– Как будто у меня не хватит любви на них двоих!
Так как Лайза отдавала Джей-Джея на попечение других женщин, когда кормила малышку грудью, он не ревновал, что его собственность отдана незнакомке, и, к удивлению всех, обращался с Гленниз как с привлекательной и необычной игрушкой, предоставленной в его распоряжение, – что-то вроде выводка котят на кухне.
Укачивал ее в колыбели, из которой вырос несколько месяцев назад, издавал ласковые успокаивающие звуки, когда она плакала. Ему очень хотелось посадить ее, чтобы поиграть – мысли об играх решительно владели им, – поэтому приходилось внимательно следить за ними обоими.
Разрываясь между необходимостью нянчиться с Гленниз и настойчивыми требованиями внимания со стороны Джей-Джея, Лайза уделяла меньше времени, чем прежде, больным солдатам; тем не менее так старалась не отстать от других, что Эли сначала прочитал ей вежливую лекцию, а потом прочитал нотацию.
– Если заболеешь, от тебя не будет никакой пользы ни нам, ни малышке, ни Джей-Джею, ни солдатам – станешь еще одной тяжкой ношей для нас.
Лайза разразилась истерикой.
– Чувствую себя такой бесполезной, – рыдала она.
– Бесполезной! Боже мой, девочка, ты же душа и сердце Грейс-Холла! Поддерживаешь жизнь в этой малышке, независимо от того, кто она и откуда взялась. Как мать ребенка, украшаешь жизнь каждого из нас и создала этот оазис мира и человечности в центре холода, жестокости и лишений. Понимаешь ли, что в нескольких милях отсюда солдаты, борющиеся за свободу, мерзнут и голодают? Что если они не выдерживают этого и убегают домой, а на них, самое малое, ставят клеймо и секут? Вспомни того мальчика, которого ты полночи держала за руку. Его спина была превращена в клочья. Тридцать девять ударов плетью, и только за то, что ему хотелось поехать домой повидаться с мамой.
– А как ты помогла Фебе и мне, Лайза? – Шошанна наклонилась, чтобы обнять ее. – Не просто предложила нам убежище, а дала дом. Ты для нас и сестра, и друг, не считая того, что предоставила возможность служить своей стране, испытывая от этого радость и гордость.
– Все дело в том, – откровенно признал Эли, – что у нас слишком много работы и мало развлечений, а каждому человеку надо время от времени повеселиться, но в данный момент у нас есть приглашение.
Лайза и Шошанна посмотрели друг на друга, а потом на него.
– Как повеселиться?
– Где?
– В штаб-квартире. В особняке Фордов. Нас пригласили туда на обед, который состоится после одного из собраний.
– Кого это «нас»?
– Меня, главного хирурга. И трех леди Грейс-Холла – миссис Микэ и обеих мисс Райленд.
– Не могу уехать надолго, малышка будет беспокоиться, – сказала Лайза. Затем у нее в глазах появился мечтательный взгляд. – Собрание… танцы… музыка… как давно все это было…
– Лайза права, – добродетельно подтвердила Шошанна. – Мы не можем так легкомысленно тратить время. – Сказав это, она тяжело вздохнула и прикусила нижнюю губу. – Танцы… вечеринка… мужчины, целые и здоровые. Кажется, у нас нет и подходящих платьев.
– Если вы трое вместе с Эми и Тилли не сможете разобраться со своими платьями, тогда наденьте дерюги и посыпьте голову пеплом, но пойти вам придется все равно, и не только потому, что я, как ваш доктор, приказываю сделать это, а потому, что генерал всех американских армий желает этого, а его желание равносильно приказу.
– Не хочешь ли сказать, что генерал Вашингтон лично заинтересован в том, чтобы нас пригласили… нас назвали по именам?
