За ним следила Лили.
Отчаянно стремясь увидеть дочерей, он тем не менее понимал, что положение слишком взрывоопасно для него, чтобы, поддавшись искушению, прибыть неожиданно, поэтому рано утром позвонил Лили. Вначале она наотрез отказалась встречаться с ним, но когда поняла, что он приедет, несмотря ни на что, согласилась встретиться с ним в одиннадцать, когда девочек не будет дома.
В дом, построенный из известняка, вела высокая деревянная дверь с замысловатым резным узором, покрытым эмалью глубокого синего цвета. Высокие стрельчатые окна украшали белые ставни с открытыми верхними половинками, позволявшими видеть горшочки с розовой ползучей плющевой геранью. Эрик уже взялся за ручку дверного молотка, когда дверь распахнулась и на пороге показалась Лили.
Она выглядела усталой, напряженной и еще более похудевшей, чем ему помнилось, с бледно-фиолетовыми кругами под впалыми глазами.
— Я просила тебя держаться от нас подальше, — сказала она, зябко поежившись, хотя утро выдалось теплым.
— Нам нужно поговорить.
Эрик увидел группу туристов, приближавшихся к ним, и отвернулся. Не хватало только совмещать попытки вернуть прежнюю жизнь с раздачей автографов. Достав из кармана белой полотняной рубахи солнцезащитные очки, он надел их.
— Тут слишком много посторонних. Может, зайдем внутрь?
— Не хочу, чтобы ты даже приближался к их вещам.
Жестокость ответа Лили наполнила его такой бессильной яростью, что захотелось ударить ее. Вместо этого он крепко ухватил ее за предплечье, заставив поморщиться от боли, и стал подталкивать вдоль трехполосной набережной к скамье, обращенной в сторону реки.
Место было идиллическим. Три высоких платана отбрасывали на дорожку пятнистые тени. На отмели рядом с железным фонарным столбом ажурной конструкции стоял рыболов. Тесно переплетясь телами, так что было не понять, где кто, мимо прошла влюбленная парочка.
Присев на чугунную скамью, Лили начала механически сжимать и разжимать руки. Он остался стоять, слепо глядя на воду. Ему до конца дней будет ненавистен этот прекрасный город.
— Больше я не намерен поддаваться твоим угрозам, Лили. Я собираюсь предать дело огласке. Решил испытать свои шансы в суде.
— Ты не можешь сделать этого! — выкрикнула она.
— Тогда послушай меня.
Он окинул ее внимательным взглядом. Ногти рук были обкусаны до крови.
Она не могла отдышаться, словно от быстрого бега.
— Огласка разрушит твою карьеру.
— Теперь мне все равно! — воскликнул он. — Без моих детей карьера для меня ничто.
— А в чем дело? — фыркнула она. — Или не можешь найти никого другого, кто смог бы тебя сексуально возбуждать?
Он сгреб ее в охапку. Задыхаясь, она попыталась вырваться, вжимаясь в скамью. Он побелел от ярости и понял, что если не отпустит ее, то может ранить.
Грязно выругавшись, Эрик выпустил руку Лили и сдернул солнцезащитные очки. Они хрустнули в его руке, и он швырнул их в Сену.
— Черт бы тебя побрал!
— Я не позволю тебе даже приблизиться к ним! — выкрикнула она, вскочив со скамьи. — Я ни перед чем не остановлюсь. А если ты обратишься в суд или попытаешься еще как-то отобрать их, я пошлю их в подполье.
Эрик непонимающе уставился на нее:
— Что ты сделаешь?
У нее на виске бешено пульсировала тонкая голубая жилка.
— Существует подпольная организация, защищающая детей в случаях, когда закон не способен обеспечить им защиту. Она нелегальна, но имеет большую силу. — Ее серые глаза потемнели от горечи. — Я знала, что ты не оставишь попыток добраться до них, поэтому за прошедшие недели все хорошенько взвесила. И теперь, Эрик, мне достаточно просто сказать одно словечко, и девочки исчезнут. И тогда уж их не получит никто — ни ты, ни я.
