– Как раз сейчас он возвращается в Лондон. – Трев и сам с нетерпением ожидал сообщения о прибытии «Подружки». Он буквально разрывался между желанием отправиться со своим экипажем на розыски Лоренса и необходимостью оставаться здесь, чтобы приглядывать за хозяйством. О кораблях и о поиске он знал куда больше, чем об овцах и фермах, но то было прошлое, а это – будущее. – Как-нибудь, если мама разрешит, я буду рад проводить тебя на его борт.
– Ни один из моих детей и ногой не ступит на корабль, – произнес от дверей слабый женский голос.
– Мама! – закричала Черити и протянула к ней руки. Не глядя на него, в комнату вошла маленькая виконтесса. В бархатном платье, волочившемся за ней по полу, и с забранными под чепчик волосами она сама выглядела не старше ребенка, если бы не выступающий вперед живот.
До сих пор леди Рочестер ни разу по своей воле не появлялась в его присутствии. Трев чувствовал себя подобно боевому испанскому галеону в гавани, полной мелких рыбацких плоскодонок.
– А папа обещал, что возьмет меня покататься в море, – обиженно сказала Черити, и у нее задрожали губки.
– Корабли слишком опасны. – Виконтесса наконец подняла на Трева обведенные глубокой тенью глаза. – Вы не делаете мне добра, напоминая ей о вещах, которые она не сможет иметь.
– Корабли не более опасны, чем лошади. Я потерял родителей, когда их карету понесли лошади, – с застарелой горечью произнес Трев. – Что ж, теперь прикажете обходить поместье пешком?
Мелинда отвела взгляд в сторону.
– Если бы это было в моих силах, я приказала бы вам уйти отсюда.
Трева больно ранили эти резкие слова, но он не имел права позволить этой измученной слабой женщине заставить его отказаться от своих намерений.
– Когда-то этот дом был моим, мадам. Вы также не делаете мне добра, напоминая о том, чего я не могу иметь.
Бросив ей в лицо ее же собственные слова, он стремительно вышел из комнаты, сбежал вниз и вылетел на улицу.
Синда зажгла в маленькой гостиной все лампы и при ярком веселом освещении рассматривала холст на мольберте. Работа над натюрмортами не очень ей нравилась, но нужно было унять каким-то образом беспокойство, охватывавшее ее по вечерам. Она тосковала по живому общению с сестрами, ей недоставало шума от бесконечно снующих по дому кузин, которые в изобилии предоставляли ей сюжеты для картин. Она скучала даже по выходам в театр или на концерты камерной музыки, которые вдохновляли ее, хотя и вынуждали на время оставить мольберт.
Она еще не привыкла к новой жизни, решила Синда, внимательно всматриваясь в кувшин с осенними цветами и сосновыми ветками на покрытом синей скатертью столе. В композиции чего-то недоставало, нужно будет что-нибудь придумать, но это потом. А сейчас ей хотелось следить, как из-под карандаша появляется новый рисунок. Процесс рисования подчас интересовал ее больше, чем результат.
Заманчиво было изобразить на холсте вздутый белый парус и синее море, но она устояла. У ее отца есть яхта, и раза два она каталась на ней, но эта яхта не соответствовала тому образу, который возник у нее в голове. Нужно держаться тех предметов, которые она знает, уж очень опасно давать волю воображению.
Синда нанесла фон для цветов, но ей не понравились краски и освещение. Здесь необходимы синие краски и солнечный свет.
Оставив холст сохнуть, девушка стала рыться в коробке с цветными мелками. Мелки предназначались для детей и дилетантов, но сегодня ей нестерпимо захотелось рисовать именно ими. Она набросала в альбоме несколько эскизов собак, играющих в саду. Может, потом она сможет перенести их на большой лист. Не гася лампы, Синда уселась на стул и увлеклась игрой красок. На рисунке уже появлялось синее небо, когда в дверь неожиданно постучали. Кто мог прийти к ней в такой час? Неужели что-нибудь случилось с Кристиной? Она отбросила альбом и поспешила открыть дверь. За ней стоял сэр Тревельян Рочестер, точнее, привалился к стене. Он покачнулся, удивленный тем, что ему открыли дверь, затем ухватился за косяк, чтобы не потерять равновесие.
– Могу я войти? – вежливо осведомился он.
Сегодня его волосы не были напудрены и напомажены. Выбившиеся из косички длинные черные пряди падали на шейный платок. Бакенбарды лишь слегка затеняли его резкие скулы, не скрывая белый шрам на щеке. Жабо повисло на одной пуговке, камзол и жилет, как обычно, были расстегнуты.
Выражение боли и одиночества в его глазах смутили девушку, она отступила назад и позволила ему войти.
– Здоровы ли Черити и леди Рочестер? – спросила Синда, выдержав паузу, за которую успела полностью осознать все неприличие своего поведения.
