– Можно мне войти?– Да, конечно. Я рад тебя видеть. Тебе нужна моя помощь?Худенькая девочка скользнула в чуть приоткрытую дверь.– Я ищу свою книгу, – сказала она. – Ту, что ты дал мне для занятий. Она пропала из моей комнаты. Если я ее потеряю, мама очень рассердится.Радостно взвизгнув, Лиззи подбежала к столу и схватила с него потрепанную книгу в красной обложке.– Вот она! Наверное, Пэнси унесла ее, когда убирала мою комнату. Ах, какое счастье! – Личико девочки сияло.– Зачем она тебе так нужна? Она что, очень интересная?– Я ее не читаю, Пинни. – Лиззи удивляла его неосведомленность.– А что же ты с ней делаешь? Неужели кушаешь? – Глаза Пинкни смеялись.Лиззи нахмурилась, потом поняла, что брат шутит.– Я кладу ее на голову и хожу с ней вверх-вниз по лестнице. Хочешь посмотреть? – предложила она.– Да, но я слишком устал, чтобы спускаться в холл. А ты бы не могла походить здесь?– Хорошо.Девочка поместила книгу на голову и крохотными, осторожными шажками прошлась по комнате.– Зачем это?– Для осанки.Книга соскользнула с головы на пол.– Это из-за тебя. Разве можно разговаривать с книжкой на голове? Больше не задавай мне никаких вопросов.Девочка нагнулась, чтобы поднять свою ношу. Книга залетела в камин и выпачкалась в золе.– Вот зараза! – воскликнула Лиззи. И тут же скривила губы: – У меня это нечаянно вырвалось. Тетя Джулия моет мне рот с мылом, когда я говорю такие слова. Я научилась от мистера Симмонса. Пинни, он мне очень нравится.– И мне тоже. Это тетя Джулия заставляет тебя носить книгу на голове?– Нет, так мы делаем в школе. Мы должны уметь сидеть, стоять и ходить прямо, как леди. Голову надо держать почти неподвижно. У меня неплохо получается, но у Каролины Рэгг лучше. Вот я и тренируюсь.– Понятно. Тебе, наверное, нравится сидеть и ходить прямо?Лиззи нахмурилась:– Не совсем. Я хочу, чтобы у меня получалось лучше всех. Мне нравится быть самой умелой. Но не станешь же всегда задирать голову, как индюшка. – Лиззи взглянула на каминную полку. – Вот как бы я хотела, – застенчиво сказала она.– Что там такое, сестричка?Лиззи показала перепачканным в саже пальчиком:– Вот так, как они. Разве ты не видишь их? Они очень красивые. Я часто придумываю про них разные истории.Пинкни встал и тоже подошел к камину. Он взглянул на грациозных вырезанных из дерева нимф, которые танцевали на каминной полке. Нимфы были босые, одежды их развевались. Их раскинутые руки и склоненные головки выражали веселье.– Очень славно, – согласился он. – Теперь я понимаю, чего ты хочешь. Здесь, золотко, достаточно места, чтобы ты танцевала.– Ах нет! Я буду выглядеть глупо.– Только не для меня. Я люблю, когда маленькие девочки забавляются. Не смущайся. Можешь просто помахать ручками и попрыгать. Прямо здесь. Сядь, я помогу тебе снять башмачки.Сначала Лиззи двигалась скованно, как если бы книга все еще была у нее на голове. Но увидев, что Пинкни над ней не смеется, девочка осмелела. Она стала кружиться быстрей, прыгать и вновь кружиться.Пинкни смотрел на нее с любовью, ободряюще кивая головой. Вдруг Лиззи споткнулась. Прежде чем подскочить, она налетела на стол, вскрикнула и упала на пол, обхватив колено руками. Пинкни едва успел поймать покачнувшуюся лампу, но старую чернильницу схватить не успел. На миг она задержалась на краю стола, накренилась и упала в корзину для бумаг.– Ты не ушиблась? Скажи Пинни, где у тебя болит. Лиззи выглядела испуганной.– Ничего не разбилось?– Нет, все цело. Чернильница соскользнула, но свалилась прямо в корзину.