Обеими руками он откинул с лица мокрые волосы и пригладил их. Потом встал.Ее челюсть отпала, будто к ней привесили тяжелую гирю.Эйрик с трудом подавил усмешку:— Ты не дашь мне одну из простыней? Я хочу вытереться.Идит уставилась на ту часть его тела, которая любит посторонние взгляды. Очень любит. Последовала немедленная реакция, и глаза жены пораженно вскинулись вверх.— Что ты сказал? — проскрипела она. — Когда?— Только что.— Ты не дашь мне одну из простыней, которые держишь в руках? — повторил он, забавляясь ситуацией.— О… — Она шагнула ближе, явно заставляя себя не опускать взгляд ниже уровня его груди. Торопливо положила белье на комод и повернулась, чтобы уйти.— Ты не могла бы вытереть мне спину? — спросил он, желая задержать ее в комнате.Ему показалось, что он расслышал сдавленный вздох.— Пожалуйста!Она вернулась, буквально волоча ноги. Нерешительно взяла простыню и стала вытирать его спину, начиная с плеч.— У тебя огромный синяк на плече. Больно?Она нажала на него пальцем, и Эйрик дернулся:— Святые мощи! Конечно, больно.— Как это случилось?Он пожал плечами:— Мы тушили огонь, и на меня упал ствол горевшего дерева. Мне досталось и немало царапин.— Деревья в саду тоже сгорели? — тихо спросила она.— Да, но многие из них можно будет спасти осторожной подрезкой. Ты ведь умеешь все на свете, поэтому я не сомневаюсь, что тебе удастся их оживить.Она сделала вид, что не слышала его насмешку.— Тебе нужно положить мазь на ушиб. Кожа повреждена.— А что ты скажешь насчет свиного сала с твоих волос? — предложил он сухо.Он почувствовал, как ее пальцы дрогнули. Сейчас она прикидывает, шутит он или говорит всерьез.— Ведь ты говорила, что оно помогает лошадям, верно?— Да, верно, а ты определенно из той же породы, хотя больше походишь на мула. — Она засмеялась, и напряжение ушло из кончиков пальцев, она продолжала вытирать его нежными, быстрыми движениями, отчего чувства его пришли в необычное возбуждение.— Почему у тебя всегда горячая кожа? — выпалила она.— Что?Он оглянулся через плечо. Идит прикусила нижнюю губу и вспыхнула сквозь слой копоти на лице.— Твое тело пышет, будто печка.— Правда? — улыбнулся Эйрик. — Может, это потому, что ты и твоя губительная близость распаляют меня, — насмешливо произнес он.— Ха! Моя и всех других девиц отсюда до Йорка.Эйрик не стал обращать внимания на ее выпад и хрипло спросил:— А вот интересно, леди супруга, что может заставить тебя стать горячей?У Идит отхлынула от лица кровь, сделав золу еще более безобразной. Она недовольно откинула простыню в сторону и отошла прочь.— Перестань все время трогать мои чувства.Эйрик ухмыльнулся:— Я трогаю твои чувства?«Мне хотелось бы трогать не только твои чувства, а и все остальное, сладкая ведьма. Почему бы тебе не подойти немного ближе? Подойди, Идит, давай немножко поиграем… потрогаем друг друга».Но не только ее чувства были затронуты, Эйрик понял это, когда опустил глаза и увидел, насколько в нем пробудилось желание. Он хотел было повернуться к ней, но засомневался, стоит ли и впрямь так уж ее дразнить.Впрочем, ей это только на пользу, решил он наконец и с нахальной улыбкой повернулся.— Лучше бы ты прикрывал свое добро, милорд, или те вороны, о которых ты говорил внизу, найдут себе новое место для насеста.Наступила очередь Эйрику поперхнуться. Он невольно воздал должное острому язычку жены, пусть даже она и пустила его в ход против него. Засмеявшись, он натянул нижнее белье и пару линялых штанов, все время следя за ее грациозными движениями, пока она укладывала белье в комод, стоявший в изножье кровати, подбирала его грязную одежду и мокрую простыню, сгребала намокший тростник возле лохани в кучку, чтобы потом выбросить.— Тебя нужно подстричь, — заметила она за его спиной, когда он расчесывал гребнем из слоновой кости длинные до плеч волосы.— Да, пожалуй, — признал он, глядя на себя в кусок полированного металла, висевший над туалетным столиком. — Вот и займись этим.— Я не очень хорошо умею стричь, — отказалась она.— Боже мой, Идит! Наконец-то мы обнаружили что-то, в чем ты не мастер, верно?Она не улыбнулась его насмешке.— Смотри веселей, жена. Жизнь слишком коротка, чтобы все время кукситься.— Сам подстригай себе волосы, дурень. У меня нет времени на твои глупости. — Схватив в охапку белье, она направилась к двери.— Нет, останься и подрежь мне волосы, — велел он. — К тому же я хочу поговорить с тобой насчет Стивена.Она неохотно вернулась и положила белье на пол. Он уселся спиной к ней на низкий табурет и вручил ножницы.— Коротко тебя подстричь?Он пожал плечами и провел пальцем воображаемую линию под затылком.— Покороче. Только не отрежь мне уши. — «Или какую-нибудь другую часть тела».