Робби нежно дотронулся до его плеча. Несмотря на двухлетнюю разницу в возрасте, они были почти одинакового роста.
– Мама поставила условие, чтобы меня сопровождал Иона, – кисло сообщил брат.
Иона, крепкий молодой раб, чуть старше хозяйского наследника, ежечасно следил, чтобы он, не дай Бог, не сделал какого-либо самостоятельного шага, если его может сделать другой; а так как ему никогда не разрешалось отходить от Робби – исключение составляло семейное окружение, – слуга получил от трех сменявших друг друга американских учителей такое же прекрасное образование, как Робби и Чарли.
Чарли пожал плечами.
– Ионе тоже понравится Оксфорд. Как хотелось бы мне отправиться туда с тобой, – пробормотал он.
– Я предложил это папе, – ответил Робби с сожалением, – но он возражает, боясь нашей одновременной гибели в море. – Чарльз Стюарт поднял выразительные брови, и брат уловил скептицизм, отразившийся в его взгляде. – Знаю, знаю, – проговорил он, – но, возможно, после того, как я уеду… ты останешься один… Думаю, папа будет к тебе более справедливым.
Чарльз Стюарт писал брату в Вильямсбург каждую неделю, но никогда не упоминал о тех отношениях, которые сложились у него с отцом.
– Можешь объезжать со мной поместье, – отрывисто грубо сообщил Джеймс Дуглас младшему сыну через неделю после отъезда Робби. – Учись управлять хозяйством – брату потребуется кто-нибудь, умеющий это делать за него, когда умру.
Всем сердцем Чарльз Стюарт любил каждый колышек и камень, поля и растения, ручейки и деревья, являющиеся частью Глен-Оукса, всегда зная, что это место никогда не станет его собственностью, тем не менее надеясь на кусок земли, который найдется и для него и напомнит этот; неважно, будет ли он меньше или больше, – только бы принадлежал ему.
– У меня что, никогда не будет собственного участка? – спросил он отца с непохожей на него робостью.
– Ты – второй сын, как твой дядя Гордон, – ответил Джеймс Дуглас, которого забота об интересах Робби сделала более жестоким, чем он сознавал это сам. – Тебе ничего не достанется кроме того, что я выделю – дом и достаточное обеспечение на всю твою жизнь, если согласишься управлять Глен-Оуксом за Робби: он недостаточно крепок для этого.
ГЛАВА 40
В апреле 1775 года после почти четырех лет со дня отъезда из Йорктауна в Лондон Роберт Брюс Гленденнинг вернулся домой в Вирджинию, но не тем слабым пареньком, каким был прежде, а переросшим на целый дюйм брата, и таким же сильным, как и он, но в плечах и груди – еще шире; глаза сделались ясными, цвет лица от долгого пребывания на море приобрел здоровый коричневатый оттенок, голос окреп, походка изменилась – стала быстрой; хорошо сложенный и удивительно красивый лицом – одним словом, достаточно здоровый и благополучный, он доставлял радость родителям.
– Вот так паренек, – дрожащим голосом обратился Джеймс Дуглас к своему долго отсутствовавшему сыну, перейдя на родной диалект, что всегда делал только в минуты душевного волнения. – Не могу поверить, что это ты.
Джинни Мария плакала, не скрывая слез, обнимая его. Три замужние сестры порхали вокруг, целуя и представляя своих мужей. Чарльз Стюарт стоял в стороне, ожидая.
Ему не пришлось долго ждать – Робби подошел к нему большими шагами, они крепко пожали друг другу руки и, обменявшись вопросительными взглядами, молча признали, что ни время, ни долгая разлука, ни неразделенные знания не уменьшили их любви друг к другу.
Со своим обычным пренебрежением к чувствам всех других людей, кроме собственных, Джеймс Дуглас прервал встречу сыновей.
– Где этот негодяй Иона? Почему не принес твой багаж?
– Иона? – Робби, подмигнув Чарли, небрежно отвечал отцу: – Я освободил его два года назад, сэр.
– Ты… ты… – Джеймс Дуглас Гленденнинг поперхнулся вином, которое принес в связи с возвращением сына. Подняв руки, чтобы постучали по его спине, заговорил снова: – Освободил мою собственность, сэр? – спросил он с жесткостью в голосе, которая обычно предназначалась только для Чарли.
– Нет, в самом деле, па! – воскликнул Робби. – Я бы никогда не осмелился. Но разве ты не помнишь… как на мое десятилетие привел Иону в дом и сказал, что это подарок для меня?
Лицо Джеймса немного побледнело.
– Но это просто так говорится, – раздраженно сознался он. – Я предполагал, что ты поймешь.
– Вычитай стоимость Ионы из моего квартального содержания до тех пор, пока не погашу долг, сэр, – примиряюще предложил Робби.