— Ты не сделаешь этого! Не пошлешь же ты их в бега с незнакомыми людьми!
— Эти незнакомые люди возьмут их под свою защиту, и я сделаю все возможное, чтобы они были в безопасности.
Лицо у нее перекосилось. Эрик видел, какой измотанной она выглядит, но жалости у него не появилось.
— Пожалуйста, — прошептала она, — не вынуждай меня отсылать их. Они уже и так потеряли отца. Не делай так, чтобы они потеряли еще и мать!
Разглядев за измученным видом Лили непреклонную решимость, он с обескураживающей определенностью понял, что ее слова вовсе не пустые угрозы. Она фанатично убеждена в его виновности.
Внутри закружил сгусток боли, стремительно нараставший.
— Неужто ты веришь, что я могу обидеть своих дочерей? — хрипло спросил он, сознавая всю тщетность своего вопроса. — Что я такого сделал, что заставило тебя поверить, будто я способен на подобное? Господи, Лили, ведь ты знаешь, как я их люблю!
По ее щекам покатились слезы.
— Единственное, что я знаю, мой долг — защитить их. И я сделаю все, даже если для этого придется отдать их в чужие руки. Не приведи Господь никому пережить тот ужас, что пережили мои дети.
Она повернулась, чтобы уйти.
Быстро шагнув вслед, Эрик заговорил полным отчаяния голосом:
— Скажи хотя бы, как они живут. Ну пожалуйста, Лили! Сделай для меня хотя бы это.
Отрицательно покачав головой, она ушла, оставив его в таком невыносимом одиночестве, которого он никогда еще не испытывал.
Глава 21

СЪЕМКИ НА НАТУРЕ. ОГРАДА ПАСТБИЩА
ВБЛИЗИ ДОМИКА НА РАНЧО. ДЕНЬ.
У ограды стоят Дэш и Дженни. Дэш сжимает в руке помятое письмо.
ДЖЕННИ: Это Блейк тебе написал? Когда он вернется домой на побывку?
ДЭШ: Письмо не от Блейка. Оно от твоей бабушки.
ДЖЕННИ (взволнованно): От моей бабушки? А я и не знала, что у меня есть бабушка!
ДЭШ: Помнишь всю ту ерунду, что я рассказывал тебе о твоей матери?
ДЖЕННИ (оживившись): Помню. Ты еще говорил, что она была самая славная из всех, кого ты встречал, и что ты до сих пор понять не можешь, как она ухитрилась произвести на свет такое дьявольское отродье, как я.
ДЭШ: Она действительно была славная, Дженни. Но еще я говорил, что она сирота, и вот это было неправдой.
ДЖЕННИ: Неправдой? А почему ты говорил мне неправду, пап?
ДЭШ: Родители твоей матери выгнали ее из дому, когда ей было всего семнадцать. Они были чертовски строгими людьми. А она была незамужем. И беременна тобой.
ДЖЕННИ (озадаченно): Ты хочешь сказать, что тебе и маме пришлось пожениться?
ДЭШ: Я женился на твоей матери, потому что хотел этого. Никаким «пришлось» тут и не пахло. (Опускает взгляд на письмо.) Похоже, твой дед умер в прошлом году, а бабушка понемногу стареет. Ей захотелось увидеть тебя, поэтому она наняла каких-то частных сыщиков, а те разыскали нас. Судя по письму, она приедет послезавтра.
ДЖЕННИ: Ух ты! Не могу поверить. А ты не знаешь, она закручивает волосы в пучок? А пирожки умеет печь?
ДЭШ: Дженни, есть еще кое-что, о чем я должен тебе рассказать. Может, следовало бы сделать это давным-давно, но… даже не знаю… я не смог решиться на это. Полагаю, сейчас мне ничего другого не остается. Твоя бабушка знает правду, и если не скажу я, то это сделает она.
