— Вы считаете это благоразумным? — еле слышно пролепетала она.
Наверное, Остин догадался, что она имела в виду. Брошенный украдкой взгляд убедил ее, что догадался. Губы его сложились в страдальческую улыбку, он слегка пожал плечами:
— А если я пообещаю быть хорошим?
Кэндис стиснула колени при звуке низкого, хрипловатого голоса. Вынуждена была сделать это, потому что внутри у нее все дрожало. И голос дрожал, как она обнаружила, заговорив:
— Вы вовсе не были плохим… Просто теперь для меня не самое подходящее время… чтобы кем-то увлечься.
«К тому же я беременна от другого мужчины». При этом молчаливом напоминании Кэндис устремила взор на собственные босые ноги. Странно, что, зная о беременности, Остин тем не менее хотел ее. Или он выбросил это из головы в те немногие жаркие, чудесные мгновения?
Остин почесал в затылке и поморщился:
— Понимаю. Нынче вечером я вышел за пределы дозволенного. Этого больше не случится, если вы сами не захотите.
Он говорил вполне искренне, но именно это, как ни странно, задело Кэндис. Впрочем, дальнейшие слова убедили ее, что он вовсе не забывал о ее положении.
— Я думаю, прежде всего вы должны заботиться о ребенке. О его или ее безопасности.
Медленно, но верно Кэндис начала поддаваться логике его суждений и магии интонации. Она вынуждена была признать, что присутствие Остина в доме имело бы смысл. К тому же он, возможно, согласился хотя бы несколько вечеров уделить росписи и вообще подготовке детской. В конце концов, он и в самом деле мастер, и эта работа ему по плечу. Там он был бы на месте.
Совесть напомнила ей — не без сарказма, — что всего сорок пять секунд назад он был обитателем чердака над гаражом.
К вящему неудовольствию этой самой совести, Кэндис услышала собственный голос, выражающий полное согласие:
— Это не такая уж плохая мысль. Вероятно, я стану спать спокойнее, зная… — Нет, она-то не будет спать спокойнее. Кэндис облизнула пересохшие губы. — Миссис Мерриуэзер определенно будет спать спокойнее, зная, что вы в доме. Ну а как насчет газетчиков и телерепортеров? Если им станет известно, что в доме живет мужчина…
— Не станет. А если и так, то мы им скажем, что я ваш телохранитель, это вполне соответствует истине.
Кэндис накрутила на палец подол футболки и слегка раздвинула коленки. Под взглядом Хайда она волновалась, точно школьница на экзамене.
— Почему вы все это делаете?
Остин усмехнулся; белые зубы сверкнули на загорелом лице. Кэндис судорожно сглотнула. Бог ты мой, да у него улыбка силой в сто десять вольт, не меньше!
— Вы бы поверили, если бы я ответил, что стараюсь из-за денег?
Даже не успев подумать, Кэндис отрицательно мотнула головой.
Остин наклонил свою, как бы признавая, что ее молчаливый ответ его не удивил.
— Тогда я бы сказал, что мне по душе ваше общество. Здесь, в гараже, чувствуешь себя немного одиноко. Кроме того, я всерьез беспокоюсь о вас и о ребенке, особенно после того, что случилось сегодня днем.
— Раньше вы жили не один?
У него была женщина? Он разведен? Завтра она непременно позвонит Джеку, чтобы не сойти с ума от любопытства! Потом она вспомнила о его последних словах. Остин беспокоился о ней и о ребенке.
Прежде чем она пустилась в расспросы по поводу этого утверждения, Остин ответил на ее первый вопрос:
— У меня был сосед. Еще один никуда не годный художник.
— Я всегда относилась к художникам с восхищением, — не задумываясь возразила Кэндис.
Любопытно, что бы он сказал, если бы она сообщила ему о своих художественных притязаниях? Собственно говоря, резьба по дереву — это скорее ремесло, чем искусство. Но Кэндис еще не была готова раскрыть перед ним эту сторону своей натуры, чтобы не показаться смешной, хотя мистер Хайд, пожалуй, не из тех, кто стал бы насмехаться над такими вещами. И еще одно: он не поверхностный человек.
Но, даже понимая это, Кэндис страшилась открыть правду. Ее до сих пор преследовали воспоминания о едких комментариях Ховарда по поводу ее «глупого хобби». Старые привычки нелегко оставляют нас.
Неожиданно для Кэндис этот трюизм усилил ее желание позволить этому забавному и восприимчивому человеку войти в ее дом. Остин быстро различил свет в конце темного и узкого туннеля. В его обществе она чувствовала себя спокойной, окруженной заботой, воспрянувшей к жизни. И если у мистера Хайда и появилось тайное намерение войти в ее жизнь, что ж, она в свое время разберется с этим.
Если захочет. А если нет… Все зависит от ее выбора.
Ее выбор.
