Граф только что развязал галстук и уже собирался скинуть сапоги, выпить глоток бренди и принять ванну. Однако он решил встретиться с художником, ведь он не виделся с ним несколько недель.
– Пусть поднимется.
Через минуту на пороге появился Уиндем. Он тотчас заявил:
– Оставим в стороне тот факт, Роуден, что ты даже не соблаговолил предупредить меня, когда уезжал, сразу перейдем к делу. Ты видел, о чем пишут бульварные газеты? Я подумал, что тебе тоже неплохо взглянуть.
– Довольно странный способ приветствия, Уинд, ты не находишь?
Однако при одном взгляде на мрачное лицо Уиндема, Роуден умолк.
Художник протянул ему газету, и Рис прочел следующее:
«Ходят слухи, что некий граф, возможно, замешан в одном из самых громких скандалов за всю историю Англии. Видимо, поэтому он на днях покинул страну. Все прояснится во вторник, во время судебного заседания в Вестминстере».
Одним словом – завтра. Первым прервал молчание Уиндем: – Не нравится мне эта заметка, Роуден. Что-то затевается, не так ли?
Уиндем осторожно пробовал вызвать Риса на откровенность, но сейчас Рис не хотел говорить. Итак, Джеффри, идиот, дурак Джеффри! Он все-таки выполнил свою угрозу. Но это была даже не «Таймс», а бульварная газетенка! И вероятно, имелось в виду, что доказательства его, Риса, виновности будут представлены во время суда над Морли. Возможно, у Морли сохранились какие-то документы. Не исключено, что он просто сделает устное заявление, что тоже было скверно.
Но теперь Рис знал: завтра он обязательно явится на суд.
Глава 29
Позже никто не мог вспомнить, которая из них первая вскрикнула, или заговорила, или заплакала. Впрочем, это не имело никакого значения.
Сестры молча стояли и ждали. Наконец женщина в сопровождении Бейла поднялась наверх. Сестры боялись шевельнуться. И они смотрели на нее как на приведение, которое могло исчезнуть в любой момент.
Наконец Бейл, всегда невозмутимый Бейл, громко объявил:
– Анна Холт!
Первые минуты встречи прошли в тишине – подлинные чувства не нуждаются в словесных излияниях. Радость, переполнявшая их сердца, еще не выплеснулась наружу.
Наконец одна из сестер протянула руку, чтобы дотронуться до Анны, но рука тотчас же отдернулась. Они то подходили к Анне, то отступали от нее. Молчание затягивалось и становилось тягостным.
– Боже мой! – наконец не выдержала Анна. – Вы такие все красивые!
Ее первые слова запомнились им всем до конца жизни. И сестры сразу же узнали голос матери – они помнили его семнадцать лет, с той самой ужасной ночи. И насколько же вовремя она приехала – накануне суда над тем человеком, который когда-то разрушил их жизнь!
Морли сразу заметил три красивых женских лица – все три сестры Холт пришли на заседание суда. Они были очень бледны – судя по всему, все ужасно волновались. И все надеялись, что справедливость сегодня восторжествует. Сестер сопровождали мужья; Морли тотчас заметил виконта Грантема, мрачно взиравшего на него. Виконт сидел рядом со своей красивой женой Сюзанной, а далее располагался великолепный Шонесси, настоящий делец, основатель театра. Рядом с ним сидела Сильвия, тоже красавица. Да, Ричард Локвуд и Анна Холт могли гордиться своими детьми.
Но все взгляды в зале суда были устремлены на графа Роудена.
Элегантно одетый красавец граф в упор смотрел на подсудимого. Его глаза сверкали холодно и грозно. Да, он стал настоящим мужчиной, а когда-то – Морли прекрасно помнил то время – какой у него был напуганный вид. Морли тогда сумел извлечь немало выгоды из его страха.
Появление графа в суде произвело необыкновенный эффект. Когда он с решительным видом вошел в зал и занял свое место, среди собравшихся зрителей послышались восклицания, причем почти все повернули головы в сторону графа.
Сабрина, едва увидев Риса, отвернулась, а затем уставилась в пол. Он же смотрел на нее глазами, в которых светились нежность и любовь, – и смотрел настолько откровенно, что это не укрылось от взглядов публики. Но граф ни на кого не обращал внимания: пусть все знают, что он любит свою жену.
Однако Рис сел не вместе со своими близкими, а поодаль от них. И Морли тотчас подумал: «Неужели родственники графа уже знают все подробности, знают о его низком поступке?»
Морли даже пожалел Риса. Затем его взгляд скользнул дальше – и он невольно вздрогнул. Хотя его зрение уже было не то что в молодости, но ему показалось, что он увидел в зале… Анну Холт. Или ему почудилось. У Морли защемило в груди, и сердце болезненно сжалось. Заточение в Тауэре, конечно, не пошло на пользу его старому изношенному сердцу.
Возможно, это была все-таки не Анна Холт, а ее призрак. Возможно, он увидит и призрак Ричарда Локвуда. Морли улыбнулся – настолько странной и фантастической показалась ему эта мысль.
