Мы также проверяем экипажи, выезжающие из Инверари, особенно те, что едут в Эдинбург и Глазго. Опасные преступники часто бегут в большие города, чтобы затеряться среди тысяч жителей. Мы, конечно, сообщили обо всем властям Инвернеса. Если только он там появится, его сразу арестуют. Поместье маркиза находится к северу от этого города.
– Он совершил ужасное убийство, – пробормотал Томсон, расстегивая пуговицу на жилете. – Поистине ужасное…
Констебль пристально посмотрел на Женевьеву:
– Да, верно. Такие жестокие убийства случаются не так уж часто.
Она не хотела все это слушать. В конце концов она просто не могла поверить, что беспомощный человек, лежавший в ее спальне, был на такое способен. И все же, не удержавшись, Женевьева спросила:
– А что, собственно, произошло?
– Разбил камнем голову какому-то бедолаге, – проворчал комендант Томсон. – А перед этим избил его до полусмерти.
Женевьева почувствовала, как к горлу подступила тошнота. Но возможно ли такое, неужели человек, которого она впустила в дом и старалась защитить, был злобным убийцей? Но он уверял ее, что никого не убивал, и Женевьева очень хотела ему верить, пусть даже суд и признал его виновным.
– Кого он убил?
– Жертву не смогли опознать. – Констебль сверлил Женевьеву взглядом. – Не смогли, потому что от лица ничего не осталось.
Она вспомнила его руки. Большие, сильные, изящной формы. Такие пальцы должны играть на фортепьяно или ласкать возлюбленную. Она тщательно помыла эти руки и столь же тщательно вытерла, избавив от последних следов тюремной скверны. Тогда она думала только о том, что эти сильные руки спасли Джека от ужасных побоев.
И эти же руки до смерти забили другого человека?
– Кто-нибудь видел, как он это сделал? – Во рту у нее вдруг стало сухо, и ей трудно было говорить.
– Свидетелей самого убийства нет, – признал констебль Драммонд. – Но несколько человек видели, как лорд Редмонд выбежал из доков, где нашли тело. Руки и одежда у него были в крови, так что он, несомненно, замешан в жестоком убийстве. При расследовании именно эти обстоятельства и послужили доказательством вины.
Женевьева делала вид, что рассматривает пятнышко на платье. Немного помедлив, она спросила:
– И как лорд Редмонд это объяснил?
– Сказал, что на него напали несколько человек и одного из них он, к несчастью, убил. Он заявил, что не знает, кто они, и не знает причин нападения. Предположим, что его просто хотели ограбить. Но суд не принял эти объяснения.
Женевьева судорожно сглотнула.
– Но почему? – спросила она.
– Никто не мог подтвердить, что на него напали несколько человек. Да и как он один мог бы одолеть четверых? К тому же во время предполагаемого ограбления у него ничего не отняли. И если он просто защищался, то почему не обратился к властям, как сделал бы любой невиновный? Но он не обратился к полиции, а убежал. И наконец, он не смог обеспечить суду какого-нибудь свидетеля, который бы дал ему хорошую характеристику.
– Наверняка у него есть родственники, которые бы за него вступились. Или хотя бы близкий друг…
Констебль покачал головой:
– Никого. Только адвокат, который приехал из Инвернеса. Обвинение же со своей стороны предъявило свидетельства многих знакомых лорда Редмонда. И все эти люди утверждают, что маркиз ужасно вспыльчив ввиду непомерного пристрастия к спиртному. Некоторые свидетели показали, что в вечер убийства он был мертвецки пьян и чуть не подрался с хозяином таверны, но его оттуда вышвырнули.
– Позор, – подытожил комендант Томсон, сложив на животе пухлые руки. – Обладать титулом и богатством и не иметь над собой контроля. – Он сокрушенно покачал головой, словно и впрямь очень сожалел о случившемся.
– Да, действительно… – пробормотала Женевьева, невольно поежившись. Но если человек, лежащий на кровати в ее спальне, так опасен, как полагают эти люди, то она должна немедленно им все рассказать. И пусть его арестуют и отправят обратно в тюрьму. С другой же стороны… Если она сейчас признается, что помогла ему, им придется арестовать и ее. И что тогда будет с детьми? Оливер, Юнис и Дорин были бы рады остаться с ними, но соглашение с комендантом Томсоном не позволяет опеку над ними никому, кроме нее. А ей не удастся убедить суд, что опека должна перейти к трем бывшим преступникам.
– Поскольку от мальчика никакой пользы, а у мисс Макфейл ничего не пропало, мы должны поторопиться, – сказал комендант Томсон, приподнявшись. Нерешительно посмотрев на констебля Драммонда, он спросил: – Должны ведь?
– Пока нет. – Констебль покачал головой и снова взглянул на Женевьеву: – С вашего позволения, мисс Макфейл, я хотел бы произвести обыск.
Женевьева похолодела.