Женщине не пристало жить одной, без компаньонки, поэтому она и назвалась миссис Джонс. Художницам и вдовам дозволена свобода, недоступная светским леди.
– Леди упряма, непримирима и держит себя как королева, но, слава Богу, здорова. – Трев говорил вполне отчетливо. Войдя в комнату, он принялся разглядывать обстановку.
Коттедж казался Синде просторным, пока в нем не появился сэр Тревельян. Головой он касался балок на потолке, а падавшая от него тень закрыла ее стул. От него сильно пахло ромом, сандаловым деревом и особым, мужским, запахом. Не иначе как этот запах и подтолкнул ее к безумствам.
Она захлопнула альбом.
– Присаживайтесь, сэр. Принести вам кофе?
– Меня зовут Тревельян, а лучше обращайтесь ко мне – Трев. А то меня никто не хочет так называть! – Он уставился на ее стул, как будто забыл, как он здесь оказался. – А у вас есть кофе?
– Да, садитесь же. А я разожгу огонь.
Он не стал садиться, а, закинув руки за спину, начал рассматривать ее работу. Синде хотелось чувствовать себя умной светской женщиной, но вместо этого она казалась себе юной и растерянной девицей.
Ее кузина наняла в деревне женщину, которая дважды в день готовила еду и прибиралась в коттедже. А в остальном Синда управлялась со своим небольшим хозяйством самостоятельно. Будучи наблюдательной по природе, она многому научилась у горничных: умела правильно сложить дрова в камине и разжечь огонь, умела заваривать чай и варить шоколад, но предпочитала кофе. И когда Синда занялась этими уже ставшими привычными для нее хлопотами, то постепенно успокоилась.
Сэр Тревельян стремительно заметался по маленькой гостиной, и она снова испугалась. Уж не узнал ли он ее? Если и так, то по его лицу не было видно, что он намерен сегодня же с ней рассчитаться. И при нем не было шпаги. Все это внушало надежду, что ей нечего его бояться.
Синда видела, что он пьян и явно от чего-то страдает. Ей стало любопытно, от чего именно мог мучиться этот сильный человек. Через минуту она принесла на подносе посуду и сахарницу и поставила их на стол, отодвинув натюрморт. Трев изучал незаконченный эскиз, который Синда прикрепила к стене. Ей захотелось узнать, что он о нем думает.
– Сейчас принесу кофе. – Она вернулась на кухню, где начал закипать кофе. Почему ни один мужчина в Лондоне не привлекал ее так, как этот? Может быть, оттого что всю прошлую зиму она писала его портрет и теперь ей кажется, что она его хорошо знает?
Все это глупо. Она знала об этом мужчине не больше, чем о короле… даже меньше, поскольку отец частенько баловал домашних рассказами о царствующей особе.
Синда налила кофе в оловянный кофейник, найденный на чердаке дома герцога, и понесла его мужчине, дожидавшемуся ее в гостиной. Девушку одолевало любопытство по поводу его неожиданного визита.
– Сэр… Трев, прощу вас, присаживайтесь, а то вы так мечетесь, что я боюсь, как бы вы снова не подхватили меня и не унесли из дома на ночь глядя! – Придерживая полотенцем горячий кофейник, она ждала, пока он поймет, что в комнате один-единственный стул и ему придется его занять.
– Вот уж не думал, мадам, что вы можете чего-нибудь бояться. – Он отобрал у нее кофейник и кивнул Синде на диван.
Вот так просто он завладел ситуацией. Она раздраженно подобрала платье и уселась на краешек дивана.
– Если мне придется называть вас Тревом, тогда я – Люси, – чопорно поправила она. – Но только когда мы с вами наедине. Вы пришли сюда так поздно потому, что сочли меня храброй?
Он налил кофе в чашку и передал Синде.
– Я пришел сюда под воздействием паров алкоголя, желая наконец выяснить – враг вы мне или друг?
Наполнив свою чашку, он попробовал крепкий черный напиток.
– Насколько я понимаю, я вам не враг и не друг, – ответила Синда. – Я просто художница, приглашенная написать ваш фамильный дом. Несмотря на ваши устрашающие манеры, я пытаюсь быть вежливой. И буду и дальше держаться корректно, поскольку это вы платите мне за мое время и работу. Так уж устроен мир.
Его густые брови сошлись на переносице в одну линию.
– Вы выражаетесь, как мужчина.
Синда громко засмеялась:
– Благодарю вас. Моей матери это не понравилось бы, но я говорю очень похоже на нее. Мы с ней люди практичные. – Со странными и зачастую чудесными способностями, но об этом Синда не упомянула. Ей нравилось оставаться неузнанной. Дома ухаживавшие за ней молодые люди посматривали на нее с опасением, как будто она могла превратить их в лягушек. А ей хотелось знать, как они оценивают ее женские качества.
