А, Бог свидетель, Квинну и так стоило большого труда соблюдать приличия в ее обществе. Казалось, всякий раз, когда они встречались, Мередит пробуждала в нем дьявола. Это Квинна очень озадачивало, особенно после того, как он почувствовал, что и она разрывается между влечением и отвращением к нему. К сожалению, чаще побеждало последнее. Он криво улыбнулся. Предчувствие подсказывало, что он совсем не знает ее, ни в малейшей степени. Но он не мог бы сказать, было ли его предчувствие дурным или хорошим.
Квинн заметил движение в садике и подкрался ближе, пытаясь разглядеть, кто это, тем более что последняя молчаливая туманная фигура уже проскользнула в склад.
Черт, подумал он. Кто-то следил за складом! Что они видели? Ясно, что достаточно для того, чтобы послать бедного Элиаса на каторгу и обречь на мучения несчастных, которые только что вошли.
Он обвел глазами садик, следя за тем, не мелькают ли между деревьями другие фигуры, но никого больше не было, так что это была не полиция. Охотник за рабами? Или просто охотник за деньгами, ищущий вознаграждения за беглого раба?
Ругань Квинна перешла в богохульства. Элиаса можно было спасти только одним способом — применить насилие, хотя Девро знал, что Элиас, со своими твердыми квакерскими убеждениями, не потерпит ничего подобного даже ради собственной безопасности. И ему, Квинну, придется взять дело в свои руки.
Он осторожно пошел вперед, ступая так, чтобы не зашуршали листья или кусты. Он не мог ничего сказать об объекте нападения, кроме того, что тот был завернут в широкий длинный плащ.
iii Квинн подкрался к шпиону, одной рукой обхватил наблюдателя за пояс, а другой закрыл ему рот. Фигура, которая весила гораздо меньше, чем предполагал Квинн, отчаянно сопротивлялась, и он стукнул своего пленника в висок. Фигура расслабилась, и, когда она стала сползать на землю, он понял, что это была женщина.
Квинн еще раз выругался. А когда поднимал тело, то увидел под раскрывшимся плащом платье, и похолодел. Он снял капюшон и в темноте золотом заблестели волосы. Едва только взглянув на платье, он уже понял, кто это. Проклятье, он сразу понял.
Какого черта надо было этой дурочке мисс Мередит во дворе некоего аболициониста рано поутру? Квинн Девро часто раздумывал, не таила ли она в себе больше, чем можно было увидеть? Но чтобы так? Он быстро перебрал в уме возможные варианты, но ничего хорошего придумать не мог.
Она не могла быть членом Подпольной железной дороги. Если это было бы так, Пастор обязательно бы ему сказал. Пастор бы знал. Проклятье, он должен был бы знать, не мог не знать.
А его брат, которого не так-то легко одурачить, был убежден, что малышка мисс Мередит беспокоилась только о деньгах и собственных удовольствиях.
Деньги.
Ничего больше не подходило. Она, должно быть, занимается этим из-за вознаграждения. Может быть потому, что Бретт никогда не давал ей столько денег, сколько ей требовалось.
Но и в этом было что-то не совсем то. Но тогда и все остальное было не то.
Девро подумал, не внести ли ее в склад. Но потом напомнил себе, что непоколебимая и бескомпромиссная этика квакера запрещает ему участвовать в подобных действиях. Первым в тюрьму отправится купец. А вся Подпольная железная дорога понесет невосполнимые потери.
Он спросил себя, сможет ли быть жестоким по отношению к женщине, даже, по его подозрениям, виновной. И понял, что нет, неважно, кем она была и что сделала. Но придется долго держать ее взаперти. Или напугать ее так, чтобы она потеряла голову от страха.
Потеряла голову. Черт. Когда-то он и так считал ее без царя в голове, но сейчас осознал, что так не думает. Его мнение о мисс Ситон медленно менялось.
Выбирать было не из чего. Было похоже, что либо его, либо Элиаса придется принести в жертву. А Элиас был более ценен для организации. У Квинна не было иллюзий в отношении себя. Он делал то, что делал, потому что ему доставляли удовольствие опасности, приключения и моральное удовольствие оттого, что он обделяет этим самым тот общественный класс, который презирает.
С другой стороны, Элиас был действительно хорошим человеком, человеком, который заслуживал лучшей участи, чем тюрьма, и, как подозревал Квинн, который не выжил бы в тюрьме.
Решение пришло быстро. Он рискнет открыться Мередит Ситон и выяснит, что ей известно. Тогда он сможет вовремя предупредить купца, чтобы тот успел бежать на Север, а он, Квинн, не выпустит Мередит Ситон, пока пароход не прибудет с Иллинойс. Когда Элиас будет в безопасности, они с Кэмом отпустят ее и скроются сами.
Так что и Элиаса, и его груз можно забрать прямо сегодня.
Но это будет означать конец всему, что Квинн так упорно создавал, ради чего он шел вперед. Проклятье. Проклятье.
