На лице Абигейл было написано раскаяние.
— Но ты же знаешь, каким Генри бывает в гневе, — сказала она, оправдываясь. — Вот я и решила, что лучше тебя в это не впутывать. Если бы все открылось, он ругал бы только меня, а ты была бы ни при чем, — ведь ты ничего не знала.
— Но ты должна перестать встречаться с этим человеком, Абигейл! Если Генри узнает, я не представляю, что он с тобой сделает.
— Теперь слишком поздно, моя дорогая, — воскликнула Абигейл, и ее лицо просияло. — Можешь за меня порадоваться, Кэссиди. Я выхожу замуж.
В душе Кзссиди боролись противоречивые чувства. Если Абигейл выйдет замуж, то навсегда избавится от тирании Генри. С другой стороны, с замужеством сестры Кэссиди останется под его опекой одна.
— А что, если этот человек тебя не достоин, Абигейл? — осторожно спросила она. — Ты совсем не знаешь жизни и не разбираешься в мужчинах. Тебе все кажутся добрыми и хорошими. Как ты можешь составить о мужчине правильное мнение, если неравнодушна к нему?
Абигейл усадила Кэссиди рядом с собой на постель.
— Когда ты узнаешь, кто он такой, ты ужасно удивишься. Он весьма достойный человек. Поэтому просто порадуйся за меня. Ведь я буду жить с человеком, которого люблю.
— Кто же он?
— Я не могу тебе этого сказать, Кэссиди. По крайней мере, не сейчас. Но, когда я выйду замуж и буду жить в его доме, ты тоже переедешь к нам. Я не оставлю тебя здесь.
— Я очень беспокоюсь, Абигейл. Как ты могла полюбить человека, которого едва знаешь?
— До нашего первого свидания мы виделись с ним на неделе по нескольку раз. Мы встречались вечерами, когда я давала уроки пения дочерям миссис Гарди.
— Но ты должна была рассказать мне обо всем, — с упреком сказала Кэссиди. — Ты знаешь, что ради тебя я готова на все. Я могла тебе помочь.
— Я и не собиралась ничего скрывать от тебя. Но когда мы с ним все обсудили, то решили пока никому ничего не говорить. Он взял с меня слово, что я не скажу даже тебе. Понимаешь, у его матери собственные планы относительно женитьбы сына, и ему кажется, что она не одобрит мою кандидатуру… Но, когда мы поженимся, ей ничего не останется, как примириться с этим.
— Не нравится мне все это, Абигейл, — проговорила Кэссиди с сомнением в голосе. — Если твой возлюбленный честный человек, то он обязан прийти к Генри и официально попросигь твоей руки. Ты готова бежать с ним, поверив одному его слову жениться на тебе?
Абигейл рассмеялась.
— Откуда у тебя эта подозрительность? — удивилась она, покачав головой. — Да, я ему всецело доверяю, Кэссиди. Кроме того, ты прекрасно знаешь, что Генри никогда не даст согласия на наш брак. Он запрет меня в четырех стенах и позаботится о том, чтобы я никогда никого не полюбила…
Кэссиди понимала, что Абигейл права.
— Тогда я хочу с ним встретиться, — сказала Кэссиди. — Кто-нибудь из нашей семьи должен познакомиться с этим человеком.
— На это нет времени, Кэссиди. Сегодня вечером я уезжаю с ним, — призналась Абигейл.
— Не сделай чего-нибудь такого, в чем потом сама будешь раскаиваться! — воскликнула Кэссиди, сжав руку сестры.
— Как я могу раскаиваться в том, что убежала из дома, который Генри превратил в настоящую тюрьму! — воскликнула в ответ Абигейл. — Единственное, что меня печалит, это то, что ты остаешься одна, — она горячо поцеловала Кэссиди. — Обещаю тебе рассказать обо всем, как только смогу. И пожалуйста, ни о чем не беспокойся, если некоторое время до тебя не будет доходить обо мне никаких известий. Мне нужно будет найти способ передать тебе весточку так, чтобы ее не перехватил Генри.
— Ну посуди сама, как я могу позволить тебе уехать, если даже не буду знать, куда ты отправляешься?
— Я уезжаю с человеком, который меня любит и хочет, чтобы я была счастлива. Тебе не о чем беспокоиться.
С тяжелым сердцем Кэссиди поинтересовалась:
— Какие же у тебя планы?
— Я выйду в полночь на перекресток. Он будет меня там ждать. Я стану его женой еще до наступления рассвета.
Кэссиди протяжно вздохнула.
— Тогда нам лучше начать собирать твои вещи, — сказала она. — Давай я тебе помогу.
На глазах Абигейл показались слезы.
— Я знала, что ты меня поймешь. Надеюсь, Генри не будет срывать на тебе зло за то, что я совершила…
— Обо мне не беспокойся. С Генри я как-нибудь справлюсь.
— Я никогда не понимала, почему он так ненавидит тебя, Кэссиди. Он всегда срывал зло на тебе, когда сердился на кого-нибудь из домашних.
— Это потому, что я единственная, кто смеет ему возражать. Такие люди, как Генри, вообще не терпят возражений. Я его нисколько не боюсь, и его это выводит из себя.