– Не сам лично, а его помощник. Да, надо сказать Фебе, чтобы успела подготовиться: дело в том, что мисс Райленд, прославившуюся среди солдат как «поэт из Джоки-Холлоу», попросят прочитать компании свое сочинение после ужина до начала танцев.
Лайза и Шошанна снова переглянулись, еще больше оцепенев от изумления.
– О Боже, – только и смогли они вымолвить в ответ.
– Что вы так разволновались? У Фебы достаточно стихотворений, чтобы заполнить несколько томов. Уверен, она подберет подходящие к этому случаю.
– Ты не понимаешь, Эли. Стихи, которые Феба читает солдатам, носят развлекательный характер. А ее настоящие стихотворения…
– И каковы же ее настоящие стихотворения? – осведомился Эли с недоумением.
– Это не те милые стихи, – терпеливо объяснила Шошанна, – которые люди ожидают услышать от нее. Глядя на Фебу, они видят красивую, хрупкую девушку, слышат прекрасный, мелодичный голос и, конечно, ожидают, что она прочитает какие-нибудь очаровательно-безвкусные сонеты.
– А она не прочитает? – спросил с интересом Эли.
– Лучше поверить, что ни за что не сделает этого!
– Отлично! – согласился Эли, демонстрируя блаженное неведение. – Военных нужно немного встряхнуть.
Оставшись одни, Лайза и Шошанна снова посмотрели друг на друга, но уже не так взволнованно.
– Возможно, он прав.
– Я уже не так отношусь к командованию с тех пор, как увидела спину этого бедного мальчика.
– Мы были уверены, что только британцы выводят из строя наших солдат, но никак не свои люди.
– На фермах полно продуктов, почему же наши солдаты голодают…
– Не говоря уж о запасах в Филадельфии…
– А этот проклятый Конгресс…
– А воры…
– Феба! – воскликнули они вместе, а та предупредила их, чтобы не разбудили Джей-Джея. – Феба, – перешли подруги на шепот, – мы едем на праздник в особняк Фордов в Морристауне.
– Надо подновить платья, – тотчас же среагировала Феба. – Эми поможет, она обожает шить.
– Но хозяева хотят, чтобы ты после ужина прочла что-нибудь из своих сочинений.
– Конечно, – спокойно ответила Феба. – Только что закончила новое стихотворение.
* * *
– Мисс Феба, – обратился офицер, сидевший справа от нее за ужином в особняке Фордов несколько дней спустя, – наслышаны, что солдаты называют вас поэтом из Джоки-Холлоу. Никогда бы не поверил, что интеллект может уживаться рядом с такой красотой.
Прежде чем ответить, Феба ослепительно улыбнулась ему.
– Как любезно с вашей стороны, майор, напомнить мне об этом.
– Мисс Феба. – Офицер, сидевший слева, ревниво привлек ее внимание. – Хочу сказать, как очаровательно вы выглядите в своем голубом вельветовом платье – ничто так не украшает праздник, как нежная красивая леди.
Сидящая напротив Шошанна уткнулась в стакан с вином, а Лайза уронила свой кружевной носовой платок. Когда майоры закончили борьбу за право оказывать Фебе внимание, она уже вполне овладела собой.
Во время обеда компанию предупредили, что мисс Феба Райленд, которую называют в Морристауне солдатским поэтом из Джоки-Холлоу, прочтет стихи собственного сочинения.
Феба обвела взглядом сидевших за столом, ожидая, пока стихнут вежливые аплодисменты.
– Леди и джентльмены, – спокойно обратилась она к слушателям, – причина, по которой мужчины в Джоки-Холлоу называют меня солдатским поэтом, в том, что, когда я пишу стихи, говорю не от своего собственного имени, а от имени солдат. – Феба любезно улыбнулась компании. – Это стихотворение называется «Солдатская элегия».
Идет война, кошмары ада
В боях познали мы сполна,
Но адом стала и палата,
Куда направила солдата
Все та же мерзкая война.
