Ханна равнодушно пожала плечами. Он посмотрел на нее, прищурившись; лицо его вновь стало красным.
– Этого вы и хотите, верно? Ах ты, неблагодарная девчонка! Я взял тебя в лохмотьях, дал тебе работу и…
– И уложили меня в свою постель. – Ханна подалась вперед. – И избивали меня палкой до тех пор, пока я уже не могла сопротивляться вашим домогательствам. И что еще хуже – вы превратили меня в шлюху!
Стрич отчаянно пытался не дать волю обуревавшей его ярости.
– Я сожалею, миссис Вернер, если оскорбил вас. Я просто потерял голову из-за вашей красоты…
И при этом он пожирал глазами ее бело-розовые плечи и груди, выступающие над низким вырезом платья. Ханна содрогнулась, как если бы Стрич на самом деле прикоснулся к ней.
– Избавьте меня от вашей лести, сэр. Вы считаете, я настолько глупа, что поверю в вашу искренность? Вы злой человек, Эймос Стрич, и теперь я в состоянии отплатить вам за ваши злодеяния. – Она встала. – Я считаю, что мы покончили с нашим делом.
Стрич с трудом поднялся на ноги; с губ его посыпались ругательства:
– Вот проклятая сука! Думаешь, если тебе, распутнице, удалось залезть в постель богатого джентльмена и заставить его жениться на себе, так ты уже стала кем-то другим? – Он презрительно фыркнул. – Корчишь из себя знатную леди! Кто ты есть-то? Уличная девка, и ничего больше!
И, подняв палку, Стрич заковылял к Ханне; лицо его исказилось от злобы. Палка со свистом разрезала воздух. Ханна успела отступить в сторону. Стрич споткнулся и чуть не упал, а молодая женщина схватила со стола колокольчик и позвонила.
Дверь открылась почти сразу же, и в кабинет вошел Джон.
– Да, миссис Вернер?
– Выбрось этого мерзавца вон и проследи, чтобы он немедленно убрался из «Малверна»! – И Ханна жестом указала на Стрича.
Джон подошел к Стричу. Тот отпрянул.
– Держи подальше свои черные лапы! Сам уйду. – И он свирепо глянул на Ханну. – Вы еще услышите обо мне, мисси! Даю слово!
Добравшись до коляски, нанятой в городе, Эймос Стрич со стоном рухнул на сиденье.
Он – конченый человек!
Он не видел никакой возможности выплачивать возросшую арендную плату Ханне Вернер и продолжать свое дело. Все, что ему удалось скопить, будет истрачено через месяц, самое большее – через два: придется закупить спиртное.
Спиртное Стрич, как правило, покупал по сходной цене на пиратских кораблях. Пираты нападали на торговые суда из Англии, Франции и Вест-Индии, а на этих судах находились вина, бренди, ром и прочие напитки. То, что пираты не могли выпить сами, они продавали по сходной цене. Отнюдь не все хозяева трактиров имели с ними дело, но Стрич был не столь щепетилен. Трудность же состояла в том, что пираты не отпускали в долг, требуя деньги сразу же при доставке товара, и преимущественно испанским золотом.
Конечно, ему придется немедленно закрыть заведение. Что толку держаться за постоялый двор? Ему нужно на что-то жить, пока он не найдет другой способ зарабатывать.
Стрич снова застонал, и стон этот весьма походил на рыдания. Он почти ничего не знал, кроме питейного дела, – ведь всю жизнь он провел за стойкой в трактирах. Только случайно он услышал, что пираты торгуют награбленным спиртным. Стричу удалось снискать благосклонность Черной Бороды и других пиратов, и он предложил стать их торговым посредником. Он ловко обманывал и владельцев постоялых дворов, и пиратов, плохо представлявших себе цены на спиртное, которое они ему сбывали. Таким способом он и накопил деньги, на которые открыл «Чашу и рог».
Эймос Стрич вздохнул. Наверное, придется вернуться к этому рискованному занятию – рискованному потому, что пирату никогда нельзя доверять, ибо тот всегда готов перерезать человеку глотку по пьяной прихоти; рискованное потому, что сделки с пиратами с каждым днем становятся все более непопулярными в Виргинии. Но нужно же на что-то жить. И если ему придется отказаться от «Чаши и рога», не может же он, Стрич, опять стать слугой в трактире, ведь его здоровье в весьма плачевном состоянии.
Вскипая ненавистью к этой медноволосой суке, он размышлял о том, как несправедливо с ним обошлись, и его подагрическую ногу пронзала резкая боль. Когда-нибудь и как-нибудь он найдет способ расквитаться с ней, и она еще пожалеет о том дне, когда разорила Эймоса Стрича. Он поклялся в этом самому себе.
Вдруг у него промелькнула неожиданная мысль, и он выпрямился. Если он восстановит связи с пиратами, ему, может, удастся убедить их сделать набег на «Малверн». В поместье много всяких ценностей. Только сегодня на этой шлюхе было целое состояние. И денег там много, это Стрич чуял нутром.