— Пожалуйста, береги себя, — попросила Абигейл и достала из кармана письмо, запечатанное сургучом. — Я хочу оставить это для Генри в гостиной на столе. Здесь я сообщаю ему о нашем побеге.
Кэссиди открыла ящик комода около кровати Абигейл.
— Какая досада, что у тебя такое старое белье, — снова вздохнула она. — Генри досталось от отца целое состояние, но он скупится потратить на нас лишний пенс.
Абигейл вытащила из-под кровати небольшой саквояж.
— Теперь это уже не имеет значения, — сказала она. — Мне много не надо. Мой возлюбленный обещал купить мне красивое белье, много нарядов и вообще все, что я только пожелаю.
И опять на лице Кэссиди отразилось сомнение.
— Ах, если бы я что-нибудь знала об этом человеке, мне было бы легче перенести расставание!
— Уверяю тебя, — откликнулась Абигейл, — когда ты с ним познакомишься, то поймешь, что мне повезло с мужем. Он хороший человек, любит меня и к тому же скоро унаследует высокий титул и огромное состояние.
Укладывая в саквояж вещи сестры, Кэссиди с трудом сдерживала слезы. Она старалась не вспоминать о том, что, когда останется одна, ее жизнь превратится в ад. Главное, чтобы Абигейл была счастлива.
Обычно невозмутимое лицо Генри перекосило от злости. Распахнув пинком ноги дверь спальни, он схватил Кэссиди за руку и потряс у нее перед глазами письмом Абигейл.
— Что все это значит, милочка?
Всю ночь Кэссиди не смыкала глаз. Она поняла, что настал тот самый страшный момент расплаты.
— Ты не хуже меня знаешь, что это письмо Абигейл, — сказала Кэссиди, вырвав руку. — Она уехала, и ты больше не будешь ее мучить.
Генри уже замахнулся, чтобы дать ей пощечину, но что-то в ее взгляде остановило его.
— Не волнуйся, я ее отыщу, и она поймет, что не следовало так поступать! — пообещал он. — А сейчас немедленно рассказывай, куда она направилась.
Кэссиди отрицательно покачала головой.
— Даже если бы я знала это, то все равно бы тебе не сказала. Я рада, что она сбежала.
Он так грубо толкнул ее, что Кэссиди ударилась головой о дверной косяк. Однако ее взгляд был по-прежнему тверд.
— Папа и мама не учили тебя подобным манерам, — с презрением сказала она. — Если бы ты не был таким жестоким, Абигейл не решилась бы бежать из дома.
— Да что ты понимаешь в жизни! — рявкнул Генри. — Конечно, от вас с Абигейл не дождешься благодарности, однако я делал все возможное, чтобы у вас был кров над головой и пища на столе. Чего еще вам не хватает? Что же касается отца и матери, то, даже если бы родители остались живы, они бы снова отправились во Флоренцию, Египет или Индию, а вас оставили бы на мое попечение. Их больше волновали археологические открытия, а свои родительские обязанности они переложили на мои плечи.
— Нет, Генри, — возразила Кэссиди, — это ты не знаешь, что такое жизнь. Тебе кажется, что ты центр мира. Тебя не интересует ничего, кроме собственных нужд. Жизнь не доставляет тебе никакой радости, и ты не любишь людей. Даже твои дочери боятся тебя.
Губы Генри задрожали от гнева.
— Я всегда знал, что с тобой хлопот не оберешься! — воскликнул он. — Ты все делаешь мне наперекор. У тебя отвратительный характер. Это потому, что тетя Мэри тебя разбаловала!
— Да, я всегда буду возражать тебе, Генри, потому что ты не прав. Я буду спорить с тобой до самой смерти.
— Когда-нибудь ты раскаешься, Кэссиди, — пригрозил брат. — Я не отступлюсь до тех пор, пока не выбью из тебя эту дурь и не приучу тебя к послушанию.
Генри стремительно вышел из комнаты и, вытащив из двери ключ, вставил его с другой стороны.
— Я уверен, — сказал он, стоя в дверях, — что очень скоро ты образумишься. Я не выпущу тебя из комнаты, пока ты не ответишь, где твоя сестра.
— Я тебе ничего не скажу, Генри, — ответила Кэссиди, глядя прямо ему в глаза.
Он захлопнул дверь, и она услышала, как щелкнул замок. У нее по щекам покатились слезы. Кэссиди знала, что Генри на все способен. Однако, что бы он с ней ни сделал, она не уступит и не станет просить о пощаде.
Кэссиди упрямо покачала головой.
— Когда-нибудь я тоже отсюда уеду, — прошептала она и, опустившись на кровать, стала смотреть, как по небу плывут облака.
Глава 5
Корабль неторопливо резал носом волны Ла-Манша, приближаясь к берегам родной Англии. Рейли стоял на палубе и вглядывался в туманную даль. Им овладела странная задумчивость. Он давно не был дома, однако не находил в своей душе чувства радостного ожидания встречи с родиной.