Пинкни обогнул стол и достал из корзины чернильницу. Кусочек отбился.Лиззи прочитала выражение его лица.– Разбилась! – сказала девочка с отчаянием. Она заплакала, потом закашлялась.– Не надо, Лиззи! Ее легко склеить.Пинкни разволновался. Девочка задохнется, если он сейчас же что-либо не придумает.– У Соломона есть клей. Но я не могу склеить ее одной рукой. Кто-то должен мне помочь. «Господи, хоть бы это помогло», – молился он про себя.Он заботливо склонился над девочкой, проклиная собственную беспомощность. Тельце ее содрогнулось от напряженного вдоха. Кашель стал менее мучительным. Наконец она заговорила:– Я так огорчилась, Пинни.– Ты напрасно огорчилась. Дело пустяковое, вот увидишь.– Правда?– Клянусь тебе.При виде испуганного личика Лиззи ему хотелось плакать. Вот черт! Едва возникло взаимопонимание, и надо же такому случиться.– Дай-ка я помогу тебе встать. Ты не ушибла колено? Если бы он мог обнять ее, утешить хоть немного. Но она сама вскочила на ноги.– Ничуточки, – ответила она. Пинкни видел, что это неправда.– Пойду попрошу у Соломона немного клея.Она увернулась от протянутой руки брата и выбежала из комнаты.– Черт, – с досадой произнес Пинкни.
Лиззи намазала клеем обломки и сжала их неловкими, дрожащими пальчиками.– Соломон сказал, надо держать, пока не застынет. Как ты думаешь, это долго? Я должна успеть умыться, прежде чем меня увидит тетя Джулия.– Две-три минуты, не дольше. Хочешь, я расскажу тебе про эту чернильницу?– О да, конечно!– Тогда послушай. Давным-давно…Лиззи счастливо вздохнула, позабыв свои страхи.– …жил-был маленький мальчик по имени Энсон Трэдд.– Наш папа?– Да. Наш папа. Ты, наверное, его не помнишь.– Нет. Мне так жаль.– Да, и мне тоже, сестричка. Он был замечательный человек, очень смелый и жизнерадостный. Так вот, когда папа был совсем маленьким мальчиком, его отец, а наш дедушка, подарил ему на день рождения пони.– А сколько папе исполнилось лет?– Не то пять, не то четыре. Точно не знаю. Так вот, наш папа очень любил этого пони.– А как звали пони?– Принц. Ты хочешь, чтобы я рассказывал?– Да, да. Я больше не буду перебивать.– Молодец, хорошая девочка. Так вот, папа очень любил Принца. Каждое утро, еще не успев позавтракать, папа убегал в конюшню и упрашивал конюхов, чтобы они оседлали пони. Ему нравилось на нем кататься. Когда семья переезжала в город, приходилось брать с собой Принца. Но потом случилась ужасная вещь. Папа вырос, а Принц так и остался маленьким. Папины ноги волочились по земле, когда он на него садился. Он стал ездить на лошадях. Принц очень грустил, потому что он тоже любил папу.– Бедненький Принц.– Да, и папа тоже. Его огорчало, что его старый друг невесел. И он часто навещал Принца в конюшне. Когда поездка была нетрудной, папа брал пони с собой, и он потихоньку трусил рядом с лошадью. Папа по-прежнему брал Принца в город. Он гулял с ним по Митинг-стрит и Уайт Пойнт Гарденс, держа за веревочку.Лиззи прыснула.– Вот-вот. Все смеялись. Но папа не обращал ни малейшего внимания. Ведь Принц был его другом. Однако в конце концов Принц состарился. Он не мог на прогулках трусить рядом с лошадью, не мог даже ходить. Он только пил пойло и спал в тени под деревом.– И умер?– Да. Для пони он прожил очень долгую жизнь. Папа стал уже совсем взрослым. Но плакал, как маленький. Он сам мне в этом признался. Принца похоронили под деревом, где ему нравилось лежать. Папа взял его копыто и велел плотнику сделать из него чернильницу в деревянном футляре.Лиззи сморщила нос:– Не хотела бы я, чтобы мою ногу кто-то поместил на письменный стол. Это и грустно, и нехорошо.