Лицо Трева разгладилось, и он понимающе кивнул:
– Про мою мать можно было бы сказать то же самое, она была… как бы поточнее выразиться… нечто среднее между бригантиной и шхуной. Она умела подчинять себе мужчин силой воли, а когда было нужно, могла незаметно проскользнуть мимо. Я и забыл про эту ее способность.
– Я предпочитаю неуловимость шхуны. Если вы не садитесь рядом, то, может, возьмете подушечку и присядете на табурет у камина? Здесь очень тесно, я не могу пройти, потому что вы закрыли мне выход из гавани.
Трев посмотрел на низкий табурет у камина, затем на удобный диван, на котором она восседала. Синда тут же пожалела о своих словах. Может, он и был пьян, но его взгляд остановился на ней с явным восхищением. Она не осмеливалась взглянуть, не выбилась ли из декольте ее косынка.
Старательно удерживая равновесие, Трев медленно опустился рядом с ней на диван, не расплескав ни капли кофе.
– Сейчас вы сорветесь и удерете, да?
Это было скорее грустное утверждение, чем иронический вопрос. Синда сделала несколько глотков кофе и лишь потом ответила вопросом на вопрос:
– А что, обычно женщины вас избегают?
– Нет, во всяком случае, до недавнего времени. Очевидно, англичанки слабее, чем мне казалось.
– Или вы огрубели, – возразила она. – Англичанки, как и любые другие женщины, предпочитают видеть приятные лица и чарующие улыбки.
– Ну, про леди Рочестер я бы этого не сказал, – мрачно заметил Трев. – Она предпочла бы видеть мою гибель, даже если бы я рассыпал перед ней перлы мудрости и бриллианты вежливости.
– Мелинда считает, что вы убили ее мужа и задумали выжить их с дочерью из поместья. Радуйтесь, что она вообще впустила вас в дом.
– Это как посмотреть. – Трев расслабился, откинулся на спинку дивана и вытянул перед собой длинные ноги. – На прошлой неделе я узнал, что море так и не выбросило на берег тело моего кузена. У него нет могилы.
Чувство, с которым он это сказал, заставило Синду внимательно посмотреть на него. Лицо Трева было невозмутимым, но он не отрываясь смотрел на свою чашку, словно ожидал от нее ответа.
– Простите, я не знала об этом, – смущенно пролепетала Синда. – Должно быть, ужасно вернуться домой и узнать такое.
Он пожал плечами:
– Видите ли, я его не убивал. Ужасно, когда все вокруг верят худшему в человеке из-за какой-то глупой картины.
Уж не играет ли он с ней? Знает ли он, что это она написала тот портрет? Или только подозревает?
Взволнованная его близостью, Синда еще больше занервничала и выпрямилась, стараясь, чтобы их тела не соприкасались. При всей своей невинности она не была невежественной. Тревельян буквально притягивал ее своей мужественностью, и она мысленно представляла себе его сильное тело, скрытое одеждой. Никакие рисунки в анатомическом альбоме не способны были передать мощь и чувственную игру мускулов живого человека.
– Возможно, это оттого что люди не улавливают разницы между капером и убийцей, – сдержанно заметила она и только потом спохватилась, что допустила бестактность.
– Но существует огромная разница между убийством людей на войне и убийством из зависти и корысти, – мрачно пробурчал Трев. – Я убивал только в тех случаях, когда приходилось спасать жизнь себе или своим людям. Король не просто так посвятил меня в рыцари!
– Вы хоть сознаете все неприличие этой темы?
– Да, и мне не следовало приходить к вам, да еще в такое время, – согласился он. – Мне уйти?
Синда знала, что необходимо выставить его за дверь. Он был пьян и чувствовал себя оскорбленным, потому что его ненавидела вдова кузена и потому что большинство соотечественников считали его убийцей. Потому что таким изобразила его она!
– Мы с вами принадлежим разным мирам и не можем быть друзьями, – справедливо заметила Синда.
– Сомневаюсь, чтобы вы или я принадлежали к тому миру, который признают другие. – Трев встал, забрал у нее чашку и поставил посуду на стол.
Она вздрогнула и допустила ошибку, взглянув на него. В его чёрных глазах горело неукротимое желание.
Он взял ее за руки и помог встать, и Синда не остановила его. Сила его рук парализовала ее волю.
– Вот единственный мир, который нам сейчас нужен, – пробормотал он.
Не успела она разобраться в потоке нахлынувших чувств, как Трев мягко завел ей руки за спину и привлек к себе так близко, что она почувствовала биение его сердца.
Затем он опустил голову, коснулся ее губ своими, и мир перестал для нее существовать.
Глава 8
Впервые в жизни ее целовал мужчина.
Пораженная горячим прикосновением губ Тревельяна, Синда целиком отдалась незнакомым ощущениям. Не обращая внимания на привкус рома, она жадно впитывала новый для себя запах мужского тела, непривычный, невероятный и такой головокружительный! Усы слегка кололись, но эти сильные и нежные губы заставили ее забыть обо всем на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41