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, когда его товарищи по оружию вернули нации самоуважение и с честью возвратились в свои семьи. Между тем самого Рейли, едва не умершего от ран, никто не ждал. Не было никого, кто бы мог с радостью встретить его и оценить его отвагу.
Сильный ветер наполнял паруса и трепал черные волосы Рейли. Ему казалось, что он делает ошибку, возвращаясь в Англию. Холодный ветер словно касался ледяными пальцами его оголенного сердца.
— Вы еще слишком слабы, полковник, — проворчал Оливер. — Лучше бы вам спуститься в каюту и подождать, пока корабль пришвартуется. Вам надо набраться сил. Впереди столько торжеств, которые будут устроены в вашу честь.
— Не называй меня полковником, Оливер, — попросил Рейли. — Ты же знаешь, что я вышел в отставку.
— Я помню, сэр, — вздохнул бывший ординарец. — Но мы так долго состояли на службе у Его Величества, что теперь трудно привыкнуть к отставке.
Рейли взглянул на ординарца. Этот проворный человечек был на редкость жизнерадостным. Он неотлучно находился при своем командире, когда Рейли изнывал от ран на больничной койке и призывал смерть, чтобы та избавила его от невыносимых страданий. Оливер убеждал Рейли, что жизнь стоит того, чтобы за нее бороться. Несколько раз Рейли заглядывал в глаза смерти, но всякий раз слуга возвращал его к жизни. Усердие и оптимизм ординарца помогли справиться с болью.
За те долгие недели, на которые растянулось выздоровление Рейли, невидимая стена, разделявшая солдата и офицера, хозяина и слугу, исчезла, однако, как только Рейли поправился, Оливер снова принялся заботливо блюсти субординацию.
Рейли и сам не знал, в какой именно момент к нему вернулась воля к жизни. Просто однажды утром он проснулся и обнаружил, что за больничным окном светит солнце, поют птицы и благоухают цветы.
Две недели назад он выписался из госпиталя и теперь возвращался домой.
— В самом деле, — не унимался Оливер, — вам лучше спуститься вниз, сэр. Вы еще так слабы, а сырость и холодный ветер могут вам повредить.
— Хватит нянчиться со мной, Оливер, — воспротивился Рейли. — Я несколько месяцев провалялся в этом проклятом брюссельском госпитале и теперь хочу, чтобы из меня выветрился больничный запах.
Оливер знал, что спорить бесполезно, и решил переменить тему.
— Мы сразу отправимся в Равенуортский замок, сэр? — поинтересовался он.
Рейли прищурился.
— Ты угадал, — кивнул он. — Если мой дядя не изменил своим старым привычкам, в это время года его можно застать именно там.
В глазах Оливера промелькнула обида. Его возмущало, что семейство Винтеров так дурно обошлось с его хозяином. Ему было известно, что, несмотря на несправедливые обвинения, Рейли продолжает оплачивать счета семейства, заботится, чтобы они ни в чем не нуждались. Оливер был убежден, что его хозяин человек исключительного благородства.
— Прошу прощения, сэр, но ваше решение удивило меня, — произнес он. — Зачем вам после всего случившегося отправляться в Равенуорт? У вас огромное состояние, вы герой войны. Что у вас общего с этими людьми?
Туман начал редеть, и Рейли увидел впереди силуэты кораблей, пришвартованных в порту. Яростные волны беспрестанно накатывались на берег. Он долго молчал, и Оливеру показалось, что хозяин вообще не ответит. Однако губы Рейли чуть дрогнули, и он сказал:
— Эти люди моя семья.
Оливер не нашелся, что возразить. Никто и ничто не могло поколебать Рейли Винтера в его принципах.
Когда Рейли представил себе, какой прием его ожидает в замке Равенуорт, его взгляд заметно потемнел. Не в его правилах было затаивать обиды, однако пять лет добровольного изгнания это уж слишком.
Словно зачарованный, Рейли смотрел, как из тумана все отчетливее проступает английский берег. Оливер назвал его героем. Он и в самом деле храбро смотрел в глаза смерти и недрогнувшей рукой убивал врагов… Но теперь ему предстоял разговор с дядей, а это было куда труднее всего того, что ему довелось пережить на войне.
Почувствовав озноб, Рейли поплотнее запахнулся в плащ. Он скорее согласился бы в одиночку выступить против вражеского взвода, чем предстать перед собственным дядей.
Было утро. Небо затянуло тучами. Экипаж поднялся в гору и, перевалив через холм, быстро помчался по направлению к поместью Равенуорт.
Рейли выглянул в окно, с радостью узнавая родные места. Он любил мощенные булыжником улочки, черепичные крыши домов, выстроенных из светлого песчаника. Ему казалось, что воздух здесь другой и дышится легче, и даже раны, которые не давали забывать о себе, перестали ныть. Как хорошо было снова оказаться дома!
Когда он подъехал ближе, то обратил внимание, что многие дома в деревне требуют ремонта. По-видимому, с тех пор, как большинство местных мужчин отправилось на войну с французами, их хозяйство пришло в упадок.
Рейли взглянул на родовое гнездо Винтеров. Замок высился посреди долины и был похож на неприступную крепость, которая за долгие годы своего существования выдержала не одну осаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41