– Пони – это не люди, Лиззи. Папа так сделал из чувства любви и преданности. Но история еще не кончилась. Хочешь, расскажу дальше?– Если только она не грустная.– Нет, я думаю, ты будешь смеяться. Итак, время шло. Папа встретил одну очень красивую леди и женился на ней…– Это была наша мама?– Да. И у них родился сын, которого они назвали… – Он сделал паузу.– Пинкни!– Верно, Пинкни. И он был очень проказливый мальчишка.Лиззи взволнованно улыбнулась.– Неправда, – прошептала она.– Еще какая правда! Это был самый проказливый мальчишка во всей Южной Каролине.– А что же он делал?– Всякие ужасные вещи. Не буду рассказывать, это очень дурной пример. Худшая из его выходок – это побеги через окно во время уроков.– В школе?– Нет, тогда не ходили в школу. Мальчиков обучали домашние учителя, а девочек – гувернантки. Они жили прямо в доме. Когда-нибудь я возьму тебя в Карлингтон, покажу классную комнату. Так вот, этот ужасный Пинкни, стоило только учителю отвернуться, тут же вылезал в окошко. Папа уговаривал его, кричал, даже бил… Ничего не помогало. Пришлось папе крепко задуматься. В доме была одна-единственная вещь, которую Пинкни очень хотелось иметь, – чернильница.– Но почему?– Я уже и не помню. Столько воды утекло. Наверное, потому что папа ее очень ценил. Так или иначе, мне очень хотелось заполучить эту чернильницу. И тогда папа заключил со мной сделку. Если я буду старательно делать уроки и научусь хорошо писать карандашом, он подарит мне свою чернильницу.– Он подарил ее тебе?– Да, и очень скоро. Порой окно влекло меня сильней, чем чернильница. И все же я так стремился ее заполучить. К тому же, хоть я и был проказником, мне хотелось угодить отцу.– И он тебе ее подарил?– Да. Когда для тебя придет время писать пером, я тебе тоже ее подарю.– Правда, Пинни? Я буду очень стараться.– Конечно, сестричка.Пинкни взглянул на ее счастливое, взволнованное лицо и решил воспользоваться моментом.– Но я должен получить от тебя что-то взамен. Лиззи погрустнела.– У меня ничего нет, кроме мишки, – сказала она. – Не знаю, смогу ли я обойтись без него, Пинни. Надо попробовать.Пинкни оторопел. Что это за жизнь, когда едва хватает денег, чтобы купить ребенку еды и самые дешевые ботинки!– Мне не нужен твой мишка, детка. Но я почту за честь, если ты меня обнимешь.Лиззи затаила дыхание. Личико ее побледнело от внутренней борьбы. Она поставила чернильницу на стол и подошла к Пинкни. Она робко коснулась рукой его колена, потом груди. Пинкни сидел, не шевелясь, почти не дыша. Руки девочки обвили его шею. Он чувствовал, как трепещет ее невесомое тельце. Вдруг девочка порывисто прижалась к нему. Ее щека коснулась щеки брата.– Ты мой, Пинни, – прошептала она еле слышно. Пинкни осторожно обнял ее. Он держал ее так, а потом мягко отпустил. Она напоминала ему безобидного зверька – такие попадались порой в его силки вместо хищников.Лиззи отступила от него на шаг, ручки ее были прижаты к бокам. У нее был счастливый вид усталого пловца, одолевшего свирепый шторм.– Знаешь, – сказала она еле слышно, – я бы, пожалуй, посидела немножко у тебя на коленях.Пинкни сглотнул ком в горле.– О, мне бы этого очень хотелось. – Он заставил себя улыбнуться.Лиззи вскарабкалась к нему на колени и прижалась к его плечу. Пинкни, не шевелясь, держал ее, пока комната не растворилась в сумерках. Мужчина не должен плакать, но слезы стояли у Пинкни в горле. 