Кэндис испытала прилив нового облегчения. Она стала сильной. Жизнерадостной. Способной управлять собственной жизнью. Больше никто не станет указывать ей, что делать! Вот сейчас она приняла определенное решение и рада этому. Так лучше для нее, для будущего ребенка и, вероятно, для миссис Мерриуэзер. При мистере Хайде миссис Мерриуэзер будет иметь больше времени для себя, не проводя каждый час бодрствования в заботах о своей хозяйке, беспокоясь, не голодна ли она, не одиноко ли ей и так далее.
Кэндис вздохнула так глубоко, что у нее закружилась голова. Или то было предвестие приключения?
— Дайте мне время подготовить миссис Мерриуэзер.
Остин поднял глаза к потолку и потер небритый подбородок.
— Да, это потребует некоторого времени, — пробормотал он и протянул руку. — А пока давайте скрепим нашу сделку рукопожатием.
Кэндис вгляделась в его большую руку. Во рту у нее вдруг пересохло, а пальцами ног она вцепилась в ковер словно в поисках опоры. Она не забыла, как эта самая рука лежала у нее на талии, когда Остин прижимал ее к себе. Господи, да могла ли она забыть! Хайд сегодня, должно быть, вобрал своим телом много солнечного жара и сохранил его до вечера.
Наконец она положила руку Остину на ладонь, широко распахнув глаза, когда тот, вместо того чтобы пожать ее, повернул ладонью вверх и принялся изучать ее пальцы с пристальным вниманием прорицателя.
— Откуда эти мозоли?
Остин застал ее врасплох. Он смотрел на нее так требовательно, что Кэндис не сразу нашла что ответить.
— Я… то есть мы были вынуждены отпустить прислугу.
Это была правда, но не вся. Кэндис просто не вынесла бы насмешки Остина, признайся она ему, что мозоли — в основном результат долгих часов, проведенных за резьбой по дереву, зачисткой, раскраской и лакировкой кукольной мебели собственного изготовления.
В своем стремлении отвлечь Остина Кэндис выболтала больше, чем ему следовало знать.
— До принятия решения по делу суд заморозил активы Ховарда, и средства, которыми мне разрешено пользоваться, недостаточны для того, чтобы содержать прислугу.
Зачем она сказала ему это? Возможно, он и знал о постановлении суда вопреки тому, что утверждал, будто не читает газет. После смерти Ховарда Кэндис открыла, что нет ничего конфиденциального, ничего святого и любая информация может быть куплена.
Джек, Люк и миссис Мерриуэзер — единственные люди, которым она могла доверять. А теперь вот еще, наверное, и мистер Хайд.
Кэндис потянула руку к себе. Остин отпустил ее, но губы у него были неодобрительно поджаты.
— Итак, вы скоблили полы, — произнес он тоном обвинителя.
Кэндис беспокойно задвигалась на стуле и потупилась.
— Глупости, миссис Мерриуэзер никогда бы не допустила этого.
Если Остин не перестанет смотреть на нее так сосредоточенно, он убедит ее в том, что волнуется за нее всерьез. И тогда она почувствует себя полной идиоткой, потому что нельзя так сильно беспокоиться о том, с кем только недавно познакомился, и о неродившемся чужом ребенке.
Кому какое дело до богатой вдовы, которую бульварная пресса окрестила распущенной и настолько аморальной, что она позволила ввести себе замороженную сперму покойного мужа только ради того, чтобы не упустить наследство?
Мистер Хайд не мог знать, что это неправда, до сих пор он ее об этом и не спрашивал. А если ему неведомы все грязные подробности, то он единственный человек на свете, который не в курсе этой истории. Кэндис знала, что наивна, но не до такой же степени!
Быть может, доктор Джек в состоянии пролить свет на эту ситуацию? Да, если кто и может помочь ей разгадать тайну мистера Хайда, так только он, и более никто. Остин признался в их многолетней дружбе, значит…
Нет. Не Остин — мистер Хайд. Если он перестанет быть для нее мистером Хайдом, она попадет в ужасное положение.
Кэндис поднялась со стула, стараясь как можно тверже держаться на ногах.
— Мне пора домой.
— Я провожу вас.
— Нет, я…
— Да. — Голос у Хайда стал таким глубоким, что у Кэндис мурашки побежали по спине. — Вы не должны выходить одна, особенно по вечерам.
Кэндис хотела было напомнить ему, что ей приходилось выходить одной, но решила этого не делать — чего стоил сейчас в его глазах подобный аргумент? К тому же се радовала перспектива побыть с ним вместе еще хоть чуть-чуть. Несмотря на все их сегодняшние препирательства, несмотря на переворот, изменивший внешность Кэндис и потрясший ее до глубины души, время она провела неплохо.
Молодые люди спустились по лестнице, прошли по дороге от гаража до узкой тропинки позади дома, добрались до раздвижных дверей, ведущих в спальню Кэндис, — и все это не говоря ни слова.
Молчание нарушил Остин:
— Я собираюсь завтра в город, хочу привезти кое-какие вещи. Вам что-нибудь нужно?
Кэндис взялась пальцами за дверную защелку и только после этого взглянула на Остина. При слабом свете лампионов у бассейна она не могла различить выражение его лица. Кэндис хотела лишь одного: чтобы он поцеловал ее еще раз.
