Она пырнула ножом графа, а затем предоставила Алексису залечивать раны и разбираться в происшедшем. Это он должен сердиться, но нет— она должна была, обидевшись, убежать и оставить его наедине с его чувством вины.
Он сбежал вниз, где его встретил Мередит с плащом в руках.
— Твоя привычка читать мои мысли меня просто пугает, — сказал Алексис.
— Да, милорд. Я разговаривал с горничной миссис Грей. Мисс Грей остановится на ночь в деревне Тислборо, в гостинице «Лиса и собака».
Алексис скакал на Тезее так, будто бы за ним гнались демоны, только на этот раз преследователем был он. Тислборо находилось в добрых трех часах езды от замка. Эта деревня гордилась наличием в ней железнодорожной станции. Если он не настигнет ее этой ночью, Кейт, вероятнее всего, сядет на лондонский поезд и исчезнет. Он ни секунды не сомневался в том, что она может исчезнуть так, что он не сможет ее никогда отыскать.
Когда он въехал в деревню, единственными горящими окнами в ней были окна «Лисы и собаки». Он с шумом ворвался во двор и разбудил грума. Уже была почти полночь, когда ему далось найти хозяина и заставить его рассказать, в какой комнате остановилась Кейт. Он остановился на мгновение в коридоре, чтобы перевести дыхание, а затем постучал. Не дожидаясь ответа, он открыл дверь и вошел.
Кейт свернулась в кресле с книгой на коленях. Она даже не подняла головы.
— Хорошо, Мэйзи, — сказала она. — Я лягу в постель, но спать я все равно не буду.
— Разреши мне помочь тебе раздеться.
ГЛАВА 17
Книга выпала из рук Кейт и шлепнулась на пол. Она вскочила на ноги и встала за спинкой кресла.
— Уходи, — сказала она.
— Юные леди не имеют права приказывать пэрам королевства, — сказал Алексис, наклоняясь и поднимая книгу. — Ты сбежала, трусишка.
Он посмотрел на книгу, которую держал в руке.
— Римская история, — сказала она. — Неженственно, я знаю, но я еще не слегла от мозговой лихорадки, вызванной перенапряжением ума.
Он снова почувствовал себя виноватым.
— Что неженственно, — сказал он, — так это твое путешествие в одиночестве. И у тебя хватило безрассудства оставить меня, как беременную невесту, на ступеньках алтаря. Ты сделаешь нас обоих предметом всеобщих сплетен.
— Если ты приехал, намереваясь утащить меня в замок, чтобы спасти свою репутацию распутника, то ты можешь сейчас же развернуться и отправиться назад, в свой замок, полный любовниц и убийц. Наша помолвка разорвана.
— Она не будет разорвана, пока я не позволю сделать этого, — сказал он, повысив голос, и увидел, как Кейт слегка вздрогнула. По его телу пробежала дрожь, когда он увидел блеск в ее глазах. Он напомнил ему об отблеске солнечных лучей на поверхности штыка.
— Мне безразлично, чего ты хочешь! — закричала она. — Я устала постоянно ставить тебя в неловкое положение. Я устала притворяться хорошо воспитанной леди, и я не собираюсь больше этим заниматься, — ее пальцы, лежавшие на спинке кресла, постоянно сжимались и разжимались. Она понизила голос. — Неужели ты не понимаешь? Я никогда не стану настоящей дамой. И пожалуйста, не перебивай меня. Я собираюсь рассказать тебе правду, а тебе придется ее выслушать и понять, наконец, что я собой представляю.
Она покинула безопасное пространство за спинкой кресла и встала прямо перед ним. Алексис затаил дыхание. Он не хотел рисковать каким-нибудь своим действием отвлечь ее внимание и помешать ей рассказать ему нечто, из-за чего у нее перехватывало горло и дрожали руки.
— Как можно ожидать от меня, чтобы я интересовалась восковыми цветами и узорами кружев? Когда мне было шестнадцать лет, я застрелила старателя, который пытался изнасиловать меня. Я стирала грязное белье для незнакомых мужчин. Я лечила шлюх и подавала еду людям, которые здесь оказались бы в тюрьме.
Она выругалась и рукой смахнула слезы с глаз, а затем полезла в карман за платочком. Алексис протянул ей свой платок, но ничего не сказал.
— Уходи, Алексис, — она замолчала и принялась яростно тереть платком глаза. — Проклятье. Не надо ничего говорить. То, что я плачу, не значит, что я ничего не соображаю. Я просто в ярости. Езжай домой. Я тебе не нужна. Во всяком случае, такая, какая я на самом деле. А я не могу притворяться кем-то другим.
Он отошел с дороги, когда она попыталась оттолкнуть его в сторону. Она снова рухнула в кресло, и он увидел, как она пытается плакать, не издавая при этом ни единого звука.
— Ты плачешь, — сказал он. Он сбросил с себя плащ и позволил ему упасть на пол.
— Нет, — сказала она и, сдавшись наконец, громко всхлипнула.