А Тич, когда наберется как следует, становится безрассудным и пойдет на все, если можно разжиться добычей и женщинами. Он очень любит баб, этот Черная Борода. «Конечно же, – думал Стрич, – его необходимо убедить, что в „Малверне“ хватает всякого добра, ради которого стоит пойти на риск, да еще есть и аппетитная девка!»
Они, наверное, смогут пройти на парусах по реке Джеймс и подойдут прямиком к задней двери господского дома. А кто сможет остановить их? Одинокая женщина и горстка пугливых рабов. Всем известно, что драться эти ниггеры не способны.
Порядком приободрившись, Стрич откинулся на спинку сиденья. Закрыв глаза, он представил себе, как эту сучку снова и снова имеют Тич и его люди. А он, Стрич, непременно будет стоять рядом, будет смотреть и злорадно улыбаться. А она будет умолять его спасти ее, будет обещать ему все что угодно, лишь бы он остановил пиратов.
И Стрич задремал, грезя о том прекрасном дне, когда отомстит этой могущественной и надменной Ханне Вернер.
Глава 13
– Это будет ошибкой, дорогая Ханна, – сказал Андре Леклэр.
– Но почему же? – пылко возразила Ханна. – С тех пор как умер Малкольм, в «Малверне» только и знают, что упорно работать и предаваться мрачным настроениям…
– Именно из-за смерти месье Вернера. С того дня не прошло еще и года. По обычаю, вдова должна носить траур не менее года.
– По обычаю! Подумаешь! Вечно мне твердят об обычаях! Я немало потрудилась, следя, как сажают и убирают табак нового урожая. Я была на ногах с утра до ночи. – Она говорила это, гордо подняв голову. – И я полагаю, что моя работа сделана хорошо. Даже Генри не может это отрицать.
– Работа! – Андре скорчил гримасу. – Пахнущая потом работа, подходящая для мужчины, а не для леди, каковой вы стали. Вы еще больше шокировали соседей – женщина управляет огромной плантацией!
– Кто-то же должен этим заниматься. Вы что, хотите, чтобы я пустила все на самотек? Мы собрали отличный урожай, и я справилась с продажей табака не хуже любого мужчины.
– Вам нужно было бы нанять кого-то, кто управлял бы плантацией. Это было бы вполне пристойно.
– Пристойно? – Молодая женщина язвительно улыбнулась. – С каких это пор Андре Леклэр стал заботиться о пристойности?
– Это разные вещи, – возразил француз, защищаясь, – есть дела, которыми леди просто не может заниматься.
– Я намерена сама управлять своей плантацией, и хватит об этом. Неужели вы считаете, что я могу доверить это какому-то наемному мужчине?
– Это меня и тревожит, дорогая леди. Вы, кажется, не поверяете вообще ни одному мужчине на свете, а ведь еще не достигли совершеннолетия. Ваше сердце ожесточилось против всего мужского пола…
– Неправда! Только против тех мужчин… – Она осеклась и отвернулась от Андре. – Как бы то ни было, вас не касается, что у меня на сердце.
– Нет, касается. Меня это огорчает. Вы должны знать, как сильно я привязан к вам, Ханна.
Ее раздражение тут же исчезло. Она не могла долго сердиться на Андре.
– Дорогой друг. Я знаю. – Она взяла его за руку. – Так вы поможете мне с приготовлениями к балу?
– Mon Dieu, ваш покойный супруг был прав, когда однажды назвал вас упрямой девицей! – Андре вздохнул, пожал плечами и взмахнул руками. – Ведь я всегда вам уступаю, не так ли? Но вы пожалеете, что задумали это, я уверен, – мрачно добавил он.
– Почему? Потому что несколько благочестивых лицемеров откажутся от приглашения? Обойдемся и без них. Мне хочется видеть молодежь – людей веселых и приятных. Кроме того, я уверена, другие тоже приедут. Мой дорогой Малкольм сам сказал как-то, что виргинцы больше всего на свете любят балы и веселье. Был бы повод! А вы сами не раз отмечали, что теперь я стала настоящей леди.
– Иногда… – Андре подавленно вздохнул. – Иногда, дорогая Ханна, этого недостаточно.
Даже Бесс была против.
– Я понимаю, что это означает для тебя лишнюю работу, Бесс, но…
– Не в работе дело, золотко. Бог видеть, мне нравиться большие балы, как и тебе. А плохо быть тебе, детка. Эти благородные белые господа косо смотреть, что ты давать бал так скоро после смерти маста Вернера.
– Но, Бесс, ведь прошел уже почти год! – жалобно сказала Ханна. – Ты говоришь совсем, как Андре!
– А ты слушать внимательно этот Андре. Такой изящный джентльмен, уж он-то все знать о таких делах. Сперва этот человек мне не очень-то нравиться, но он умный. И он принимать близко к сердцу твои интересы. Ты слушать его, если не хотеть слушать старую Бесс.
Но Ханну нельзя было переубедить.
– На этой неделе я разошлю приглашения, Бесс, и хватит об этом.
Бесс покачала головой:
– Господи, золотко, в тебе словно черт сидеть и заставлять все время показывать язык людям!