— Покупки делает миссис Мерриуэзер, — произнесла она как можно тверже.
Он пожал широкими плечами:
— А детские вещи? Мы могли бы съездить куда-нибудь вместе, я был бы все время рядом на случай, если к вам привяжутся репортеры.
Кэндис прищурилась — хотелось получше увидеть его глаза. Чего ради он так заботится о ребенке? Она собиралась спросить его об этом напрямую, но тут же отказалась от своего намерения. Как-нибудь в другой раз. Сейчас не стоило портить такой приятный — или почти приятный — вечер.
— Спасибо за предложение, но я не думаю…
Остин приблизился к ней, прервав ее речь самым простым движением: положил свою ладонь поверх ее руки, которой она держалась за дверную защелку. На Кэндис это прикосновение подействовало, как электрический разряд, — она вздрогнула, ее мгновенно обдало жаром. Теперь она видела выражение его глаз. Остин медленно разглядывал ее всю, обжигая, словно раздевая ее глазами.
— Вы можете съездить в моей футболке, — протянул он. — Гарантирую, никто не распознает миссис Вансдейл в подобном прикиде.
В его словах Кэндис почувствовала нечто обидное, но решила, что не может позволить себе вспышку гнева, даже намек на нее. Остин был прав. Ее и в самом деле никто не узнал бы.
— Я подумаю об этом, — сказала она.
Остин, разумеется, и представить не мог, что перспектива провести с ним вместе целый день вызвала у нее головокружение.
— Вот и хорошо. — Он раздвинул створки двери и бросил на Кэндис сердитый взгляд. — Вы оставили дверь не запертой?
Вспыхнув от его осуждающего тона, Кэндис съязвила:
— Вы, кажется, очень уж всерьез принимаете свои обязанности телохранителя.
— Кто-то должен принимать все всерьез.
Мягким движением Остин отодвинул Кэндис в сторону и вошел в ее спальню, по пути включая повсюду свет. Она оцепенела от изумления, однако послушно ждала у входа, пока он осматривал ее гардеробную, ванную и маленькую гостиную, которую она намеревалась превратить в детскую. К тому времени, как Остин вернулся к ней, Кэндис успела стереть с лица улыбку. Как это необычно и странно, когда кто-то по-настоящему заботится о тебе. Как славно. Просто замечательно.
Но почему он так ведет себя? Кэндис не могла избавиться от этого вопроса. Она пока так мало верила этому человеку, что с величайшим трудом сдерживала желание прямо спросить Остина, почему он так добр к ней и какие мотивы им руководят.
— Ну, все чисто.
Кэндис с почти неслышным вздохом вошла в комнату и повернулась, чтобы пропустить Остина к двери.
— Благодарю вас, — начала она, но он не дал договорить, обнял ее сзади и ласково привлек к себе. Затылок Кэндис обжег горячий шепот:
— Не двигайтесь. Я просто хочу снова почувствовать вас рядом с собой.
Она была не в силах отказать ему в том, чего и сама так хотела, и подчинилась, надеясь, что ноги ее все же обретут возможность уверенно двигаться.
Но он пока и не думал отпускать ее. Одну руку передвинул так, что она оказалась у Кэндис под грудью, а другую положил на слегка выступающий холмик живота. Комната завертелась вокруг Кэндис. Всем своим большим телом, каждым мускулом Остин прижимался к ней.
Он держал ее так долго, очень долго. Никогда в жизни Кэндис не чувствовала себя такой ласкаемой, такой желанной. И когда Остин вздрогнул, ее тело отозвалось неудержимой дрожью.
Она старалась не думать о том, что его рука лежит у нее на животе и что она наслаждается дивными ощущениями, но это было бесполезно. Ребенок стал неотъемлемой частью ее существа, даже в эти минуты она не забывала о нем.
Был ли какой-то скрытый смысл в его жесте? Или он забыл о ребенке — ребенке Ховарда?
Вопрос вылетел у нее из головы, когда Остин отвел в сторону ее волосы и прильнул горячими губами к ее шее.
Потом он отпустил Кэндис.
Слава Богу, он сделал это медленно, иначе она рухнула бы на ковер, беспомощная, охваченная приступом желания.
Едва руки Остина разомкнулись, Кэндис повернулась к нему в ожидании поцелуя.
Но он уже ушел, лишь еле слышный звук закрываемой двери свидетельствовал о том, что он здесь был.
Кэндис прижала дрожащую руку к тому месту на шее, которое он поцеловал, и закрыла глаза. Все к лучшему, ведь она ужасно боялась, что станет умолять его о большем, чем поцелуй.
Завтра надо обязательно позвонить Джеку — до того как она проникнется полным доверием к этому незнакомцу и пригласит перебраться к ней в дом.
И весьма вероятно — к ней в постель.
А после этого она позвонит доктору Робинсону. Только вряд ли прописанные им витамины помогут ей избавиться от странного недуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32