– Глупости! Раз уж дело сделано, нечего жалеть об этом, к тому же не нахожу, что ты страдал из-за его отсутствия. Но что толкнуло тебя на такой легкомысленный поступок, парень?
Робби пожал плечами.
– Однажды летом мы поехали в Корнуолл, и он влюбился там в дочь богатого рыбака – а она в него – и стал так страдать от любви к ней, что от него не было никакого толка. Поэтому я благословил их двоих и перетанцевал на свадьбе с половиной девушек Корнуолла. Прекрасная это была любовь. – Робби снова наполнил свой стакан.
– Робби, дорогой, – заворчала обеспокоенно мать. – Не следует пить второй стакан – это плохо подействует на твой деликатный желудок.
– Вот удивились бы в Оксфорде, послушав тебя, мама, – ласково ответил Робби.
– Оставь мальчика в покое, Джинни, – прервал ее отец. – Нечего нежить его, как девушку. Робби теперь мужчина. – Он повернулся к сыну и наследнику. – Ты уверен, парень, что не утомился от путешествия? Может быть, хочешь отдохнуть до обеда? Скоро начнут собираться все соседские семьи.
– Ничуть не устал, но не возражал бы, чтобы помыться и переодеться. Чарли, бродяга! – Он весело похлопал брата по спине. – Пойдем со мной, введи меня в круг последних новостей в округе.
В спальне братья сжали друг другу плечи, а затем в едином порыве крепко обнялись.
– Скажи правду об Ионе.
– Правда, что влюбился в дочь рыбака, но признаюсь, еще на пути через Атлантический океан я пообещал освободить его, как только он захочет этого. По собственной воле Иона оставался со мной еще в течение двух лет, чтобы усвоить то, что изучалось в Оксфорде. – Он улыбнулся Чарли. – Я экзаменовал его по всем предметам, которые изучал сам, неудивительно, что его знания иногда оказывались лучше моих.
– Не могу представить Иону рыбаком.
– А он и не рыбак. – Робби улыбнулся еще шире. – Я выплатил ему жалование за год, прекрасно обеспечив его таким образом. У него собственная школа для юных джентльменов.
Чарли громко расхохотался, давая этим высокую оценку поведению брата.
– Звучит так, братишка, что не только Оксфорд дал тебе образование в Англии – складывается такое впечатление, что ты сам приложил руки к своему воспитанию, Роберт Брюс.
– Было достаточно времени, чтобы наверстать упущенное, Чарльз Стюарт.
– Уж родители посуетятся вокруг тебя, пытаясь завернуть снова в пеленки.
– Нет, мальчик Чарли. Никогда. Мне почти двадцать один год, и я уже почувствовал прекрасный вкус свободы – не собираюсь позволить никому лишить меня этого.
Он заметил проскользнувшую по лицу брата тень.
– Знаю, что тебе досталось, Чарли. С моей стороны это был чистейшей воды эгоизм оставаться вдали так долго, но нужно было стать мужчиной, найти свою дорогу в жизни, прежде чем снова вернуться домой. Теперь, когда этого добился, настала твоя очередь.
– Нет надежды. Я довольно часто просил отца отпустить меня в Оксфорд тоже. Ответ был всегда одинаков – нет.
– Конечно, он говорил «нет» в ответ на твою грубую тактику. Проследи за моим деликатным подходом…
– Как твой желудок?
– … за деликатным подходом – не будь таким вульгарным! – посмотри на мастера-стратега за работой. Хочу побыть с тобой по меньшей мере несколько недель, но гарантирую, что ты будешь в Англии к тому времени, когда зацветут розы в садах Глен-Оукса.
Робби немножко ошибся в своем прогнозе. Было раннее лето, когда младший брат отправился в Англию.
Чарли не знал подробностей, но догадывался о той работе, которую пришлось проделать, чтобы добиться разрешения отца. Придя однажды домой неожиданно, он услышал спор, имевший к этому самое прямое отношение.
– Я забочусь об уважении Чарли ко мне, – говорил Робби громким сердитым голосом. – Невозможно поддерживать братские отношения между нами, если его из-за меня лишают возможности получить образование. – Дальше последовал недовольный монолог Джеймса Дугласа, из которого можно было различить только отдельные слова: «здоровье… возможности… рецидив… будущее… Глен-Оукс… ответственность…» – Черт возьми, па! – Рычание Робби сопровождалось звуком, похожим на удар кулака по мебели. – Я здоров как бык, и пора мне самому ознакомиться с поместьем и принять ответственность за Глен-Оукс на себя. Готов к этому и хочу этого, но если бы даже все было не так, не желаю, чтобы Чарли провел в моей тени всю жизнь. Он, кроме всего прочего, твой сын, а не управляющий.
Чарли тихонько вышел за дверь. «Вот как обстоят дела, – подумал он с покорным смирением, – я нужен только как управляющий, а не как сын».