Она молчала за его спиной, захватывая прядь за прядью и отстригая их концы ножницами.— Идит, неужели ты никогда не смеешься?— Смеюсь, когда слышу что-нибудь смешное. Но в основном то, что тебе кажется смешным, на самом деле просто плоские шутки в мой адрес.«Что ж, в основном это верно», — подумал он.— А что может рассмешить тебя?— Твое бахвальство тем отростком, который находится у тебя между ног и который ты так высоко ценишь, — быстро нашлась она. Он почувствовал по кончикам пальцев, на миг замершим, что она тут же пожалела о поспешных словах.Эйрик засмеялся.— Ты преувеличиваешь мою способность… к росту, — тут же отозвался он, обнаруживая, что ему нравится эта более легкомысленная и менее чопорная сторона его жены.Жены!Эйрику вспомнились прежние мысли насчет Идит и жажда поскорей завершить их брачный обет. А причиной, по которой он не решался осуществить то, к чему до боли звало его тело, был Стивен из Грейвли.Может, ему надо сейчас просто повалить жену на постель и покончить со всеми играми? Провести день в постели с покорной его ласкам женщиной — чертовски неплохая мысль. Он оглянулся через плечо и обнаружил, что Идит хмурится после его последних слов о юморе.Пожалуй, не время, мудро рассудил он.Покончив со стрижкой, Идит провела гребнем по его волосам, проверяя, ровно ли сделала работу.— Что ж, неплохо, — заявила она, откладывая в сторону ножницы и отгребая пряди волос к кучке мокрого тростника.Она остановилась посреди комнаты, словно что-то обдумывая.— Эйрик, мне уже давно хотелось обсудить с тобой нечто важное, — нерешительно проговорила она.Он показал рукой на соседний стул.— Мне очень неловко, но я бы хотела, чтобы ты понял, почему я на это пошла.Эйрик встрепенулся, понимая, что она собирается признаться в своем маскараде. Теперь, зная про ее обман, он ясно увидел, что Идит необыкновенно хорошенькая. Раньше он принимал морщинки от ее хмурого вида за старческие складки. А уж рот с неотразимой родинкой был выше всяких похвал. Ему не терпелось рассмотреть и другие части ее тела, которые она держала спрятанными так надежно.Но хотелось ли ему выслушивать ее признание до того, как вернется со своим докладом Сигурд? Одна его часть жаждала как можно скорей лечь с ней в постель и погасить огонь желания, бушующий в крови. Эта часть располагалась ниже пояса. Другая, более подверженная рассудку, предостерегала, что он рискует заронить семя в женщину, которая замыслила вместе со Стивеном его погибель. Нет, придется подождать несколько дней до возвращения Сигурда.Эйрик стал придумывать, как бы предотвратить ее признание. И внезапно возликовал от одной заманчивой мысли, что пришла ему в голову.— Идит, расскажи мне подробней про свои свечи-часы.— Что?— Ты говорила, что делаешь какие-то особые свечи. Какие они? Ты их сама придумала?— Нет. Первым их стал делать король Альфред много лет назад. Но я поработала над этим и кое-что улучшила, так что мои свечи теперь более совершенны.— Посмели бы они не стать такими!— Ты и вправду хочешь слушать или просто делать ехидные замечания?— Я вправду хочу слушать.Идит с сомнением покосилась на него, но все же стала объяснять:— Свечи, придуманные стариной Альфредом, содержат воска в семьдесят два пеннивейта и горят четыре часа, значит, шесть свечей сгорают за сутки, по ним отмечают время. Я придумала одну большую свечу, с четырьмя отметками, которая горит двадцать четыре часа, и таким образом…— Таким образом, можно не думать о там, что пора зажигать следующую свечу, — закончил он за нее, невольно пораженный ее сообразительностью. — Вероятно, на них огромный спрос.— Немалый. И они очень дорогие, но все же раскупаются столько, сколько я успеваю делать. — Она испытующе поглядела на него и спросила: — Так зачем ты захотел узнать про мои свечи?«Гм, значит, она не приняла за чистую монету мой внезапный интерес к ее замечательным талантам. Умная леди!»— Ты не захочешь этого слушать.— Нет, захочу.— Ну, раз уж ты за себя ручаешься… — «Прежде чем я разделаюсь с тобой, ты отучишься лгать мне вообще. И пожалеешь о своем маскараде гораздо больше, чем можешь предполагать». — Я просто подумал: не могла бы ты мне сделать свечу на пять часов? — кротко сказал он.Она подняла бровь, почуяв что-то неладное.— Для каких целей?«Я-то думал, что ты не спросишь, моя чопорная и правильная женушка. Ну-ка, посмотрим, сумею ли я расшевелить твои чувства еще немного».— Ты слыхала про лотос с пятью лепестками? — «Никогда в жизни, клянусь головой, ведь я сам только что придумал».— Нет. — Она нахмурилась, вероятно пытаясь как-то связать его вопрос о свече-часах с цветком лотоса. — А что, этот цветок имеет какое-то отношение к воску для свечей? Может, когда пчелы собирают с него пыльцу, воск получается какой-то особый?