Бесс и Андре оказались правы. Бал потерпел полную неудачу.
Ханна старательно готовилась к нему – обильное угощение и выпивка, музыканты, приглашенные из Уильямсберга. По рисунку Андре ей сделали новое платье, на этот раз из белого шелка. Вся она сверкала драгоценностями, покрывавшими ее шею и руки. Андре сказал, что она красива, как никогда, и она знала, что это правда.
Но гостей собралось обескураживающе мало. Женщин почти не было, а те немногие, что приехали, явились, как поняла Ханна, только для того, чтобы поглазеть и пошептаться на ее счет; они запретили своим мужьям, ослепленным красотой Ханны, танцевать с ней. Мужчин было гораздо больше, чем женщин, и в основном это были люди холостые.
– Не понимаю, чему вы так удивляетесь, дорогая леди, – прошептал ей Андре. – Вы – завидная партия для молодого человека, желанная награда.
– Это почему?
– Потому что вы красавица и потому что вы вдова. В основном же потому, что вы богатая вдова.
– Вы имеете в виду, что они хотят жениться на мне? – испуганно спросила Ханна.
– Naturellement. – Лицо его озарила проказливая улыбка. – Теперь они начнут преследовать вас, поскольку, дав бал, вы показали им, что ваш дом открыт.
– Но я затеяла бал не для этого!
– А они уверены, что именно для этого. О, можете не сомневаться, дорогая Ханна, что начиная с этого вечера они будут ходить за вами по пятам!
– Я вам не верю.
– Моя дорогая Ханна, какими бы качествами вы ни обладали, глупость не входит в их число. – Андре многозначительно вздохнул. – Скоро вы сами увидите, что я прав.
Вскоре, однако, уныние покинуло Ханну. В положении единственной незамужней дамы были свои преимущества. Она была нарасхват. Рядом с ней постоянно оказывался какой-нибудь молодой человек, ждущий своей очереди. Она танцевала, танцевала и иногда случалось, что в огромном зале танцует только хозяйка со своим партнером. Андре тоже часто танцевал, галантно ухаживая за замужними дамами. Но все же супружеские пары редко появлялись в бальной зале.
Тем не менее, как отметила Ханна, все они отдавали должное угощению и напиткам. Это ее возмутило, и она принялась отчаянно кокетничать со всеми мужчинами – и женатыми, и неженатыми. Дамы бросали на нее убийственные взгляды, но Ханна, высоко держа голову, веселилась напропалую и то и дело посылала очередного партнера принести ей стакан вина.
Андре внимательно наблюдал за ней, и его охватила жалость. Но вскоре он понял, что ошибся. Возможно, Ханна увидела, что бал не удался, – поэтому и держалась столь вызывающе, – но все же ясно, что она в кои-то веки почувствовала себя красивой молодой женщиной. Галантные кавалеры не отставали от нее, оспаривая друг у друга ее милости. Глядя, как Ханна кружится по залу, как волосы ее блестят, словно золото, в свете свечей, как губы ее алеют, словно только что распустившаяся роза, как глаза ее сверкают, словно драгоценные камни, как ее пышные груди, кажется, вот-вот вырвутся на волю из тесных пределов открытого лифа, Андре думал о том, сколько молодых людей обратятся в бегство, прежде чем их возбужденное состояние станет очевидным до неприличия. О чем же тут жалеть! И француз засмеялся, закинув голову.
Неуклюжая толстуха, которую он обнимал, спросила, надув губы:
– Неужели я так плохо танцую, что кажусь вам смешной, месье Леклэр?
Особое ударение, которое она сделала на слове «месье», заставило Андре поморщиться. Чтобы скрыть свои чувства, он быстро ответил:
– Non, non, мадам, я смеюсь вовсе не над вами. Просто вспомнил одну шутку. – Он высвободил руку и повертел пальцем у виска. – Как я заметил в свое время одному человеку, я, наверное, немного не в себе.
От танцев и вина голова у Ханны пошла кругом. И она сказала, обращаясь к очередному партнеру:
– Я хочу подышать свежим воздухом. Вы проводите меня, Джейми?
– С удовольствием, миледи, – ответил Джейми Фолкерк. Он отступил, поклонился и предложил ей руку.
Из присутствующих молодых людей Джейми Фолкерк понравился Ханне больше всех. Высокий, худощавый, с серьезными зелеными глазами и огненно-рыжими волосами – то были его собственные волосы, а не парик. Хотя ему исполнилось двадцать три года, он показался ей совсем неопытным юнцом. Она чувствовала себя гораздо старше его. Но в нем была искренность. Он говорил мало, в то время как все остальные, крутившиеся вокруг нее в этот вечер, не скупились на лесть; но когда Джейми говорил, его слова звучали совершенно искренне. Будучи хорошо одет, он не был фатом, как многие из гостей. Плантация Фолкерка граничила с «Малверном» на севере, до нее был всего час езды верхом.
Воздух во дворе был холодным, дул пронизывающий ветер. Ханна два раза глубоко вздохнула и вдруг заметила, что многие гости тоже вышли подышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52