тела.Мирабель могла бы высвободиться из его объятий. Он был слишком благороден, чтобы не отпустить ее, но она почему-то не сопротивлялась.С тех пор как они встретились с ним, он по частицам украл ее сердце, еще немного, и он украдет все. Она понимала, что на этот раз ее ожидают значительно большие страдания, чем те, которые пришлось перенести, когда она порвала с Уильямом.— Простите меня, — прошептала она, уткнувшись в его плащ.Мистер Карсингтон, очевидно, без труда расслышал ее извинение, потому что оторвал ее от своего плаща, отпустил на шаг и, держа ее на расстоянии вытянутой руки, взглянул на нее.— Письмо Гордмору было чудовищным ударом, нанесенным исподтишка, Мирабель. Если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что ты специально соблазнила меня, чтобы заставить всех думать, будто я психически нездоров.— Ах нет, вы ошибаетесь, — сказала она. — Ей-богу, то, что я говорила вам тогда, было чистой правдой.— Ты сказала, что испытываешь ко мне сильные чувства.— Да, но разве от этого кому-нибудь стало лучше? — воскликнула она. — Они ведь не заставят исчезнуть этот ваш проклятый канал? И он все равно будет проложен вон там. — Она кивком указала место, где предположительно должна была пройти трасса канала. — Вы испортите все, наши с мамой труды пойдут насмарку. Это причинит мне невыносимую боль. — У нее перехватило дыхание, а глаза наполнились слезами.— Значит, это работа твоей матери, — задумчиво произнес он мгновение спустя. Мирабель кивнула, не в силах произнести ни слова. С тех пор как умерла ее мать, она не плакала прилюдно. Слезы — это слишком личное. Да и мужчин они сердят, заставляя испытывать неловкость или смущение.Он отпустил ее, отошел в сторону и некоторое время стоял, глядя туда, куда она указала. Потом вернулся и взял ее за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39