Эйрик едва удержался, чтобы от удовольствия не потереть руки. Как можно небрежней он сказал:— Нет, тут важно как раз то, что делается за те пять часов, пока горит свеча.— О?— Но думаю, тебе это не интересно. — Со скучающим видом он поглядел на ногти. «Спроси меня. Спроси меня. Спроси меня».— Ты меня заинтриговал.«Клюнула! Клюнула, моя маленькая, доверчивая голубка. Ты так кротко шагнула в мою хитрую ловушку, весьма тебе благодарен».— Ну, если тебе и впрямь интересно узнать, то в одном из восточных гаремов был калиф…— Ох, нет, не хочу слушать, твои гаремные сказки!Он с невинным видом поднял брови.— Разве я уже тебе рассказывал?— Помнишь, ты сказал, что прозрачные ткани, вроде моей сетки для пчел, носят в восточных гаремах?— Я забыл. Нет, это другая история. — Он небрежно махнул рукой. — В этой говорится про время и, может, про твои свечи.Она с сомнением поглядела на него своими фиалковыми глазами, краше которых он никогда в своей жизни не видел, и наконец процедила:— Продолжай.«Ох, мне она нравится, как она мне нравится!»— Так вот, в одном восточном гареме жил-был калиф, он купил девушку-рабыню, которая не оценила чести разделить с ним ложе.— Хм!— Даже когда он пообещал сделать ее своей одиннадцатой женою, она не позволила ему насладиться ее прелестным телом.— Одиннадцатой! Ха! Да он и так небось слишком устал, ему некогда было даже дух перевести.Эйрик усмехнулся, удовлетворенный тем, что ему удалось возбудить ее интерес, и предвкушая, как поймает ее в паутину собственного любопытства.— Чего он только ни пробовал — подарки, афродизиаки…— Афро… что?Вопрос Идит на мгновение смутил Эйрика, в его голове закружились всяческие неприличные фантазии. Взяв себя в руки, он проворчал:— Оставим объяснение на другой раз. Ты все время будешь перебивать меня? Если так, то мы можем пропустить обед, а я страшно проголодался.— Продолжай. Обещаю, что больше не помешаю тебе.«Я искренне сомневаюсь в этом».Одним словом, калиф испробовал все, но безрезультатно. Наконец обратился к некоему мудрецу, который рассказал ему про лотос с пятью лепестками.Он взглянул на Идит, которая с интересом наклонилась вперед. «Вот так-то, Идит, моя доверчивая птичка. Подожди немного».— Мудрец дал калифу совет запастись пятьючасовым временем. И каждый час обрывать на лотосе по лепестку. В первый час не должно быть вообще никаких прикосновений. Мужчина и женщина снимут одежды и будут просто разговаривать. Они могут выпить чашу вина, чтобы расслабиться, и мужчина может рассказать женщине, как он собирается ее ласкать. Конечно, женщина тоже может сказать мужчине про свои желания, но если застенчива, то может ограничиваться намеками, чего бы ей хотелось от мужчины. А если она и в самом деле робеет, то будет просто кивком головы показывать, что он затронул какую-то особенно возбуждающую тему.— Ох, ты и в самом деле сошел с ума, Эйрик, если рассказываешь мне такие дурацкие сказки. По-моему, тебе пора навестить свою любовницу в Йорке. Может, Аза излечит тебя от развратных мыслей.Эйрик насупился. Ему не нравилось, что Идит так легко отмахивается от него. И, странное дело, не нравилось и то, что Идит принимает его любовницу. В этом было что-то противоестественное.— Сейчас мне не хочется заниматься любовью с Азой. Вообще-то в последнее время я больше думаю о тебе в моей постели.Идит до того изумилась, что просто онемела. Правда, он и сам удивился, что признался в своей тайной склонности. Однако тут же воспользовался молчанием Идит, чтобы продолжать свою придуманную историю, пока у жены не проснулся вновь язвительный язычок.— В течение второго часа они будут только целоваться, но самыми разными поцелуями, с которыми ты, несомненно, знакома. Включая все части тела.Идит ахнула от негодования и встала, словно ей невмоготу было оставаться в его обществе.— Ты… ты…Толкнув ее снова на стул, он продолжал:— К этому времени, конечно же, она уже сумеет один раз… хм… достичь экстаза, и тогда…— Экстаза? — недоуменно переспросила Идит.И тут растерялся Эйрик. Его наивная жена, пусть даже она лежала с мужчиной и родила ребенка, не понимала, что значит для женщины взбираться на вершину любовного блаженства и взрываться от исступленного наслаждения. Он попытался найти нужные слова, а потом осторожно сказал:— Ты, несомненно, знаешь, что мужчина теряет разум от удовольствия, когда совокупление достигает… ну, своей высшей точки. То же самое происходит и с женщиной.— Теряет разум? И это удовольствие, к которому нужно стремиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49