Но ее появление после эффектного входа графа Роудена, похоже, никто не заметил. Она была в черном вдовьем одеянии, что делало ее еще неприметнее. Конечно, она постарела, но все равно была удивительно похожа на своих дочерей, и при известной доле воображения легко могла сойти за одну из сестер Холтов.
Да, конечно, это была Анна Холт, никаких сомнений на этот счет у Морли не было. Он сразу увидел в ее появлении то удивительное сочетание обстоятельств, в котором чувствовалась рука судьбы. Морли сразу понял: интуитивно выбранный им план оказался очень удачным, и теперь он не сомневался в правильности своих действий.
Он огляделся, разыскивая того, кто был необходим для осуществления его замысла. Джеффри Гиллрей был на месте. Жалкая и бледная копия своего кузена. Однако Джеффри неплохо заработал на заметках в бульварных газетах. Все-таки ему удалось создать желанный эффект, пробудить любопытство у лондонской толпы. И Джеффри старался не смотреть на своего грозного кузена, он явно побаивался графа.
В этот момент заговорил мистер Дакуорт, и Морли стал прислушиваться к его речи, чтобы не пропустить важный для себя вопрос, который адвокат намеревался задать ему. Он вовремя опомнился, мистер Дакуорт как раз повернулся к нему лицом и спросил:
– Мистер Морли, перед тем как огласить приговор, суд хотел бы задать вам один вопрос. Вы платили кому-нибудь деньги за то, чтобы ложно обвинить перед законом Анну Холт в убийстве Ричарда Локвуда?
Никакой двусмысленности, все предельно четко и ясно.
Морли не торопился с ответом, он выжидал до тех пор, пока в зале не стих шум. Наконец все взоры устремились на него, но он по-прежнему молчал – для эффекта. Он прекрасно знал: завтра его слова будет повторять весь Лондон.
Вдруг, к своему неудовольствию, он заметил, как встает со своего места одна из дочерей Анны Холт, встает с очевидным намерением что-то сказать. Морли понял: надо поторапливаться, иначе она могла испортить весь эффект его речи.
И как раньше, во времена выступлений в Палате Общин, Морли заговорил звучным и твердым голосом:
– Нет, мистер Дакуорт. Более того, я полагаю, что вас, как и весь суд, ввел в заблуждение мистер Джеффри Гиллрей, который ищет способ опорочить имя своего кузена, графа Роудена, и таким образом приобрести известность и некоторый вес в обществе – не говоря уже о нескольких тысячах фунтов, которые он получил от меня, пользуясь моим положением.
Боже мой, какой шум сразу поднялся в зале. Люди что-то восклицали, вскакивали с мест, чтобы взглянуть на Морли, Джеффри и графа Роудена. Пораженный мистер Джеффри Гиллрей заерзал в кресле, не зная, как ему быть. Стража суда быстро перекрыла все выходы из зала – на тот случай, если бы он захотел бежать.
Конечно, мистер Гиллрей не станет обитателем Тауэра, все-таки не настолько он заметная фигура и не настолько велико его преступление. «Скорее всего, его ждет Ньюгейтская тюрьма или ссылка», – подумал Морли и улыбнулся. Не скрывая своего удовлетворения, он взглянул на мистера Дакуорта, а тот смотрел на подсудимого с восхищением. Адвокат сразу понял, как ловко провели мистера Гиллрея. Он дружески подмигнул Морли, и подсудимый подмигнул ему в ответ.
Морли не любил думать о совести, она не обременяла его. В равной степени это касалось его бессмертной души, которой после его смерти предстояло дать отчет перед Всевышним Творцом за все содеянные им злодеяния, перед Творцом, который по какой-то странной прихоти не пришел к нему на помощь во время Лондонского пожара, когда он потерял всю свою семью.
Он нашел для себя удобный выход из положения, удобный не только для него, но и для графа Роудена, с которого снимались все подозрения. Кроме того, Морли не имел никакого желания затягивать петлю у себя на шее.
– Для чего, Сабрина, ты встала сегодня в зале суда? Ну, в тот момент, когда выступал адвокат мистера Морли.
Сабрина вздрогнула и оглянулась на мать. Только что все они весело кружили вокруг Анны, а потом, усевшись, никак не могли успокоиться – и все громко говорили, то и дело перебивая друг друга и стремясь выказать свою радость.
Но, в конце концов, Сабрина осталась наедине с матерью. Неотложные дела позвали Сильвию в театр, а Сюзанну – на кухню, надо было обсудить с поваром меню праздничного обеда.
Сабрина уселась на ковре возле ног Анны и начала перебирать мотки шерсти в корзине для вязания; она думала о синем шарфе, который связала для мужа – под цвет его глаз. Сабрина не хотела лгать и упорно молчала. Мать с удивлением взглянула на нее и спросила:
– Тебе хотелось посмотреть на него?
– Нет, – помедлив, ответила Сабрина.