– Точнее, я желаю проверить ваш каретный сарай, – пояснил констебль. – Конечно, я понимаю, что мы вряд ли найдем там беглеца, но, как я уже упоминал, мы обыскиваем все такие строения в надежде отыскать место, где лорд Редмонд провел минувшую ночь.
Женевьева с трудом удержалась от вздоха облегчения.
– Да, конечно, – кивнула она. – Оливер вас проводит.
– В этом нет необходимости, – сказал констебль, вставая. – Я уверен, что мы и сами найдем дорогу.
– А я все равно вас провожу. – В дверях неожиданно возник Оливер. – Не хочу, чтобы вы истоптали мне огород. Может, растения и спят зимой, но они все равно не любят, когда их топчут. Я сейчас, только куртку накину.
– И этого вам тоже никогда не перевоспитать, – заметил Драммонд, поглаживая пальцем прядь темных волос, свисавшую вдоль щеки. – Надеюсь, мисс Макфейл, вы были достаточно благоразумны и спрятали все свои ценности, раз уж живете под одной крышей с преступниками. Будет жаль, если они вас ограбят после всего, что вы для них так великодушно сделали.
– Единственные ценности в моем доме – это дети, констебль Драммонд, – ответила Женевьева. – Все остальное можно возместить. И никто в этом доме, в том числе Оливер, не собирается что-то здесь красть. Кстати, и в других домах также.
– Будем надеяться. – Драммонд надел шляпу. – Что ж, всего хорошего.
Коротко кивнув Женевьеве, констебль вышел из комнаты и направился к выходу. В гостиную ворвался холодный ветер – это Драммонд открыл входную дверь.
– Всего хорошего, мисс Макфейл, – сказал комендант Томсон. Схватив плащ и шляпу, он поспешил следом за констеблем.
– Эй, не уходите без меня! – Оливер нахлобучил на голову старую фетровую шляпу и зашаркал по холлу со всей быстротой, на которую были способны его больные ноги.
Женевьева закрыла за ними дверь и, привалившись к стене, сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Минуту спустя она подобрала юбки и стала медленно подниматься вверх по лестнице.
* * *
Он давно уже проснулся, но открывать глаза не хотелось. Пульсирующая боль, мучившая его всю ночь, постепенно отступила, и теперь он нежился под одеялом, наслаждаясь чистотой, теплом и покоем. Рядом тикали часы, а в отдалении разговаривали какие-то люди, но он не мог разобрать, о чем они говорят. Да это было и не важно. Чудесный запах свежеиспеченного хлеба, витавший над ним, смешивался с ароматами тушеного мяса, это тоже успокаивало. И все же временами ему казалось: стоит только открыть глаза – и он снова окажется в зловонной и грязной камере, где придется ждать казни.
Внезапно открылась дверь, тотчас же послышался шорох юбки – он нисколько не сомневался в том, что это был именно шорох юбки. Но Хейдон по-прежнему лежал неподвижно с закрытыми глазами, хотя с приходом прелестной мисс Макфейл – конечно же, это была она – все чудесным образом изменилось: теперь он уже не чувствовал прежнего умиротворения, напротив, испытывал странное волнение. И ему вдруг ужасно захотелось ощутить на лбу ее прохладную нежную руку, хотелось, чтобы она наклонилась над ним и поправила одеяло. А еще лучше – пусть снова поводит влажной тряпкой по его плечам и груди, сейчас это было бы гораздо приятнее, чем ночью.
Но она к нему не прикоснулась. Даже не подошла. Стоя, судя по всему, где-то в середине комнаты. Стояла и молчала.
Собравшись с духом, Хейдон открыл глаза. И тотчас понял: между ними все изменилось.
– Доброе утро, лорд Редмонд.
Голос был холодный и неприветливый. Но больше всего тревожило выражение лица – исчезло сострадание, которое он видел в ее глазах, когда лежал на полу камеры. Он не помнил, как она смотрела на него минувшей ночью, но был убежден, что в ее глазах не было этой напряженности и враждебности. Но как же так? Она заботливо ухаживала за ним ночью, а теперь смотрит враждебно, презрительно и настороженно…
– Что случилось? – прохрипел он.
– Я хочу задать вам вопрос, лорд Редмонд. Но дайте слово, что ответите честно, не думая о последствиях. Мне кажется, это самое меньшее, что вы можете для меня сделать, учитывая риск, на который я шла, помогая вам. Даете слово?
Его охватило отчаяние. На какое-то время, под предательской завесой дремоты, он убаюкал себя мыслью, что находится почти в безопасности. Но это оказалось не так. Он был слишком слаб, чтобы передвигаться, и если эта прелестная женщина захочет, то его передадут властям и повесят еще до захода солнца. Следовательно, его жизнь висела на волоске. Но лгать не было смысла. Он понял, что мисс Макфейл уже знает о его преступлении.
Сделав над собой усилие, Хейдон кивнул:
– Да, даю слово.
Мисс Макфейл молчала. Казалось, она не знала, стоит ли задавать свой вопрос.