Приняв решение, Квинн опустил Мередит на землю. Он снял свой пояс и связал ей руки, затем заткнул рот полоской материи, оторванной от ее нижней юбки; подняв ее на руки, быстро пошел по темной улице туда, где его ждала лошадь.
На палубе “Лаки Леди” никого, кроме вахтенного, не было. Квинн, не глядя на часы, решил, что сейчас было около трех часов ночи — достаточно поздно, чтобы почти весь экипаж спал.
Он взглянул на свою ношу и встревожился. Она по-прежнему была без сознания. Когда он наносил в темноте удар, то думал, что перед ним мужчина, и поэтому не был особенно нежен. Соскакивая с осторожностью с лошади, Квинн одной рукой, близко к своему сердцу, прижал ее голову, и жест был почти любовным. Кляп был заботливо скрыт под его большой рукой.
Для вахтенного Квинн припас заговорщическую улыбку.
— Выпила немного больше, чем следовало, — он ухмыльнулся. — Вы не могли бы завести лошадь на борт и отправить Кэма в мою каюту? У меня есть для него поручение.
— Да, сэр, — ответил вахтенный, хорошо зная, кто владеет пароходом.
Капитан Квинн принес Мередит к себе в каюту и положил на кровать. Зажег газовый рожок и снова вернулся к ней. Сняв капюшон с головы, он мягко погладил синяк на ее виске.
Она выглядела беззащитной. На лице не было пудры, и в мигающем свете кожа выглядела мягкой и блестящей, но на скуле краснело пятно. Волосы, не завитые в тугие локоны, которые никогда ей не шли, рассыпались во все стороны, открывая овальное лицо, казавшееся совершенным.
Длинные темные ресницы закрывали ее темно-карие глаза, в которых ничего никогда нельзя было прочесть.
Что же она скрывала?
Не будь глупцом, сказал он себе. Вспомни другую женщину, которая казалась ужасно беззащитной, а ее козни стоили тебе восьми лет жизни. Женщины были все те же — предательницы. А вот эта, решил Квинн, была еще похлеще многих. Она совершенно точно не была такой, какой казалась. И это было чудовищно.
Он убрал кляп и развязал пояс, который туго стягивал ее руки, и заменил его полосой, оторванной от простыни. То же самое проделал и с ее лодыжками, но прежде его злой, но зоркий глаз отметил красоту их форм. Еще одним куском материи он связал ее лодыжки с запястьями так, что она едва бы смогла пошевелить ими.
Довольный тем, что он все так проделал, и при всем этом ей достаточно удобно, он принялся приводить ее в чувство. В кувшине была вода, и он немного отлил в чашку, стоявшую у постели. Квинн взял чистое полотенце, смочил его и, присев на край постели, стал обтирать ей лицо, надеясь, что она очнется. Хотя ее дыхание было спокойным, он уже начал беспокоиться.
Было видно, что холодная вода подействовала. Медленно, очень медленно, поднялись ресницы, она вздрогнула, словно пытаясь стряхнуть боль, которую, должно быть, чувствовала. Наконец, глаза полностью открылись, и он мог видеть, как, в полном замешательстве, она оглядывала незнакомый потолок, а затем ее взгляд переместился на него, и глаза расширились от ужаса.
Она попыталась привстать, и Квинн заметил, как в ее глазах отразилась сначала паника, а потом, когда она поняла, что ее руки прочно связаны, — в глазах появилась злость. Она попыталась поднять руки, но кусок простыни, который связывал их с ногами, задрал ее платье так, что стали видны панталоны. Она тут же остановилась и покраснела.
Квинн занес руку над ее лицом, чтобы зажать ей рот, если она вздумает кричать, но тут же понял, что по каким-то своим соображениям она решила этого не делать. И хотя она и перестала вертеться, глаза ее по-прежнему метали молнии. Целая гамма чувств отразилась в них: страх, злость, унижение, а потом все сменилось знакомым пустым выражением, в котором ничего нельзя было прочесть.
Мередит была настолько хороша в игре, в притворстве, что он невольно почувствовал восхищение. Было очевидно, что она оценила положение и решила предоставить ему следующий ход.
Почти с радостью он услышал, что Кэм условным сигналом стучит в дверь.
Он склонился над Мередит и, приложив палец к ее подбородку, заставил поднять на него глаза. — Вы должны молчать.
В глазах девушки негодующе вспыхнули золотые точки.
— Я могу заткнуть вам рот. Поверьте, вам будет гораздо больнее, чем мне, — в его голосе звучал холод, который сделал угрозу действенной.
Она закусила губу и кивнула. Он понимал — ей совсем не нравилось, что приходится ему подчиняться. Да, ей было тяжело — приходилось скрывать свой гнев, но это позабавило его сейчас.
Квинн прокрался к двери, готовый в любую минуту прыгнуть назад, если она издаст хоть малейший звук. Он открыл дверь, бросил на Мередит предостерегающий взгляд и вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.
Кэм выглядел так, словно совсем выспался. Глаза покраснели, а вокруг рта легли складки. Он вопросительно глядел на Квинна.
