Просвистев в сантиметре от плеча девушки, мастихин глубоко ушел в стену.
Содрогнувшись, Ребекка спряталась за диван. Капитан Уилдинг бросился к сэру Энтони и крепко сжал его руку.
– Вы можете разгромить всю свою мастерскую, – сказал он с тихой угрозой, – но не смейте швырять вещами в леди.
– Она не леди, а моя дочь, – возразил сэр Энтони, пытаясь высвободить руку.
Пальцы капитана еще сильнее сжали запястье художника.
– Тем более вы должны держать себя в руках, – сказал он.
Силуэты мужчин четко выделялись на фоне окна: стройная фигура сэра Энтони с искаженным от ярости лицом и широкоплечая – капитана, крепко сжимавшего руку хозяина. Перед Ребеккой возникло видение: молнии, мечущие свой огонь в гору, но не способные разрушить ее.
Наконец отцу удалось выдернуть руку, и на мгновение Ребекке показалось, что он ударит капитана, но, как это бывало и раньше, настроение сэра Энтони внезапно изменилось к лучшему, и его рука безвольно упала.
– Вы правы, черт побери. – Сэр Энтони посмотрел на дочь. – Я ведь никогда тебя и пальцем не тронул, разве не так?
– Только брызгал краской, – ответила Ребекка, стараясь казаться веселой. – Иногда ты бываешь ужасен.
Лицо капитана было серьезным, глаза холодными.
– И часто у вас бывают такие вспышки гнева, сэр Энтони? – спросил он.
– Не скажу, чтобы они вошли в привычку, но иногда бывают. – Художник потер запястье и показал на беспорядок. – Я не случайно выбрал эту мебель, так как она легко чистится и на ней не остается следов.
– Весьма забавно, – сухо заметил капитан. – Вам следует извиниться перед вашей дочерью.
Лицо сэра Энтони помрачнело: он не привык выслушивать замечания от своих подчиненных.
– Ребекка не придает значения перепадам моего настроения.
– Что вы говорите? Тогда почему она так бледна, как будто только оправилась после тяжелой болезни?
Головы мужчин повернулись в ее сторону. Ребекка замерла, зная, что на ее лице написано страдание, которого не заметит только слепой.
От опытного глаза художника не укрылось страдальческое выражение лица дочери.
– Ты и вправду пугаешься, когда я начинаю сердиться, Ребекка? – спросил он, немало удивленный.
Ребекке хотелось солгать отцу, чтобы не ставить его в неловкое положение, но под пристальным взглядом капитана она не решилась на это.
– Твои неожиданные вспышки злости всегда расстраивают меня, – сказала она, чувствуя себя очень неуютно. – Когда я была маленькой, я так пугалась, что мне становилось дурно. Мне всегда казалось, что наступил конец света.
У сэра Энтони перехватило дыхание.
– Прости, Ребекка, я этого не знал. Твоя мать… – Он резко оборвал себя на полуслове.
Ее мать никогда не обращала внимания на такие взрывы, так как в любую минуту могла взорваться сама. Когда родители ссорились и кричали друг на друга, Ребекка пугалась и забивалась под кровать.
Все замолчали, и Ребекка, для которой эта тишина стала невыносимой, постаралась скорее нарушить ее:
– У моего отца не все ладится в этой картине, капитан Уилдинг, и ему хотелось посоветоваться с вами. Это последнее полотно из серии «Ватерлоо». Художнику позировал лично герцог Веллингтон.
Капитан взглянул на полотно. Ребекка, наблюдавшая за ним, увидела, как сузились его глаза и натянулась кожа на скулах. Напрасно она считала его холодным и бесстрастным – ничто человеческое ему не чуждо. Она хотела бы научиться угадывать чувства капитана по выражению его лица.
– Веллингтон отдает приказ, – в раздумье произнес Уилдинг. – От этих воспоминаний у меня мороз по коже.
– Вам когда-нибудь приходилось видеть, как он дает сигнал к атаке?
– Да. Правда, я находился не в такой близости к нему. – Капитан снова пристально посмотрел на картину. – Сэр Энтони, вы хотите, чтобы этот образ был классическим, и поэтому идеализируете героя, или вам бы хотелось приблизить его к обстановке сражения, а картине придать больше естественности?
Сэр Энтони несколько раз порывался ответить, но, видимо, не мог собраться с мыслями.
– Герцог – великий человек, и мне хотелось бы, чтобы зрители это чувствовали, – ответил он наконец. – Я бы желал, чтобы он врезался им в память и запомнился на всю жизнь. Даже по прошествии столетий люди должны говорить о Веллингтоне в изображении Ситона.
– Возможно, ваше толкование образа слишком классическое, а потому в нем не чувствуется мощи. Герцог на коне выписан так тщательно, как будто он гарцует на параде. Ватерлоо – это великое сражение. После целого дня непрерывных атак солдаты и их лошади были так измучены, что падали на землю. Их тела были покрыты грязью, потом, часто кровью; лица были черными от пороха. Даже с того расстояния, где я находился, можно было заметить напряженность и усталость на лице герцога.