А это в Джоки-Холлоу.
Чтоб мы в сраженьях попотели.
Том Пейн призвал нас сгоряча.
И мы свободы захотели,
Но нет ее на самом деле,
Болит солдатская душа
У рядового в Джоки-Холлоу.
Сражен солдат британской пулей –
Хоронят с почестью его,
Но если кто сбегает сдуру,
Тогда с него спускают шкуру,
Секут и жгут ему клеймо
Свои же люди в Джоки-Холлоу.
Что, братцы, вшей полно на теле?
Поесть вы тоже захотели?
Отмерзли ноги?
Ну и что?
В постели с женушкой тепло
Офицеру в Джоки-Холлоу.
А если жены далеко,
Чтоб время не текло так нудно,
Найти замену им не трудно.
Не так уж много пенсов надо,
Принять майора будет рада
Любая шлюха в Джоки-Холлоу.
Солдата ж держат в черном теле,
Не видел милую давно.
Понять его не захотели:
Зачем ему, на самом деле,
Жена иль девушка его
В забытом Богом Джоки-Холлоу.
Закончилось чтение, но майор еще долго соображал, как это интеллект уживается с такой красотой, уставившись на Фебу широко открытыми глазами; другой офицер, составивший о ней мнение как о нежной и красивой леди, выглядел так, будто роза без шипов, которой он только что восторгался, превратилась в гремучую змею.
ГЛАВА 53
Так долго сдерживаемый смех прорвался, когда обитатели Грейс-Холла возвращались домой. Держась за бока под обитым мехом плащом, Шошанна еле вымолвила:
– Не могу! Невозможно забыть их лица!
– А мне кажется, они не забудут ваших, – возразила Феба, – когда ты и Лайза фыркали в салфетки все время, пока я читала!
– Не могу ничего поделать с собой! – задыхалась от смеха Лайза. – С каким изумлением все уставились на тебя, даже Эли; а мы предупреждали тебя, Эли, предупреждали ведь.
– Да, – согласился он, – но кто бы мог подумать, что скромная маленькая девочка в голубом вельвете, стреляя черными невинными глазками и расточая сладкие улыбки, собирается произнести слова, которые вообще запрещены к употреблению в штаб-квартире.
– Я говорила от имени солдат и предупредила об этом, – возразила Феба.
– Если говоришь от их имени, – продолжил Эли, – ты должна придерживаться фактов: ведь наверняка знаешь, что война взвинчивает цены, заверяю вас, что даже в Джоки-Холлоу определенные услуги стоят дороже, чем несколько пенсов.
– Преклоняюсь перед таким глубоким знанием предмета, добытым, без сомнения, – сказала Феба со слащавой улыбкой, – собственным опытом.
– Продолжай в том же духе, девочка, – предупредил он ее, – и я назову тебе одну попку в Джоки-Холлоу, которая не замерзает, потому что ее хорошо разогревают.
Лайза и Шошанна захихикали снова, Феба величественно замолчала, и Эли первым расхохотался, задыхаясь от смеха и вытирая слезы.
– Ей-богу, сегодня ночью понадобится, по меньшей мере, месячная норма настойки опия.
Когда они прибыли в Грейс-Холл, Тилли ждала их в кухне, покачивая на руках Гленниз.
– Малышка вела себя прекрасно, мисс Лайза, – выпалила служанка, предваряя вопрос. – Только один раз начала беспокоиться, и я дала ей палец от перчатки, наполненный молоком, и, как вы говорили, это успокоило ее. После этого не было ни единого звука.
Будто противореча ей, Гленниз открыла заспанные глаза и издала слабый жалобный писк, всегда разрывавший сердце Лайзы – ей бы ничего не было жалко, чтобы услышать возмущенный, как у Джей-Джея, вопль.
– Поднимусь с ней наверх. – Она потянулась за ребенком, но Эли твердо сказал: – Выпей чего-нибудь горячего сначала, тебе это необходимо.