— Кэп?
— У меня в каюте мисс Ситон, — сказал Квинн тихо. Глаза Кэма расширились. Он не мог не знать, что мисс Си-тон всегда проявляла откровенную враждебность к Квинну.
Квинн, поняв его, усмехнулся.
— Она пришла не совсем по своей воле, — объяснил он, — она связана, как рождественская индейка.
Кэм терпеливо ждал дальнейших разъяснений, так как знал, что нужна особая причина, чтобы капитан вызвал его среди ночи.
— Я обнаружил ее у склада Элиаса и думаю, что она видела, как Элиас принимал партию груза.
Кэм сжал в кулаки свои огромные руки.
— Шпионила? Квинн пожал плечами:
— Другого объяснения не могу придумать.
— А друг Спрейг?
— Я не стал ему ничего говорить, ты же знаешь, как он относится к насилию.
Слова эти со всей их недосказанностью повисли в воздухе.
— Что ты собираешься делать? — наконец спросил Кэм.
— Не знаю, — впервые Кэм видел, что Квинн колеблется . Сначала надо выяснить, что она затеяла и зачем.
— А Дафна?
— Это и вовсе все запутывает, правда? — сказал Квинн. — Поезжай за ней. Она должна быть в отеле, — он помолчал, потом продолжил: — Если кто-нибудь заинтересуется тобой, скажи, что у тебя записка к мисс Ситон, но было бы лучше, чтобы тебя никто не видел. — Он медленно покачал головой. — Кэм, будь осторожен, а не то “Лаки Леди” будет потеряна для Подпольной дороги. Я не хочу, чтобы и ты был тоже потерян.
— Я вернусь на рассвете, — пообещал Кэм.
— Прежде чем вести ее на борт, спрячь ее где-нибудь поблизости и сообщи мне. Я отвлеку вахтенного, пока ты будешь провожать ее на грузовую палубу.
Кэм кивнул, а затем быстро повернулся и ушел.
Квинн помедлил у двери, положив руку на дверную ручку. При мысли о провале, о потере всего, ради чего он работал, его охватила тяжелая усталость. Будь проклята эта Мередит Ситон.
Стиснув зубы, он вошел в комнату и встретил ее взгляд. Мередит лежала спокойно, но по беспорядку, царившему на кровати, он понял, что в течение нескольких минут, пока его не было, она отчаянно пыталась освободиться. А что бы она стала делать потом? Он обвел взглядом комнату и остановился на пистолете, который лежал на письменном столе. По тому, как быстро отвела девушка глаза, он догадался, что она тоже его видела.
— Кровожадный шпион, — сказал он дружелюбно, но некая угроза в голосе все же была. — Теперь расскажите же мне, что вы делали в такой неподходящей части города да еще среди ночи, — это был приказ, а не просьба.
— Не ваше дело, — ответила она резко.
— Ну, теперь будет моим делом, мисс Ситон.
— Вы не имеете права.
— Вы совершенно правы, — с готовностью согласился он, — но, к несчастью, вы не можете пожаловаться.
Мередит не понравилось внезапное дружелюбие в его голосе даже больше, чем угрожающая враждебность, которая звучала всего несколько минут назад. Ей почему-то стало еще страшнее.
— Ваш брат…
— Думаю, мой брат будет против нас обоих, Мередит, — ласково перебил он. — Сомневаюсь, что он оценит ваши ночные вылазки, не говоря уже о вторжении на частную территорию и подглядывании. Он может и урезать ваше содержание. А я могу применить что-нибудь более эффективное.
— Я не подглядывала…
— Нет, подглядывали, Мередит, и не говорите, что мы с вами не достаточно близки, чтобы звать друг друга по имени после того, как вы прибыли на пароход на моих руках и устроили столь очаровательный беспорядок в моей постели.
Напуганная этим намеком, она только молча смотрела на него.
Его голос стал жестче.
— Что вы там делали? — Где?
— Ну, Мередит, такая потеря памяти уж слишком удобна для вас, — его рука в перчатке тронула ее подбородок, принуждая смотреть прямо ему в глаза. — Не играйте со мной в ваши игры.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Думаю, что понимаете. Но давайте начнем сначала. Зачем вы прятались за деревьями поздней ночью?
Мередит пыталась отвести глаза, но они были словно прикованы к Квинну так же крепко, как были связаны ее руки и ноги. Голос его был спокойным, вопросы — мягкими, но в темных синих глазах бушевала ярость.
— Мне… мне не спалось, и я вышла на прогулку и… и заблудилась. Я увидела свет и решила спросить, как мне выйти.
Он саркастически усмехнулся. Смех и злость смешивались в его взгляде.
— Могли бы придумать что-нибудь получше, Мередит. Она действительно могла бы придумать и получше, но сейчас ничего не приходило ей в голову. Она чувствовала себя усталой и разбитой, голова у нее болела. Мысли были перепутаны, как игрушки в детской коробке. Вместо объяснений она решила нанести ему удар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53