– Вы убили человека? – наконец выпалила она.
– Да.
Она не выбежала с воплем из комнаты, но было ясно, что его ответ ее ошеломил, и Хейдон пожалел о том, что сказал правду. «Впрочем, если бы я солгал, ничего бы не изменилось», – тотчас же напомнил он себе.
– Почему? – спросила она.
– Он старался вонзить нож мне в грудь, и у меня не было выбора. Поверьте, я не убийца – я защищался. Именно поэтому я считаю, что никого не убивал и ни в чем не виноват.
Она смотрела на него недоверчиво:
– Но почему он хотел вас убить?
– Если бы я это знал, если бы знал, что это за люди, кем был он и трое его сообщников, суд вынес бы более благоприятный для меня вердикт. К сожалению, люди, которые на меня напали, не потрудились представиться. – Он поморщился, пытаясь сесть.
Она не сделала попытки ему помочь.
– Констебль Драммонд – отвратительный и злобный человек, – продолжал Хейдон. – Похоже, что недостаток радостей в личной жизни вызывает у него желание уничтожить каждого, кто попадается ему на пути. Вашему городу чрезвычайно повезло, что он не судья, а то упрятал бы всех за решетку.
Женевьева смотрела на него с искренним удивлением. Нечасто ей приходилось слышать, чтобы кто-то, кроме ее домочадцев, так высказывался о констебле. Но если констебль Драммонд – злобный негодяй, то это вовсе еще не значит, что лежащий перед ней человек невиновен. К тому же она еще не знает, как лорд Редмонд объясняет случившееся.
– Может, вы расскажете, что произошло той ночью? – проговорила Женевьева, скрестив на груди руки.
Хейдон вздохнул. Он множество раз все это повторял, но никто ему не верил – даже тот адвокат из Инвернеса, за которым он послал, – даже он начал расспрашивать, что же на самом деле произошло в ту проклятую ночь.
Мисс Макфейл смотрела на него все так же с явным недоверием; причем она не доверяла ему настолько, что даже не решилась подойти ближе. После того как она всю ночь самоотверженно за ним ухаживала и шептала ласковые слова, пытаясь успокоить, было особенно больно сознавать, что она боится даже подойти к нему. Хейдон напомнил себе, что совсем не знает эту женщину, но все равно его больно ранило такое отношение.
Он тяжело вздохнул и на секунду закрыл глаза. Так вот, значит, как он закончит свою никчемную жизнь? Как подлый убийца, одно присутствие которого пугает женщин и детей. При этой мысли ему стало еще хуже, и он даже пожалел, что тот человек с ножом не заколол его. Более того, сейчас он был почти рад, что Эммалина умерла. Его красивая чувствительная дочка не вынесла бы еще и этой муки.
– Что же вы молчите, лорд Редмонд?
«Нет выхода, – подумал он. – Придется рассказать, какие события привели меня в тюрьму и почему меня ждала смертная казнь».
– В тот день я только приехал в Инверари, – начал он свой рассказ. – Приехал, чтобы осмотреть окрестности города, в основном к северу от него. Видите ли, я искал место для одного коммерческого предприятия. Устав после долгой дороги, я решил выпить в местной таверне. Когда же вышел оттуда, на меня напали четверо, причем они знали мое имя, хотя я видел их впервые. Сначала мне показалось, что они хотели меня ограбить, но потом понял, что скорее всего они собирались меня просто убить. Защищаясь, я заколол одного из них, а остальные разбежались, а потом меня арестовали, обвинили в убийстве и осудили, хотя у меня не было никаких причин убивать совершенно незнакомого человека.
– Вы были пьяны? – Женевьева поморщилась.
Ее самодовольная уверенность в своей правоте крайне разозлила его. Какое право она имеет судить? Эта чопорная старая дева в сером платье безмятежно живет в своем целомудренном и скучном комфорте, так что же она знает о жизни и ее мучениях, о том, как жестокость жизни разъедает душу мужчины, пока он не поймет, что больше не в силах это выносить, если не подкрепит себя выпивкой?
– Очень пьян, – выпалил он. – Но я и раньше не раз напивался, мисс Макфейл, и, насколько мне известно, воздерживался от убийств.
– Констебль Драммонд сказал, что вы повздорили с хозяином таверны и вас вышвырнули на улицу.
– Это правда.
– И еще он сказал… – Она умолкла, не решаясь продолжать.
Хейдон взглянул на нее вопросительно:
– Да, слушаю.
– Он сказал, что человек, которого вы убили, был избит до неузнаваемости. – К горлу поступила тошнота, и Женевьева, запинаясь, пробормотала: – Они сказали, что вы проломили ему череп.
Лицо Хейдона исказилось от ярости и словно окаменело; сейчас он стал поистине страшен. В этот момент Женевьева вполне могла поверить, что такой человек способен на убийство.
Едва сдерживаясь, Хейдон сквозь зубы процедил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34