– Как же мне достичь правдивости в выражении его лица?
Прежде чем ответить, Уилдинг задумался.
– Солнце клонилось к закату, и когда герцог взмахнул треуголкой, предвечерние лучи осветили его лицо. Я не могу вам точно сказать, как передать выражение лица великого полководца, но вы должны иметь в виду, что многие годы он провел в сражениях. В Испании он столкнулся с превосходящими силами противника. Путь к победе был долгим, он терял лучших друзей, часто становился свидетелем их гибели, и это ожесточило его. Мне кажется, эта ожесточенность должна найти отражение в выражении лица великого Веллингтона.
– Теперь я понимаю, какой промах совершил, изобразив герцога таким, каким он позировал мне, – задумчиво произнес сэр Энтони. – Попытаюсь изобразить его именно в пекле боя. У вас есть еще какие-нибудь замечания? – спросил он, бросив на капитана осторожный взгляд.
Уилдинг снова посмотрел на полотно.
– Лица солдат светятся весельем, как на майском празднике. В этом ваша ошибка. Шел тяжелый бой, и поле было затянуто пороховым дымом; сквозь пелену не удавалось ничего разглядеть дальше вытянутой руки.
Прищурившись, сэр Энтони посмотрел на картину.
– Чтобы достичь такого результата, я использую прозрачную серую глазурь. И все же главное – это сам Веллингтон. Ожесточенность. Я сумею отразить ее.
– Какие еще картины входят в серию «Ватерлоо», кроме этой и «Атаки в конном строю»? – спросил капитан Ребекку.
Она взяла папку и вынула из нее два рисунка.
– Законченные картины находятся в другом месте, но вы можете посмотреть эскизы: это их точные копии. На первом изображены войска союзников, растянувшиеся до самого горизонта.
Уилдинг подошел к Ребекке и посмотрел на эскиз через ее плечо. Она ощутила тепло его тела, и это неожиданно взволновало ее. Человек за ее спиной прошел через пекло войн на Пиренейском полуострове и при Ватерлоо и остался жив. Возможно, как и герцог Веллингтон, он ожесточился.
– Где были ваши позиции? – спросила Ребекка.
– Примерно здесь, слева от центра. Наша стрелковая цепь располагалась в песчаном карьере.
– Мне кажется, на этой картине большое значение имеют эти двое, стоящие на переднем плане, – юноша и седоусый сержант, которые держат полковое знамя, – сказала Ребекка, указывая на эскиз.
Уилдинг внимательно посмотрел на лица мужчин. Над войском развевался на ветру «Юнион Джек», бросая вызов французской армии, стоявшей сплоченными рядами по другую сторону долины.
– Выражение их лиц правдиво отражает солдатские чувства в такие тяжелые дни, – заметил Кеннет. – Юноша, вступающий в свой первый бой, думает о том, достанет ли у него мужества, чтобы выдержать первое испытание. Закаленный же в боях ветеран, не раз смотревший смерти в лицо, перед боем размышляет о том, повезет ли ему на этот раз. Зритель невольно задумается об участи этих бойцов.
По голосу капитана Ребекка поняла, что в разные времена своей военной службы ему приходилось быть и тем и другим. Юношей он нашел в себе мужество броситься в бой и выжить, а уже будучи опытным офицером, он был удачлив в бою, и это закалило его и придало уверенности в себе. Таким он и был теперь. Уилдинг разительно отличался от всех знакомых ей мужчин, и это отличие завораживало ее. Ребекке захотелось прикоснуться к нему, впитать в себя его мужество и уверенность.
Ребекка достала из папки второй эскиз.
– Здесь отец изобразил защиту одного из замков, – произнесла она пересохшими губами. – Это была жестокая битва: немногочисленная армия союзнических войск противостояла французской армии, вдвое превосходившей их по численности. Отец изобразил сцену, когда французам удалось прорваться внутрь замка и его защитники яростно сражались за каждый фут. Ему хотелось изобразить сцену рукопашного боя.
– Здесь лица солдат изображены верно; именно такие лица мне приходилось видеть в бою. Эта картина будет прекрасным дополнением к «Конной атаке».
– Как по-вашему, эта серия будет достойным отражением битвы при Ватерлоо? – спросил сэр Энтони, заглядывая в эскиз.
К облегчению Ребекки, капитан наконец отошел от нее.
– Четыре картины не в состоянии полностью отразить кровавую битву, – ответил Уилдинг.
– В вашем голосе слышится разочарование, – сказал художник. – Я изобразил начало сражения, его конец, пехоту и кавалерию. Какие еще сцены могут быть включены в эту серию?
– На вашем месте я бы написал еще две картины, – поспешил ответить Уилдинг. – Первая – сцена обмена рукопожатиями Веллингтона с принцем Блюхером, когда английские и прусские войска встретились близ Ла-Бель-Альянс. В этой войне союзниками Англии выступили многие народы, объединившиеся против общего врага. Если бы тогда при Ватерлоо не подоспела прусская армия, поражение было бы неминуемым.
