– Впрочем, говоря это, он прекрасно отдавал себе отчет, что, раз Сабрина вбила что-то себе в голову, у него нет ни малейшего шанса.
Поднявшись на ноги, герцог налил себе еще бокал бренди. Хотелось бы ему знать, о чем в эту минуту думал Данте. Если Рея и он вновь произнесут свои брачные клятвы в их маленькой церкви, свидетельнице венчаний бесчисленных поколений Домиников, включая и его собственное, то герцогу ничего не останется, кроме как приветствовать капитана «Морского дракона» в качестве нового члена семьи.
Глава 11
Давайте забудем и простим все обиды и оскорбления.
Сервантес
Давно растаял последний снег, и в огромном камине тлели только головешки святочного полена. Как всегда делалось на Рождество, его сожгли в соответствии с торжественным ритуалом; фейерверк сопровождался веселым пением рождественских гимнов, за которыми последовало празднество. Уже давно были убраны ветки падуба и омелы, украшавшие гигантский холл в замке; армия горничных и лакеев скребла и чистила, наводя везде порядок, как будто мартовские весенние ветры, бушевавшие в окрестных холмах и сотрясавшие то и дело оконные рамы, заставляли их суетиться больше обычного.
Наступило время, когда зарождается новая жизнь, новые надежды.
Золото нарциссов и нежная зелень лишь вчера лопнувших почек, еще даже не успевших развернуться, заявляли о близком приходе весны. Скоро холмы и долины обещали покрыться пышным разноцветьем полевых цветов – звездочками маргариток и невзрачницы, яркими белыми пятнами разбросанными на фоне темно-синих, лиловых и розовых облаков вероники, водосбора и пятнистого аронника.
Данте Лейтон, стоя в полном одиночестве у одного из высоких окон замка, вдруг заметил черного дрозда. Ветер нес птицу к зарослям молодого кустарника по ту сторону маленького пруда, где, окруженная древними кедрами, уединенно стояла крошечная средневековая церковь. Под этими сводами в свете бледных лучей зимнего солнца, едва пробивавшихся через маленькие цветные стеклышки, он и Рея Клер снова произнесли свои брачные клятвы. За их спинами в молчании застыли все члены семейств Доминик и Флетчер. Лица их потемнели, когда Данте громко объявил Рею Клер своей женой отныне и во веки веков, без колебаний повторив слова, которые торжественно произносил старенький отец Смолли. Высокий и худой, одетый в черную сутану священник со своим сморщенным, как печеное яблоко, лицом, освещенным лишь неровным, колеблющимся светом горевших на алтаре свечей, был удивительно похож на древнего мага.
А теперь легендарный капитан «Морского дракона», сердце которого ни разу не дрогнуло при оглушительном грохоте корабельных пушек, дрожавшей рукой пытался пригладить спутанные, торчащие во все стороны волосы. Данте волновался так, как никогда в жизни, и с этим страхом он был бессилен справиться.
Наверное, в сотый раз мужчина бросил встревоженный взгляд в сторону спальни, где в полусумраке слабо мерцали все оттенки голубого, бледно-желтого и серебряного, а за высокими окнами, скрытыми тяжелыми шторами из бледно-голубого дамаста, прятались мокрые деревья. На кровати с пышным балдахином лежала Рея Клер. Данте почувствовал, как судорогой жалости и нежности сжало его горло при воспоминании о ее отчаянных криках утром, когда схватки только начались.
Его тут же выставили из комнаты, на встревоженные вопросы маркиза никто не обращал ни малейшего внимания. Роули с герцогиней поспешили к постели, где стонала Рея, а перед его носом плотно закрыли дверь. Перебирая в памяти все эти подробности, Данте сделал большой глоток бренди и тоскливо уставился на пустой стакан. Вкуса он не почувствовал – коньяк обжег горло, а спустя мгновение по телу разлилось блаженное тепло. Прижавшись к стеклу пылающим лбом, он проклинал себя за то, что осмелился даже коснуться любимой.
Данте рассеянно взглянул на далекие холмы, где, похожее на пылающий шар, садилось солнце, и, обернувшись, посмотрел на всех, кто собрался в этой комнате, терзаясь тем же страхом. Теперь они уже не были для него чужими. Как ни странно, но он привык считать этих людей своей семьей. И вот теперь они пришли, чтобы разделить с ним тяжкое бремя ожидания.
Глядя в лица членов этой новообретенной семьи, Данте мысленно вернулся на пару месяцев назад и вспомнил, как, почти против собственной воли, он постепенно привязался к этим людям, а потом даже стал искать их дружбы. Для Лейтона было в диковинку испытывать подобные чувства. Ведь он никогда не знал, что это такое – иметь брата или сестру, и ему были совершенно неизвестны те чувства, что связывают между собой близких людей, например отца с сыном.