17 Превращение Лиззи в прежнюю жизнерадостную девочку не осталось без внимания в доме Трэддов. Пинкни испытывал глубокое, незамутненное счастье. Предчувствие краха покинуло его. Для Мэри это было доказательством неизменной любви к ним Господа. Симмонс Тень, перестав занимать исключительное место в жизни девочки, впервые понял, что такое ревность. Так же, как и Пинкни, он бывал очень тронут, когда Лиззи забиралась к нему на колени и обвивала руками его шею. Любовь была даром, который ранее Симмонсу никто не предлагал.Лиззи, обретя уверенность, и вести себя стала как прежде. Дом превратился в поле сражения. Джулия вновь стала жаловаться на головные боли – девочка громко смеялась и на бегу топала ножками по полу. За обеденным столом только и звучало:– Леди не сутулятся… не болтают с набитым ртом… не пинают стулья… не перебивают… не глотают с жадностью пищу… не проливают молоко… не играют с пудингом… не забывают про салфетку… не ерзают… не опираются локтями о стол… не говорят, пока их не спросят… не строят рожи… не роняют ложки…Все внимание переключилось на Лиззи, и Стюарта почти перестали ругать за испачканную и разорванную одежду и за нелестные отзывы учителя. Стюарт пропадал в клубе. Мальчишки досконально изучали округу. Они шныряли в толпе на празднествах и следили за вражескими патрулями. Скоро их планы осуществятся, и они смогут забрасывать неприятеля водяными бомбами и гнилыми фруктами, а потом прятаться в штабе, который находился во дворе у Алекса. Украв из школы тетрадь, они уже завели журнал. Записи велись при помощи шифра, который мальчики сами изобрели.Стюарт был доволен, что Лиззи стала опять веселой. Порой, позабыв, что ему уже тринадцать и он должен вести себя с достоинством, Стюарт развлекался вместе с сестренкой.Жара все усиливалась. Отношения между домашними вновь становились напряженными – точь-в-точь как год назад. Помощь пришла, откуда ее никто не ждал, – от янки.В июне правительство в Вашингтоне после долгих перипетий приняло наконец решение о возвращении земель от Чарлстона до Бофора прежним владельцам. Пинкни поздравил Джулию с событием.– Опять обманывают, – отозвалась Джулия. – Этим шакалам нельзя верить.– На этот раз все без обмана, тетя Джулия. Симмонс слышал от посвященных лиц.Джулия удостоила Симмонса взглядом:– Так ли это, молодой человек?– Да, мэм. Но при некоторых условиях.– Ха! Я так и знала. Во всем, что они делают, кроется подвох.Говоря «они», Джулия, конечно, подразумевала и Симмонса.Пинкни попытался защитить друга:– Условия довольно благоразумные, тетя Джулия. Надо подтвердить права владения и… хм… принести присягу.Пинкни ожидал взрыва.К его удивлению, тетушка улыбнулась:– Без сомнения, они полагают, что это меня остановит. Но они ошибаются. Как говорил Генрих Наваррский, Париж стоит мессы. Как мы будем действовать?– Торопиться не стоит, Джулия. Надо выждать месяца три: сейчас ехать в деревню небезопасно. – Мэри безмятежно улыбалась. Чарлстонские плантаторы издавна усвоили, что белым следует покидать плантации не позднее десятого мая и не возвращаться до самого октября, – летом ночной воздух дышит заразой.– Чепуха! Каждый день, прожитый здесь, наносит мне убыток. Я не боюсь болотной лихорадки. Мой старый управляющий построил свой дом в сосновом лесу на севере имения и никогда не знал забот. Я могу жить там до первых заморозков. Я буду возвращаться домой, прежде чем стемнеет, и все будет в порядке. А днем я буду работать. Вот что, Пинкни, и вы, мистер Симмонс, мне бы хотелось сразу же после обеда приступить к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82