ДЖЕННИ: Ты так смотришь, что я начинаю беспокоиться, папа.
ДЭШ: Извини, Дженни. Буду говорить напрямик, по-другому не получится. Твоя мама была уже беременна тобой, когда я в первый раз встретил ее.
ДЖЕННИ: Но это же бессмысленно. Как это могло… Ты хочешь сказать… ты имеешь в виду, что вовсе не отец мне?
ДЭШ: Боюсь, примерно так.
— Господи, ну какой тупой! — Хани с отвращением захлопнула папку, в которой лежал заключительный сценарий сериала «Шоу Дэша Кугана».
— Надеюсь, это ты не обо мне.
В дверь домика на колесах, где Хани свернувшись лежала на диване, вошел Дэш. На нем были джинсы, ковбойские сапоги и спортивная куртка из твида, ворот его джинсовой рубахи распахнут.
Хотя они были женаты вот уже пять лет, сердце ее странно екнуло, как и в прежние времена, при его неожиданном появлении. Она глядела и не могла наглядеться на это лицо из легенды — эти грубо высеченные черты, такие простые, что казалось, будто их выветрило и прокалило все солнце пустыни.
Спрятав в карман ключ, которым отпер дверь, Дэш наклонился и поцеловал ее.
— Знаю, что не обучался во всех этих дурацких колледжах, как кое-кто из присутствующих, но тупым себя не считаю.
Она засмеялась и, обхватив руками его шею, крепко прижалась к нему.
— Да ты, мой старый ковбой, хитер как лис!
Он опять поцеловал ее и скользнул руками под мешковатый блекло-голубой вязаный свитер, дополнявший короткую джинсовую юбку белого цвета.
— По-моему, ты собиралась поработать над тем рефератом, что вам задали.
— А я и работаю. Просто я… — Она отпустила его. — Вчера я разбирала тот хаос, который ты называешь берлогой, и нашла сценарии нашего заключительного сезона. И решила захватить последний из них с собой, чтобы перечитать. Посмотреть, так ли уж плох тот фатальный эпизод, как мне запомнилось.
Сняв куртку, он перебросил ее через спинку стула.
— Могла бы и у меня спросить. А я бы ответил, что он еще хуже, чем тебе кажется.
Встав с дивана, она подошла к кофеварке, которую держала в постоянной готовности каждый раз, приезжая с Дэшем на съемочную площадку. Это были дикие окрестности Восточного Лос-Анджелеса, где Дэш по контракту с местным полицейским управлением снимал дешевый телефильм о полицейском из Техаса. Она вручила ему кружку и наполнила другую для себя. Потом откинулась на невысокую стойку, скрестив в лодыжках ноги, обутые в блекло-голубые носки с белыми кедами. Утром, когда она надевала этот наряд, Дэш сообщил, что больше тринадцати лет ей никак не дашь и ему здорово повезет, если его не арестуют за такую мерзость, как изнасилование несовершеннолетних.
Хани отхлебнула дымящийся кофе.
— Никак не возьму в толк, с чего это сценаристы решили, будто с помощью такого дурацкого объяснения Дэша с Дженни насчет того, что он ей не настоящий отец, они смогут заставить публику позабыть о женатой паре, прикидывающейся отцом и дочкой.
Усевшись на диван, Дэш откинулся на спинку. Потом вытянул ноги, и его ковбойские сапоги оказались едва ли не посреди комнаты.
— К тому времени как этот фатальный эпизод вышел на экраны, мы и так растеряли всех своих телезрителей, поэтому, думаю, здесь уж ничто не могло помочь.
— Но я так не считала. Меня просто воротило от их попыток спасти сериал, сделав Дэша неродным отцом Дженни. Да это было еще тупее, чем сон Бобби в «Далласе»!
— Это был сон Пэм, а вовсе не Бобби. И ничего тупее его быть не может.
