Вполне возможно, что мне придется поплатиться жизнью. Но я все же постараюсь избежать этого. Перво-наперво надо освободиться от Соломона.– Ты собираешься убить его?– Разумеется, нет. И вовсе не потому, что он принадлежит тебе. У меня рука не поднимется уничтожить такое прекрасное создание. Я знаю человека, который заплатит за него хорошие деньги и будет заботиться о нем. Я не скажу, что это за конь, но то, что он чистых кровей, и так видно. Я скажу, что украл его. Но признаться, гораздо большую опасность, чем Соломон, представляешь ты. Тебе нельзя будет выходить из кибитки днем, потому что для любого вора или бандита более лакомой добычи не сыскать. Ты сможешь вот так сидеть рядом со мной на улице только ночью, когда темно. Тебе придется влачить такое существование до тех пор, пока мы не уедем далеко отсюда. А ведь ты привыкла к свободе. Ты согласишься на такую жизнь?– Нет.– Тогда я благополучно отвезу тебя обратно. Но если мы упустим время, это будет невозможно.– Неужели если я останусь с тобой, меня ждут лишь опасность, мучения, боль и смерть? А где же то, что было вчера?Он прислонился спиной к дереву, а она встала перед ним на колени. Из груди у нее вырвался стон облегчения, как бывает после долгого воздержания. Их взаимное наслаждение было ослепительным, жадным, отчасти жестоким и длилось так долго, что Арабелла уже почти поверила в то, что это блаженство вечно. Они не могли оторваться друг от друга и, когда все кончилось, лежали, слившись воедино.– Да, – прошептал он ласково, оставляя ее. – Это невероятно сильное ощущение… очень глубокое. – Его голос был задумчив и печален. – Но если ты поедешь со мной, эти первоначальные эмоции покажутся тебе эфемерными. С каждым разом ты будешь открывать для себя новые ощущения, станешь чувствовать тоньше и сильнее. Иногда это будет казаться тебе просто невыносимым.– Это уже теперь кажется мне таким, – ответила она, продолжая лежать без движения, словно ожидая, что их близость повторится. – Ты говоришь так потому, что все еще надеешься, что я оставлю тебя?– Я говорю так потому, что хочу тебя не меньше, чем ты хочешь меня. А то и сильнее.– Это невозможно.– Это возможно по одной причине: я знаю то, во что ты пока отказываешься верить. Если ты останешься со мной, нам не миновать беды. – Он тяжело вздохнул. – К сожалению, у нас больше нет времени. До моей кибитки ехать не меньше часа. Пошли. – Он встал и протянул ей руку.Через минуту она сидела верхом на Соломоне. Цыган вскочил на своего коня, и они тронулись в путь в гробовом молчании. Глава 4 Они вошли в кибитку, и Роберт зажег свечу. Арабелла сбросила туфли, сняла плащ и отшвырнула его в сторону.– Уже почти четыре часа, – сказал он. – Я могу добраться до города, где живет человек, который, как я надеюсь, купит у меня Соломона, за три четверти часа. Если сделка пройдет без осложнений, я вернусь часа через два.Арабелла смотрела на него в недоумении. Неужели он действительно поступит с ней так? Заберет Соломона? Продаст его незнакомому человеку? Роберт снял золотые серьги и положил их на стол, после чего обмотал голову шарфом так, чтобы не было видно светлых прядей. Это казалось странным потому, что в этих краях большинство людей были светловолосыми и голубоглазыми.– Ты не хочешь бросить на него прощальный взгляд?– Нет! Раз уж ты решил отобрать его у меня, то и отбирай!Арабелла рассерженно отвернулась и услышала его легкие шаги. Он ласково положил руку ей на плечо, развернул к себе лицом, и тотчас его нежные губы коснулись ее влажной от слез щеки.– У нас нет выбора. Если мы его оставим, нас будут преследовать. Он очень заметный и будет бросаться в глаза людям.– Тогда отправляйся, – недовольно сказала она. – Неужели ты вправду опоил меня любовным зельем?– Еще не поздно, – ответил он недоверчиво. – Я могу отвезти тебя на то место, откуда ты сама легко найдешь дорогу домой. Но к полудню король поднимет людей. Им будет приказано выследить цыганскую кибитку по описанию графа. Так что решай сейчас, Арабелла. Ты этого хочешь?– Ты знаешь, чего я хочу! – воскликнула она и бросилась на кровать лицом вниз.– Калиф останется с тобой. Если ты услышишь шум и Калиф не залает, значит, это вернулся я. Он может в две минуты разорвать человека на куски, если тот, конечно, не вооружен. – Роберт говорил спокойным тоном, стараясь сдержать раздражение, переполнявшее его душу. И как его угораздило оказаться в такой глупой ситуации! – Не раздвигай кожаные занавески на окнах. – С этими словами он открыл сундук, который был прибит гвоздями к полу, достал оттуда красную кашемировую шаль и накрыл ею Арабеллу. – Здесь в сундуках хранятся награбленные крестоносцами в разных землях сокровища. Кстати, ты не сможешь больше носить королевский перстень, – заметил он. – Займи себя чем-нибудь. Все, что найдешь, твое. Пока. – И он задул свечу.