К несчастью, они были заранее настроены против него, чтобы неприязнь и настороженность, которые они питали к чужаку, исчезли в один день. К тому же, как он сам готов был признать, для такой неприязни имелись достаточно веские основания.
Задумчивый взгляд Данте обратился к Флетчерам, которые еще накануне прибыли в замок. У леди Мэри было очередное видение. Похоже, сэр Теренс привык к необычным способностям своей супруги, но Данте почему-то до сих пор становилось не по себе при мысли, что эта женщина может предугадывать будущее. И сейчас она безмятежно сидела у камина, гибкие пальцы ловко управлялись с иголкой, а Данте наблюдал за ней и чувствовал, как медленно сходит с ума, – ведь леди Мэри выглядела так, будто для нее в данную минуту не было ничего страшнее, чем пропустить стежок. Если бы он только мог до конца поверить в то, что именно благодаря своему дару она сейчас так спокойна и безмятежна!
Познакомившись с этим семейством, Данте проникся уважением и даже некоторой симпатией к его главе, отставному генералу, хотя ему было прекрасно известно, что этот человек невзлюбил его с первой же встречи. Теперь же оказалось, что им есть о чем поговорить, и Данте чувствовал, что и генерал стал относиться к нему намного теплее. Даже юный Джеймс, который начал с того, что чуть было его не прикончил, забыл о своей неприязни и с удовольствием присоединялся к братьям и сестрам, когда те засыпали Данте вопросами о его приключениях.
С Френсисом Домиником, родным братом Реи, который был всего на год моложе ее, сойтись оказалось куда труднее. Несколько месяцев он приветствовал появление Данте в их обществе лишь надменным вздергиванием плеч. Но постепенно и он поддался очарованию личности Лейтона, и наконец настало время, когда Френсис плечом к плечу с Данте отражал атаки младших братьев – Эвана и Джорджа – по вечерам за карточным столом.
Данте привязался и к Ричарду с Сарой. Он инстинктивно чувствовал, что оба они понравились бы старому ворчуну Макдональду – и не только потому, что волосы у обоих были цвета пламени, который Ричард унаследовал от своего знаменитого предка – вождя клана, приятеля Мака. Ричард был умницей, прекрасно знал и любил Шотландию – горный край, который стал его домом.
Оставался только Робин Доминик, чье расположение Данте почти уже отчаялся завоевать. Лейтон никогда особенно не надеялся подружиться с герцогом Люсьеном Домиником, да и тот лишь сохранял холодную вежливость, когда дело касалось его зятя, но вот его сын… Данте в глубине души был почти уверен, что в конце концов сможет убедить того, что совсем не является кровожадным чудовищем, каким, по-видимому, мальчик до сих пор его считал. Лейтон сильно подозревал, что такие отношения сложились отчасти из-за напряженности, существовавшей до сих пор между Робином и Конни Бреди. По-видимому, ни один из воинственных юнцов не собирался забывать о своем оскорбленном достоинстве. Не способствовало их примирению и то, что каждый постоянно требовал внимания Реи и при этом отчаянно ревновал, страшась того, что соперник вытеснит его из сердца милой сестры и подруги. По мере того как шло время, вражда их лишь становилась сильнее.
Данте не так уж сильно переживал бы из-за Конни, если бы тому не было так тяжело свыкнуться со своей новой ролью воспитанника маркиза Джейкоби. Мальчик страшно стеснялся принимать участие в семейных торжествах, предпочитая есть на кухне или в компании Хьюстона Кирби. Тот, хотя и стал весьма обеспеченным человеком, заявил, что слишком стар, чтобы менять привычки, и будет питаться у себя в комнате, подальше от хозяина и остальных слуг. Данте сообщил старому дворецкому, что освобождает его от этих обязанностей, но Кирби, вытянувшись во весь свой крошечный рост, заявил тоном оскорбленной добродетели, что, несмотря на новообретенное богатство, по-прежнему считает величайшей честью для себя служить маркизу Джейкоби. Может быть, когда-нибудь и наступит такой день, когда его изуродованные артритом суставы и слабые глаза откажут ему окончательно. Тогда, возможно, он подумает о том, чтобы подыскать проворного молодого человека в услужение маркизу. И только тогда, но никак не раньше, по воле Господа и с разрешения маркиза, он и поселится наконец в каком-нибудь тихом месте, чтобы провести свои последние дни в тишине и покое.
Ну а Конни Бреди был еще достаточно юным, чтобы без особого труда усвоить манеры джентльмена. И уж поскольку он стал официальным опекуном мальчика, Данте Лейтон твердо намеревался сделать все от него зависящее, чтобы тому никогда больше не пришлось стыдиться своего воспитания или по невежеству навлечь позор на свое имя. Так что, когда герцог и герцогиня пригласили бывшего юнгу присоединиться к ним за семейным столом, Данте Лейтон настоял, чтобы Конни непременно принял приглашение. Но ему пришлось покривить душой, сказав, что от своего воспитанника он требует такого же беспрекословного повиновения, как от юнги в те недавние времена, когда они оба стояли на палубе «Морского дракона».