Когда заседание суда закончилось, она вышла из зала вместе с Анной, Сильвией, Сюзанной, Томом и Китом, и она старалась не смотреть в сторону Риса, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом.
– Почему нет?
– Мама… – Сабрине очень нравилось это слово. – Да, он нашел тебя, но не забывай: именно он принес тебя и всех нас в жертву, чтобы спасти свою семью. Что бы ни сказал сегодня Морли, правда остается правдой.
– О, ради Бога, Сабрина!
Сабрина молча отвернулась, давая понять, что не желает говорить о муже. Немного помолчав, Анна веско заметила:
– Да, мужчины глупы. Но боюсь, ты от них недалеко ушла.
Сабрина едва не задохнулась от охватившей ее ярости. Глаза ее сузились, и в них сверкнул недобрый огонек.
– Мама, ты не права…
– О да, ты совершенно права, моя любимая. Я не имею никакого права! – весело воскликнула Анна. – Возможно, я кажусь тебе незнакомкой, но я любила тебя всю мою жизнь и никогда не забывала о тебе. Веришь ли ты мне? И мне хочется сказать тебе кое-что важное. Ты еще молода и поэтому очень горда. Впрочем, неудивительно, гордость у тебя в крови. Твой отец был гордым, да и я, Бог тому свидетель, не отличалась скромностью. В гордости, быть может, наша сила. Но вероятно, по своей молодости ты еще не знаешь, насколько редка… – Голос у Анны задрожал, но, откашлявшись, она продолжила: – Не знаешь, насколько редка подлинная любовь. Это настоящее чудо, ее ни с чем не спутаешь. Прошу прощения, если я чересчур сентиментальна, но все-таки выслушай меня до конца.
Сабрина вздрогнула, материнские слова тронули ее, они глубоко проникали в душу, пробивая путь к ее сердцу через все поставленные ею заслоны и преграды. И все же она заявила:
– Он никогда не говорил мне, что любит меня!
– О, как драматично! – Анна закатила глаза в притворном ужасе.
Сабрина в изумлении взглянула на мать. Потом пробормотала:
– Как ты можешь?..
– Твой муж оказался в неловком, глупом положении, женившись на девушке, которую он предал много лет назад. Судьба порой шутит с нами, и не всегда удачно. Он испугался, что потеряет тебя, и поэтому изначально вел себя неправильно. Да, он обманывал тебя, да, он обманул твоих сестер, когда они к тебе приехали, но все это – из-за страха. Да, он сделал отчаянную попытку спасти своих близких, но разве это можно поставить ему в вину? И разве известно, на что способен каждый из нас?
– Я бы никогда… И ты бы никогда…
– Помолчи, – перебила Анна. – Ты не можешь знать, как поступила бы, оказавшись в таком же положении. Почему ты думаешь, что не поступила бы так же, как Рис?
Сабрина злилась, но все же внимательно прислушивалась к словам матери. Никто до сих пор так не разговаривал с ней, и хотя слова Анны ужасно ей не нравились, она решила дослушать все до конца.
Увидев, как покраснело лицо дочери, Анна смягчила резкость своего тона:
– Сабрина, дорогая, клянусь тебе, твой муж очень смелый человек. И не потому, что он воевал. На войне даже заурядный человек становится смельчаком. Но твой муж, сидя напротив меня, откровенно все мне рассказал. Он признался во всем, хотя понимал, как я могу его возненавидеть. И если он был виноват, то, прежде всего передо мной, разве не так? Но он хотел, чтобы я все узнала о нем. И он приехал за мной, потому что хотел отвезти меня к тебе. Не так-то просто отважиться на такой поступок. И ведь он очень рисковал. Титул, собственность, славное имя Роуденов – вот чем он рисковал, уезжая из Лондона. Поверь, он достоин тебя.
Сердце Сабрины, казалось, разрывалось на части; она все еще страдала, в то же время радовалась и даже ликовала.
– Но, мама… – Сабрина уже плакала, хотя и пыталась сдержать слезы. – Я не могу…
Однако Анна была непреклонна:
– Дорогая, он привез меня к тебе. И он намерен ждать, сколько понадобится. В этом, смею тебя уверить, тоже немало мужества. Поверь мне, я знаю, что такое любовь и как трудно жить без любимого человека.
Сабрина утерла слезы, бежавшие по щекам.
– Мама, разве ты не понимаешь? Ведь по его вине тебе пришлось оставить нас. Если бы он когда-то не обманул… О, сколько времени мы потеряли – ты, я, Сюзанна и Сильвия.
– Дорогая, ну и что из того, если бы Рис отказался? Разве мистер Морли не нашел бы другого человека, который за деньги не солгал бы перед судом? Морли – страшный человек. И Ричард, увы, был обречен. Однако Рис лгал ради своих близких, ради тех, кого любил. Кроме того, не забывай: все, что он имеет, все, что он приобрел, принадлежит также и тебе. И будет принадлежать вашим детям. Поверь мне, не стоит пренебрегать такими вещами. Уж я-то знаю, хотя лучше было бы не знать, – с горечью добавила Анна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35