– Пока, – отозвалась она вяло и услышала, как щелкнул дверной замок. Арабелла подавила желание встать и проводить его, а заодно посмотреть в последний раз на Соломона. Она завернулась в шаль и поймала себя на мысли, что думает о цыгане с обидой и злостью.Роберт собирается продать Соломона. Наверное, ему также придется продать кибитку, потому что она успела примелькаться в округе за три месяца, и своих лошадей – Дамона и Пифиаса, – чтобы купить других перед дальней дорогой. Единственное существо, от которого он не собирался избавляться, – это Калиф.А вдруг он хочет и ее продать? Или получить выкуп? Может быть, именно поэтому он запер ее тут? Не потому, что хочет ее, а потому, что знает – отец отдаст все что угодно, кроме своей короны и головы, чтобы вернуть ее.Арабелла незаметно для самой себя заснула, терзаемая сомнениями, и проснулась спустя долгое время оттого, что рядом с кроватью кто-то стоял. Роберт привел с собой юношу, не такого красивого, как он сам, но вполне привлекательного. Они оба молча смотрели на нее в глубокой задумчивости. Роберт стянул с нее шаль.– Разве она не хороша? – спросил он.Ни единый мускул не дрогнул на его бесстрастном лице.– Она еще лучше, чем я представлял себе, – обреченно вздохнул юноша.Сон мгновенно улетучился, однако Арабелла не сделала попытки прикрыться шалью. Ей льстили восторг и желание в глазах незнакомца.– Он продал меня тебе… вместе с… Цыган, стоявший позади юноши – вероятно, оруженосца того господина, которому он продал Соломона, – предостерегающе покачал головой.– С вашего позволения… – Голос юноши предательски дрогнул. – Нет, я не платил за это удовольствие… смотреть на тебя.– А кто я, по-твоему?– Очень красивая женщина. Самая красивая на свете.Арабелла взглянула на цыгана. Он стоял, скрестив на груди руки, с абсолютно невозмутимым выражением, хотя и не таким мрачным, как прежде, и смотрел на нее. Его выдержка восхитила ее и казалась просто волшебной. Ведь то, что должно было произойти, наверняка задевало его. Это была проверка, в результате которой он собирался выяснить каковы его истинные чувства к ней.Неужели он не верил, что способен на ревность?– Я ни к чему не принуждаю тебя. Отошли его, если захочешь, – сказал цыган.Арабелла перевела взгляд на юношу и почувствовала, как у нее в лоне разгорается искра желания.– Я хочу посмотреть на тебя.Он распустил шнуровку оттопырившегося гульфика, и Арабелла увидела его возбужденный, огромный фаллос.Она легла на спину, в: последний раз бросив взгляд на цыгана, и, убедившись, что тот совершенно равнодушен, раздвинула ноги. Оруженосец лег сверху, а она приподнялась ему навстречу, В первое мгновение его проникновение доставило ей наслаждение, но сразу же исчезло, как только он стал двигаться. Она отвернулась, когда он захотел поцеловать ее, чтобы не видеть его лица, так же как и Роберта. Юноша действовал стремительно и умело, однако присутствие ревнивого любовника, равно как и ее страстность, вселили в его душу опасения. Поэтому уже через несколько мгновений он застыл в неподвижности, издав вздох облегчения и разочарования одновременно. Арабелла вылезла из-под него.– Иди за занавеску, – резко сказал ей цыган. – Там найдешь воду, мыло, благовония и уксус. Живо!Арабелла вскочила с постели и метнулась выполнять его приказание. Ее тело все еще хранило жар так и не успевшей разгореться страсти. Она слышала, как цыган вывел юношу из кибитки, они о чем-то переговорили вполголоса, а затем раздался конский топот, быстро затихший вдалеке.– Я купил еду, – произнес цыган. – Жареного каплуна, хлеб, сыр и орехи. Сейчас я собираюсь разведать дорогу, ведущую на запад. Сегодня мы можем ехать средь бела дня. Вряд ли на дороге будет много народу.Его голос звучал ровно и спокойно. Она села в глубокую лохань с теплой водой и тщательно вымылась, стремясь избавиться от запаха незнакомца. Входная дверь захлопнулась, щелкнул замок. Цыган снова ушел и оставил ее одну. Арабелла вышла из-за занавески, вытираясь полотенцем. Она вдруг поняла, что ужасно проголодалась, и набросилась на еду. Близость с юным оруженосцем не оставила у нее никаких приятных воспоминаний. Ее вообще могло и не быть.«Роберт никогда больше не допустит этого. Он хотел убить его. Я видела ненависть и жажду крови и его глазах. Теперь он понимает, что способен на ревность, на убийство. Он думает, что лишился чего-то важного. Его независимости нанесен большой урон».Она улыбнулась, отрезала острым ножом кусочек грудки каплуна и с удовольствием его проглотила.