С улицы в тонкую скорлупку домика на колесах ворвался вой полицейской сирены. Дэш нахмурился:
— Проклятие, сам не пойму, почему это я поддался на уговоры и взял тебя сегодня с собой. Здесь слишком опасное соседство.
Хани подняла глаза:
— Ну вот, опять ты начинаешь! Папуля Дэш чересчур осторожничает.
— Чересчур осторожничаю, как же! Ты хоть имеешь представление, сколько убийств из-за наркотиков и перестрелок между бандами случилось здесь всего за последние несколько месяцев? А эта жалкая компания не потрудилась нанять ни единого охранника. Да у них, наверное, даже нет разрешения городских властей на съемки.
— Дэш, я всегда держу двери на запоре и никуда носа не высовываю. Ты ведь знаешь, что мне нужно написать этот реферат по английской литературе, а здесь для этого самое подходящее место, потому что ничто не отвлекает. Будь я дома, ездила бы верхом, копалась в цветнике или пекла тебе шоколадные пирожные.
Дэш поворчал еще некоторое время, но больше для вида, и Хани сочувственно улыбнулась ему. Она старалась не слишком часто поддразнивать его насчет излишней осторожности, понимая, что он ничего не может с собой поделать. Несмотря на полную уверенность в ее любви, ему так и не удалось до конца вытравить из себя беззащитного мальчугана, боявшегося, что ту, кого он любит больше всего на свете, у него отнимут.
— Это моя вина, — заворчал он. — Мне так нравится, когда ты у меня под рукой, что я просто теряю голову. Не помассируешь ли мне шею? После вчерашней сцены с дракой я до сих пор хожу, как деревянный.
Он сел боком, и Хаки, подойдя к дивану, стала позади него на колени. Потом убрала прядь волос за ухо. А когда подняла голову, волосы свесились на другую сторону и медовым водопадом упали ему на плечо. Он прислонился к ней, и она принялась массировать мышцы плеч, закрыв на мгновение глаза, чтобы сильнее ощутить исходившее от него такое знакомое чувство уверенности. Она и представить себе не могла, что супружество принесет ей столько счастья, и даже все посыпавшиеся на них после брака неудачи в карьере и финансовые невзгоды ни разу не смогли заставить ее пожалеть о том, как они поступили.
— Староват я для этих картин с полицейскими и ворами, — проворчал он.
— Летом тебе стукнет всего пятьдесят. Это далеко не старость.
— Как раз сейчас я и чувствую себя старым. Может, к этому имеют какое-то отношение мои попытки удовлетворить сексуальные излишества моей двадцатипятилетней новобрачной-ребенка.
Она припала губами к его шее, рука ее скользнула вниз по рубахе, направляясь к поясу его джинсов.
— Давай по-быстрому, а?
— А разве не этим мы занимались не далее как сегодня утром?
— Все происшедшее до шести утра относится ко дню вчерашнему.
— Это еще почему?
— Все дело в релятивизме. Я узнала об этом из курса философии, который изучала в прошлом году. — Она запустила руку ему за пояс. — Мне слишком сложно объяснить это невежественному погонщику коров, поэтому, боюсь, тебе просто придется принять мои слова на веру.
— Ты уверена? — Он резко наклонился вперед, и она перекувырнулась через его плечо.
— Эй!
Он поймал ее на колени, не дав упасть на пол.
— Мне сдается, кто-то становится слишком большим всезнайкой и уже не помещается в собственных штанах.
Поуютнее устроившись у него на руках, Хани посмотрела вверх — на это удивительное лицо.
— Ты когда-нибудь жалел, что женился на мне?
Он накрыл ее грудь ладонью и мягко сдавил.
— По сотне раз на дню. — Потом озорной огонек исчез из его глаз, и со сдавленным стоном он прижал ее к себе. — Дорогая моя маленькая девочка! Иногда мне кажется, что я начал жить, только когда женился на тебе.
Удовлетворенная, она прилегла на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59