— Проклятье! — Он упал на колени и попытался обнять ее, но она тут же замерла, как только он дотронулся до нее.
— Не прикасайся ко мне, ты, голубокровный ханжа и педант.
Она высвободила руку и нацелилась на его подбородок. Он поймал ее кулак и зажал его между их телами, а потом увидел, что она открывает рот. Зная ее, он вовсе не был удивлен, когда она попыталась укусить его. Он увернулся от ее зубов, пытаясь одновременно удержать ее в своих объятиях. Красновато-каштановые кудри метнулись ему прямо в лицо, которое оказалось закрыто тонким занавесом ее волос. Она укусила его сквозь этот занавес.
— Ох! — Он схватил ее за затылок и прижал ее лицо к своему плечу. — Черт, прекрати. Я пытаюсь извиниться.
Кейт замерла. Он ослабил свою хватку, и она подняла голову и устремила на него свой неулыбающийся взгляд.
— Я все время думала и думала, — произнесла она, прежде чем он смог продолжить свою речь, — но на вопросы, задаваемые чувствами, нельзя найти ответы с помощью логики, и я прекратила этим заниматься. И вдруг сегодня, когда я читала, откуда-то из глубины у меня вынырнула мысль.
Откинувшись назад, она продолжала смотреть прямо ему в глаза.
— Все мы: мама, Ханна, Офелия и даже миссис Бичуит, всех нас с детства учили запирать нашу подлинную сущность в маленькой тюрьме, что в наших головах, потому что нас учили быть такими, какими нас хочет видеть свет. Большинство из нас изо всех сил стараются стать такими, какими, по утверждению всех окружающих, мы должны быть. Но все это время наша подлинная сущность находится где-то у нас внутри. Закованная в цепи, страдающая оттого, что ей постоянно повторяют, что она не нужна. Большинство из нас просто не слушает ее.
Кейт вздохнула и отвернулась от него.
— Может быть, эта наша тайная часть, в конце концов, погибает от пренебрежения, — продолжала она. — Я? Я вывернута наизнанку. Все то, что никому не нужно, находится снаружи, и мне кажется, что я просто не могу затолкать это внутрь, подальше от посторонних взглядов, туда, где это должно находиться.
— О Боже, Кэти Энн.
— Я принимаю твои извинения. А теперь, пожалуйста, уходи.
— Нет. — Он продолжал обнимать ее одной рукой, а другой отвел волосы от ее лица. — Я выслушал тебя, поэтому теперь ты должна выслушать меня. Мы разными путями пришли к одному и тому же выводу. Я постоянно царапал тебя ракушками, — он услышал, как она затаила дыхание, и заторопился: — Я с момента нашей встречи царапал все то, что находится снаружи, стараясь соскрести золото и добраться до такой привычной и удобной оловянной поверхности, тогда как все это время мне нужно было только золото.
Она молчала. Чем дольше длилось ее молчание, тем сильнее становился его страх, который заставил его броситься в ночи на ее поиски.
— Если ты оставишь меня, то я думаю, что мне уже будет все равно, что происходит с моей семьей, с моими ранеными в Доуэр Хаузе или с моим замком. Если ты не будешь любить меня, то я могу спокойно прыгнуть в свою темницу и там умереть.
Он боялся посмотреть на нее. Всю свою маленькую речь он адресовал ее сжатым ладоням. Собрав всю свою смелость, он поднял взгляд на женщину, которая превратила всю его жизнь в карусель, полную музыки, ярко раскрашенных лошадок и искрящегося веселья. Она смотрела на него глазами, обрамленными темными, влажными ресницами. Она прикусила нижнюю губу, а затем, высунув свой розовый язык, облизала ее.
— Я — падшая женщина.
Алексис сделал свой последний рискованный шаг.
— Но не в том случае, если ты выйдешь замуж за коварного похитителя твоей девственности.
— Ты уверен, Алексис?
Он устал от разговоров и ответил поцелуем. Кейт поначалу была неподвижна, как будто она была не совсем уверена в том, что он знает, о чем говорит. Когда он стал целовать все более страстно, она резко выдохнула и обвила руками его шею.
Позднее никто из них не мог вспомнить, как оказалось порванным ее платье или в какой момент его брюки оказались на полу у столба, поддерживавшего полог над кроватью. Единственное, что помнил Алексис— это как он пробирался между одеялами и закончил свой путь, оказавшись сверху на восхитительно мягком теле.
Он провел пальцами по медного цвета прядям, которые сияли на белом фоне подушки. Он провел целую вечность, целуя ее, а затем еще одну, лаская ее груди и соски. Он обвивал языком затвердевший пик ее груди, когда рука Кейт проскользнула между их телами, и он почувствовал, как она сомкнулась вокруг него. Маленькая ведьма знала, что ее рука холодна как лед. Алексис вскрикнул от ее прикосновения и выгнул спину. Он рванулся вперед, так что ее захват стал еще глубже, и она сжала его. Он почувствовал, как кровь закипает у него внутри, и попытался высвободиться, но она не отпускала его. Он рассмеялся.