Распоряжение, сделанное недовольным голосом в тот же самый вечер, что ему пора отправиться в Оксфорд тоже, ошеломило. Захваченный своими делами, он не обратил внимания на более волнующие события, происходящие в стране.
Получилось так, что два события совпали по времени: его соотечественники, собравшись на конгресс американских колоний в Филадельфии, выработали и приняли документ, который позже назвали «Декларацией независимости», а Чарльз Стюарт Гленденнинг отправился на корабле в Англию.
– Какое-то время можно валять дурака, – наставлял его при расставании Роберт Брюс. – Для молодого человека, впервые предоставленного самому себе, – он примирительно пожал плечами, – это неизбежно.
– Знаешь по собственному опыту, старший брат?
– Да, младший, по собственному, – ответил Робби, нисколько не смутившись. – Все, что советую, – это свести валяние дурака к минимуму и не растрачивать понапрасну приобретенный опыт.
– Да, да, сэр. – Чарли снял перед ним шляпу, изображая уважение. Затем братья обменялись крепкими рукопожатиями и еще более краткими прощальными пожеланиями.
ГЛАВА 41
Грусть расставания с Робби прошла быстро – в конце концов, они ведь до последнего времени в течение четырех лет жили раздельно. Тоска по Глен-Оуксу длилась дольше, но никоим образом не уменьшила удовольствия Чарли от того, что он приобрел сейчас.
Вкусив свободы впервые в жизни, юноша жадно вдыхал ее вместе с резким морским воздухом, решительно настроившись извлечь как можно больше удовольствия в предстоящие годы, начиная с первого же дня.
За несколько дней он изучил каждый уголок на корабле независимо от того, разрешалось или нет пассажирам проникать туда. Каждое утро, отмеривая милю за милей по палубе, Чарли перезнакомился со всеми другими пассажирами и только иногда садился почитать.
На борту оказались две хорошенькие девушки, две сестры, белокурые красавицы, почти неотличимые друг от друга, а Чарли был не из тех, кто пропускал хоть одну юбку.
В течение недели они весело флиртовали с Чарли, с добродушным юмором соревнуясь за право на его внимание, потому что он считался самым красивым молодым человеком на корабле. Но затем он шокировал их обеих – и не только их, но и всех этих господ на борту – дружбой с людьми более низкого происхождения, после чего сестры стали проходить мимо, задрав свои носики вверх и переключив внимание на мистера Хьюго Прентисса, человека под тридцать и немного туповатого, но, по слухам, кузена лорда.
У Чарли и в мыслях не было шокировать или отчуждать друзей из числа пассажиров, просто на корабле приходилось так много читать и гулять, есть и флиртовать, что невозможно было выдерживать все это каждый день, не испытывая невыразимой скуки. Когда он оказался сыт по горло всеми этими четырьмя занятиями, то не придумал ничего лучшего, как, сняв свое прекрасное пальто из тонкого черного сукна, закатать рукава рубашки и начать помогать простым матросам делать их работу.
Сначала они отнеслись к нему угрюмо и пренебрежительно, однако Чарли вкладывал всю свою энергию в работу с такой силой, что многие из них не верили в возможность этого. Чарли небрежно пожимал плечами, видя волдыри на руках, смеялся над испачканными бриджами, а завершив неделю тяжелого труда, забрался на корабельное парусное устройство и снял кота, принадлежащего коку. В довершении ко всему поделился со всеми ромом и фруктами, и признание матросов, так же как и отвращение господ на борту, было завоевано полностью.
Он прибыл в Оксфорд в сентябре и сразу же, как и предсказывал Робби, начал валять дурака, хотя и намеревался доказать, что Робби ошибался, но оказалось слишком много соблазнов, способных сбить с пути прилежного молодого человека: игра в карты и кости, выпивки, множество прекрасных друзей, с которыми можно было кутить ночи напролет; женщин было также слишком много, и трудно было уделять внимание какой-нибудь одной из них. Однажды утром Чарли проснулся с тошнотой во рту, раскалывающейся головой и неприятной мыслью: прошел почти год, как он в Англии, растрачена большая часть денег и не приобретено взамен почти никаких знаний.
Когда закончился семестр, он решил поехать в Корнуолл, чтобы повидаться с Ионой, или, как тот сам себя называл, Ионой Освобожденным, ставшим теперь правильным и степенным семьянином, директором частной подготовительной школы для юных джентльменов, намеревавшихся получить высшее образование, и отцом другого очень юного джентльмена, который как раз учился ходить.
– Итак, ты все это время валял дурака? – спросил Иона кающегося Чарли, когда они на второй вечер после его приезда прогуливались вдоль берега. – Перестань казнить себя, Чарли, с этим покончено. Пусть все останется в прошлом. Возвращайся в Оксфорд и начни все сначала.
– Не готов к этому, – признался Чарли. – В следующем семестре будут те же самые друзья, у меня полдюжины приглашений на лето от них. Мои намерения правильные, но боюсь не устоять перед искушением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49