Заметив золотые серьги на столе, Арабелла вдела их в уши и подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя. Она с улыбкой поворачивала голову из стороны в сторону, откровенно любуясь собой. Затем открыла сундук и обнаружила там несметные сокровища. В свое время она тщательно переберет аккуратные свертки и рассмотрит каждый из них. Она с радостью заметила несколько лютней, развешенных по стенам: инструменты были высочайшего качества и очень дорогие.Арабелла покачала головой и прищелкнула языком, лукаво улыбаясь.– А он, должно быть, превосходный вор. Сколько тут всего…Пока он перетаскивал пожитки из старой кибитки в новую, Арабелла сидела в маленькой каморке скрючившись и часто подтягивая колени к подбородку, надеясь таким образом облегчить боль в суставах и хоть немного размять их. Здесь Роберт держал лекарственные травы и всякие снадобья. В то время как она пряталась внутри, цыган позаботился о том, чтобы любопытные ребятишки и взрослые держались подальше от кибитки. На страже их покоя стоял верный Калиф.Она прислушивалась к гомону цыганского табора, в который они приехали два дня назад. До нее доносился детский смех, беспрерывный лай собак, менее воспитанных, чем Калиф, обрывки зажигательных и печальных песен, голоса людей, говоривших по-цыгански. Она слышала, как Роберт тоже говорит на этом непонятном, загадочном и мелодичном языке.Изредка он закрывал дверь между двумя подогнанными одна к другой кибитками и разрешал Арабелле выйти из укрытия, чтобы размять кости, но не обращал при этом на нее никакого внимания. Он был занят тем, что сдирал с потолка старой кибитки тканную золотом материю, упаковывал медикаменты и готовился к переезду в новую большую кибитку, которую купил у одного цыгана. Она была раскрашена в желтый и зеленый цвета. Продавец хотел получить взамен кибитку Роберта, но тот отказался расстаться с ней.Как только Арабелла была готова просидеть еще час или два взаперти, он неизменно закрывал дверь ее темницы на замок. Она вздрагивала всем телом каждый раз, когда слышала за спиной щелчок замка.Только теперь она начала понимать, что имел в виду Роберт, когда говорил, что привык к независимости и никогда всерьез не заботился ни о ком. Впрочем, с ее появлением в его жизни многое изменилось.Она сходила с ума от скуки в темной каморке, впадала в ярость, тихо плакала, горько сожалела о том, что согласилась остаться с ним, мечтала сбежать. Казалось, так просто выпрыгнуть из кибитки среди ночи, когда они были в пути, и скрыться в темноте. Ведь первые два дня они ехали только по ночам. С турнира возвращались графы и лорды, поэтому движение на дорогах в это время было оживленным. Она легко могла убежать, прийти в первое попавшееся селение и найти человека, который вернул бы ее в замок за вознаграждение. Роберт даже не сделал бы пытки остановить ее. Наоборот, он был бы рад, если бы она избавила его от своего присутствия, вернув ему утраченную свободу.Когда он позволял ей выйти ненадолго из каморки – хотя он даже не смотрел в ее сторону, занимаясь хозяйственными делами с мрачным лицом, на котором иногда отражалась ненависть сродни той, какую испытывала она сама, – она видела, как он красив, и на память приходили те редкие минуты счастья, которые он дарил ей. И тогда ее ярость обращалась в желание, а жалость к себе самой – в благодарность к нему.Сидя взаперти, Арабелла вспоминала, что он предупреждал ее обо всех трудностях, связанных с ее повой жизнью, в том числе и о возможных последствиях их занятий любовью.– Не забывай, что у удовольствия есть обратная сторона. По крайней мере для женщины.– Да, – соглашалась она с готовностью, не желая ни о чем задумываться. Такая перспектива казалась настолько далекой и сомнительной в те минуты, когда она лежала в его объятиях, испытав неземное блаженство, которое все еще растекалось по телу теплыми волнами, заставляя сердце учащенно биться.– Но ведь у тебя есть снадобья и на этот случай?– Да, и очень эффективные. Правда, они далеко не безболезненны. Я видел женщин, которые их принимают. Отвратительное зрелище. Иногда от них умирают.– Наверное, можно заранее позаботиться о том, чтобы этого не произошло?– Я делаю, что в моих силах. Некоторым женщинам везет в этом смысле.– Будем надеяться, что я из таких. Но как бы там ни было, я не хочу отказываться от тех ощущений, которые ты мне даришь.Он предупреждал ее и о других опасностях, когда они разговаривали в лесу. Сказать по совести, она была не вправе винить его. Арабелла ценила честность только в самой себе. Равно как и справедливость.Странно, но она видела проявления тех же чувств в цыгане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26