— Хорошо, хорошо. Вместе.
В конце концов он, тяжело дыша, рухнул сверху на влажное тело Кейт. Его лицо горело. Он чувствовал, как ее руки блуждают по его спине и ягодицам. Обессиленный, он не стал протестовать, когда она поменялась с ним местами. Она удобно устроилась на нем, а затем, положив голову ему на плечо, лизнула его в шею. Он дернулся, и она рассмеялась. Она поцеловала его в губы, снова положила голову на плечо и вздохнула.
— Мне нужно жениться, — невнятно сказал он, — прежде, чем мое семя укоренится само, подобно сорняку в огороде.
Кейт ничего не сказала, и он подумал, что она уснула. Он и сам уже начал дремать, когда почувствовал руку на своем бедре. Пальцы впивались
в его мышцы, а затем они пробрались к внутренней стороне его бедра и начали поглаживать кожу. Его глаза тут же открылись, как только он почувствовал в себе возрождение жизни. Он улыбнулся ей.
— Ты собираешься выйти за меня замуж ради моего титула, а затем замучить меня наслаждением до смерти, не так ли?
И снова ответа не было. Ищущие пальцы достигли верхней части его бедра, а затем метнулись к его мошонке. Алексис издал возглас удовольствия и тут же атаковал Кейт. Она самодовольно улыбнулась, глядя на него. Он раздвинул ее ноги и принялся ласкать ее своей эрекцией.
— Предупреждаю тебя, — сказал он, когда его бедра начали свои ритмичные движения. — Я собираюсь обороняться всем своим оружием.
Она закрыла глаза и сжала его ягодицы.
— Ради этого все и было задумано. Я хотела увидеть все твое оружие.
У нее была бы сказочная жизнь, если бы не все те люди, которые были сердиты на нее. Когда Кейт вернулась в замок вместе с Алексисом, она выяснила, что мама рассердилась на нее за то, что она уехала, даже не объяснив почему. Леди Джулиана была в ярости, потому что, когда они вернулись в замок, они объявили всем, что собираются пожениться через три недели.
И Фальк. Фальк воспринял эту новость хуже, чем известие о гибели собственной жены. Он, взорвавшись, кинулся на Алексиса, и их пришлось разнимать Вэлу и дворецкому.
После этого случая Кейт стала избегать встреч с кем бы то ни было, уезжая в Мэйтленд Хауз и наблюдая там за переделкой дома. Что же касается Алексиса, то даже после отъезда графа Кардигана все его время было занято постоянными встречами с представителями властей в черных костюмах, которые продолжали постоянно появляться в доме и расспрашивать слуг, членов семьи и особенно Вэла.
Все эти вопросы действовали Кейт на нервы. Ханна погибла от чьей-то руки, и имя этого человека было неизвестно. А чем больше она думала о смерти Ханны, тем меньше у нее было уверенности в том, что причиной смерти Офелии был несчастный случай. Кейт не могла заставить себя поверить в то, что ее кузина не проснулась, когда в комнате начался пожар. И все же ничто не указывало на то, что Офелия погибла не в результате несчастного случая. А еще было это происшествие с камнями, которые чуть было не упали на голову Алексису. Две смерти и возможная смерть— и никому не казалось подозрительным такое количество несчастных случаев.
Кейт сделала ошибку, рассказав о своих подозрениях матери. Они были в Мэйтленд Хаузе, приехали осмотреть только что доставленные драпировки. Как только Кейт упомянула о том, что в замке Ричфилд и поблизости от него в последнее время стало слишком много смертей, мама тут же впала в истерику.
— О Боже, — сказала София, — обожеобожео-боже!
— Что такое, мама?
— Ты снова накликаешь неприятности. После того как ты чуть было не вызвала скандал своим отъездом, после того как ты шокировала практически все общество графства своим поведением…
Кейт слушала жалобы матери, но на этот раз что-то изменилось. На этот раз у нее возникло такое ощущение, что все это уже было. Алексис. Алексис критиковал ее. Мама критиковала, но мама делала это всегда, сколько Кейт себя помнила. Она услыхала, как мама произнесла слово «стыдиться», и ее душу и мысли тут же охватило пламя гнева.
— Замолчи, мама.
София прижала руку к горлу, а ее рот стал беспомощно открываться и закрываться.
— О-о-о!
— Я именно это и хотела сказать, мама, — Кейт почувствовала, что у нее пересохло в горле, но она решила закончить то, что уже начала. — Меня тошнит от постоянной критики. Ты разве знаешь, как это больно? А может быть, тебе это все равно? Если бы я не была так непохожа на леди, тебя бы вообще не было здесь. По правде говоря, тебя вообще могло бы не быть в живых.
Кейт чувствовала, как гнев, который она сдерживала уже несколько лет, с грохотом бьется о стену ее самоконтроля.
— Не пытайся перебить меня, мама. Я собираюсь высказаться так, чтобы мы с этой минуты понимали друг друга.
София изумленно смотрела на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40