– Гм, интересное предложение, – заметил сэр Энтони. – А что еще?
– Покажите цену победы, – сказал капитан. – Измученные, раненые солдаты спят вповалку вокруг сломанных орудий, здесь же лежат мертвые. Все смешалось: смерть и жизнь, и над всем этим – темное, во вспышках огня небо.
Наступило долгое молчание.
– Вы все так живо описываете, капитан, – вымолвила наконец Ребекка, – что у меня перед глазами так и стоят эти сцены.
– У него есть чутье художника, – добавил сэр Энтони. – Я подумаю над вашими предложениями. Надо будет хорошенько все осмыслить.
Внезапное желание быть рядом с капитаном охватило Ребекку. Такое она испытывала впервые в жизни. Ей хотелось завладеть всем его существом или хотя бы частью его.
Ребекка подошла к капитану и провела ладонью по его щеке. Его шрам был твердым и гладким на ощупь.
– Вы покорили меня, капитан, – сказала она охрипшим голосом. – Мне надо во что бы то ни стало написать ваш портрет.
Глава 7
Слова Ребекки и ее легкое, полное нежности прикосновение настолько смутили Кеннета, что он только и смог выдавить из себя:
– Простите?..
– С самого первого мгновения, как я вас увидела, у меня возникло непреодолимое желание написать ваш портрет, – продолжала Ребекка. – Как вы колоритны!
Такие слова, если бы их произнесла другая женщина, прозвучали бы как приглашение к флирту, но Ребекка не умела этого делать и сейчас смотрела на него, как бережливая хозяйка, выбирающая цыпленка к воскресному обеду.
– Это комплимент или простое заключение? – сухо спросил Уилдинг.
– Простое заключение, – Ребекка посмотрела на отца. – Ты не станешь возражать, если я буду одалживать у тебя капитана Уилдинга на пару часиков в день?
– Я хочу сделать лицо сержанта в моей картине похожим на Кеннета, – ответил с улыбкой сэр Энтони, впиваясь острым взглядом в лицо секретаря. – Вы говорите, что по глазам солдата можно прочесть, через сколько сражений он прошел? Все, что есть в ваших глазах и лице, я вложу в образ сержанта. Но ты можешь начать писать его первой, если капитан не против.
– Вы не будете возражать, капитан? – спросила Ребекка.
Под пристальными взглядами отца и дочери Кеннет чувствовал себя неуютно. Иногда взгляды художников проникают прямо в душу, и, возможно, им легко будет догадаться, что привело его в этот дом. Однако ему хотелось проводить с Ребеккой побольше времени, и, похоже, удача впервые улыбнулась ему.
– Ваше желание для меня закон, мисс Ситон, – ответил Уилдинг.
– Тогда пройдемте в мою мастерскую.
– Дайте мне немного времени, – ответил капитан. – Я должен устроить здесь уборку, пока краска не впиталась в ковры и мебель.
– Скажите слугам, которые будут убирать здесь, чтобы делали это быстро и без лишнего шума, – приказал сэр Энтони. Взяв альбом и карандаш, он начал что-то рисовать быстрыми уверенными штрихами.
Кеннет открыл дверь, пропуская Ребекку. Ее волосы растрепались и спадали на плечи золотыми кольцами. Наверное, она только что встала с постели.
Ступая за Ребеккой, Кеннет в сотый раз напомнил себе, что в дом Ситона его привело необычное дело. Спустившись вниз, он проверил, чем занимались слуги в его отсутствие, и послал Бетси, самую расторопную из служанок, прибрать в мастерской сэра Энтони, а сам направился в святая святых Ребекки.
Кеннет постучал в дверь и, получив разрешение, вошел, с интересом озираясь вокруг. По сравнению с мастерской сэра Энтони мастерская его дочери была гораздо проще: белые оштукатуренные стены, наклонный потолок и некое подобие кухни в углу. Окна, выходящие на улицу, были обычного размера, другие же, с тыльной стороны дома, были большими, пропускающими много света. Именно такой свет и требовался художнику. Повсюду висели или стояли картины, многие из них были без рам.
Ребекка сидела согнувшись в большом кресле с альбомом на коленях и карандашом в руке. Она указала Кеннету на диван, стоявший напротив.
– Располагайтесь поудобнее, капитан. Сегодня я сделаю только несколько набросков. Мне надо решить, как лучше написать ваш портрет.
– Если мы собираемся каждый день вместе работать, то проще называть меня просто Кеннетом, – сказал Уилдинг, располагаясь на диване.
– Тогда и вы должны звать меня Ребеккой. – Она пристально посмотрела на капитана, и в ее глазах вспыхнули зеленые огоньки.
– Я никогда раньше не позировал. Что я должен делать?
– Чувствуйте себя как можно спокойнее и постарайтесь не вертеть головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50