– Она не умрет, кэп? – дрожащим голосом спросил Конни, подходя к Данте. Узкие плечи его поникли, но мальчик не опустил головы, твердо встретив взгляд человека, который никогда не лгал ему и не кривил душой. – Нет?
Бросив растерянный взгляд на темноволосую головку, Данте молчал, не зная, что сказать.
– Конечно, нет! – прозвучал в тишине мягкий голос леди Мэри, ее глубокие серые глаза сияли сочувствием и добротой. – Разумеется, первые роды – тяжкое испытание для любой женщины, но леди Рея Клер молода, у нее прекрасное здоровье, а самое главное – она всей душой хочет этого ребенка. Не стоит волноваться, – проговорила леди Мэри.
– И с ней все будет в порядке, не так ли? – спросил Данте, но по голосу было понятно, что ему требуется гораздо больше, чем просто разувериться в своих опасениях.
– Дело в том, что я порой и сама не всегда отчетливо понимаю, что же мне представляется в моих видениях продолжала леди Мэри, улыбка которой при виде широко раскрытого от удивления рта Конни стала чуть-чуть лукавее, – поэтому предпочитаю особенно не распространяться об этом. Конечно, не считая тех случаев, когда мой дар предвидения может спасти чью-нибудь жизнь.
– Так, значит, вы что-то видели, не так ли? – требовательно спросил Данте, и губы его побелели. Лицо напоминало маску ужаса.
Улыбка леди Мэри исчезла при виде его страха, она бросилась к нему и коснулась судорожно сжатых кулаков.
– Вы должны верить в то, что все будет хорошо, Данте, – прошептала она, и ошеломленному Лейтону показалось, будто ее глаза заволокло серебристой пеленой неведомой тайны. Дрожь пробежала по его телу, когда он подумал, что за видения являются этой необыкновенной женщине. – Пока еще не время, – странно изменившимся голосом произнесла она, склонив голову, будто прислушиваясь к звучащим в душе неведомым голосам. – Но придет день, когда я расскажу вам о том видении, где таинственно переплелись дикий тимьян и терновник, а над ними плыли облака, и края их золотило заходящее солнце. А еще я расскажу вам о море, о солнце и луне.
Данте Лейтон невольно вздрогнул. Леди Мэри всегда ему нравилась, он успел искренне привязаться к ней, но сейчас Данте вдруг показалось, что он имеет дело с помешанной. Он поежился. Как раз в эту минуту тяжелые двойные двери, ведущие в комнату, с треском распахнулись настежь и герцогиня с бледным, помертвевшим от усталости лицом почти вбежала к ним. Она покачнулась, и мигом очутившийся рядом Люсьен Доминик подхватил ее. Жена склонилась к нему, черпая в его объятиях уверенность и силу.
– Рея?!
Выглянув из-за плеча мужа, Сабрина Доминик с трудом выдавила улыбку:
– С Реей все прекрасно. Что же касается вас, Данте Лейтон, то вы стали счастливым отцом на редкость горластого сына!
Прошло всего несколько дней, и преподобный Смолли проводил службу в старинной маленькой церкви. Крестили Кристофера Доминика Лейтона, графа Сэндрейка, первого внука герцога и герцогини Камейр. Все называли его лорд Кит. Это был поистине прелестный малыш с крошечной головкой, покрытой густыми кудрями, и оглушительным ревом, который был слышен во всех уголках старой церкви и заставлял бедного священника испуганно вздрагивать. Юный граф так вопил, что преподобный едва слышал сам себя.
Когда обряд был закончен, святой отец с немалым облегчением принял приглашение вернуться в замок, тем более что в роскошной Китайской гостиной крик юного лорда Кристофера звучал как-то тише и не так приводил его в содрогание. А уж когда юная мать мило извинилась и унесла новорожденного, чтобы покормить его милость, преподобный и вовсе воспрянул духом. Теперь он мог наконец без всяких помех потягивать ароматный херес, предаваясь блаженным мыслям о скором уходе на покой.
Вежливо извинившись, Данте отделался от своих собеседников, чтобы последовать за женой. Ему удалось настичь ее у лестницы. Он протянул руки и забрал у нее сына. Осторожно подхватив вдруг замолчавшего малыша одной рукой, Данте обнял Рею за плечи и привлек к себе. Так, втроем, они и поднялись по огромной парадной лестнице замка.
– Я уже говорил, как благодарен тебе за сына? – спросил он, не отрывая взгляда от крошечного личика, едва заметного среди покрывал из тончайшего козьего пуха.
– Много раз, милорд, – отозвалась Рея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79