– Да, действительно, мисс Лайза. – Тилли вскочила со стула и усадила хозяйку. Лайза, прикрыв плащом, как занавеской, обнаженную грудь, приложила к ней Гленниз, а свободной рукой приняла кружку, протянутую Шошанной.
Вдруг со стороны операционной до них донесся крик, полный боли и гнева, и Эли прислушался.
– Что происходит?
– Около двадцати минут назад несколько солдат принесли своего товарища. Не знаю, насколько тяжело он ранен, но ругается отменно. Доктор Дэниел и доктор Холланд находятся сейчас с ним.
– Пойду с тобой, Эли, – предложила Шошанна, и Эли кивнул в знак благодарности. Поставив кружки с сидром, они поспешили по крытому переходу в операционную, где взволнованный Аза Холланд и усмехающийся Дэниел пытались оказать помощь солдату, активно сопротивлявшемуся.
– Что происходит? – властным голосом спросил Эли, и доктор Холланд посмотрел на него с искренним облегчением.
– Безобразие, – взвыл солдат, лежащий на операционном столе лицом вниз со спущенными до лодыжек бриджами, – этот проклятый болван, выдающий себя за доктора, вылил на задницу прекрасный добрый ром, который чертовски жжет, вместо того чтобы предложить его принять внутрь, где бы он сделал доброе дело.
– Этот «проклятый болван» действует по моему приказу, а я, прежде чем вы успеете спросить, доктор бен-Ашер, руководитель этого госпиталя. Что с пациентом, доктор Холланд?
– А с ним ничего особенного, – вмешался опять солдат, – какой-то дурак-фермер влепил крупную дробь, когда мне хотелось всего лишь пару цыплят для нашего котелка – органическое отвращение к чувству голода.
– Не указывайте фермера и цыплят в рапорте, – приказал Эли, подходя ближе. – В него выстрелил неизвестный человек, когда он стоял на посту. Все слышали это? На твоем месте, солдат, я бы так не распространялся о своем «подвиге», пока тебе плетью не разукрасили спину так, чтобы ничем не отличалась от усыпанного дробью зада. Воровство – даже пищи – проступок, наказуемый поркой. Можете идти, Аза. Дэниел, где ром? Дай его Шошанне. Лягте, рядовой, вы дьявольски надоедливы. – Он толкнул солдата в затылок и прижал его лицо к столу. – Ром мы используем для того, чтобы избежать инфекции. Полей, Шошанна, пожалуйста.
Шошанна щедрой рукой полила зад солдата, затем, налив его в стакан, предложила:
– Выпейте, прежде чем доктор бен-Ашер начнет вытаскивать дробь.
Услышав ее голос, солдат приподнял голову, издав невероятные проклятия, попытался натянуть бриджи, но Эли успел придавить локтем его спину. Он не смог двигаться и лежал, вопя от возмущения.
– Что эта женщина делает здесь, когда я лежу голый, как осел? Выставьте ее отсюда.
– Рядовой Кто-бы-ты-ни-был, – возмутилась Шошанна, надвигаясь на него с упертыми в бока руками. – Так уж вышло, что я медицинская сестра в этом госпитале и могу заверить, что если кто-либо имел дело хоть с одной задницей солдата, то, за исключением небольшой разницы в размерах, может считать, что видел их все. Мне не только пришлось видеть их дюжинами, но мыть и вытирать; а в вашей нет ничего особенного, кроме того, что представляет собой кровавое глупое место, в которое всажена дробь. Выпейте ром и прекратите понапрасну тратить наше время.
Протянув руку, раненый взял стакан, поднял голову и вылил ром в горло, как воду.
– Еще, – грубовато потребовал он, возвращая стакан.
– Ладно, Шошанна, – согласился Эли, – пусть выпьет и успокоится.
Шошанна налила еще рому, и солдат выпил снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49