Сначала она не подумала…
Тогда ей и в голову не пришло…
Как может она выйти замуж за мужчину, который надеется, что она станет матерью для его дочки?
Церковные стены давили на нее, ей было душно. До боли захотелось броситься в высокую сухую траву посреди обширных просторов и дышать полной грудью. Финни тосковала по запаху влаги, какой бывает, когда дождь прибьет пыль, по дымку в воздухе.
Финни не могла сдержать охватившее ее волнение. Ведь она потеряла все. Надежду на любовь своей матери. Мечту обзавестись собственной семьей. Она не могла не сознавать, что на какое-то время потеряла себя самое, пытаясь приспособиться к обществу, которое не питало к ней ни малейшего интереса. Все ее мечты рухнули.
Мэтью?
Он напоминал ей об Африке. Она попыталась спастись от душевной боли бегством, но оно лишь разбередило рану.
С ее злополучного дня рождения минуло всего три дня. И все это время только и было разговоров, что о ней и Мэтью, который к тому же настоял, чтобы свадьбу сыграли немедленно. Он даже получил специальное разрешение, дав повод для домыслов о причинах такой поспешности.
События развивались столь стремительно, что времени на раздумья у нее не было. Финни и опомниться не успела, как наступил день венчания. И вот она идет к алтарю, где ее ждет мужчина, за которого она вынуждена выйти, чтобы не оказаться во власти Нестера. С одной стороны, она в долгу перед Мэтью, с другой – ей надо освободиться от брата.
Готорн потребовал, чтобы они поженились – сейчас или никогда. Его дочери нужна мать.
Финни охватило отчаяние. Конечно, она перед Мэтью в долгу. Но ведь она не сможет рассказать ему о своем прошлом. Об Изабель. Этой своей болью Финни еще ни с кем не делилась. И не знала, хватит ли у нее духу открыться Мэтью. А если не хватит? Как может она связать с ним свою жизнь?
Однако она уже дала согласие.
Финни зажмурилась и набрала в легкие воздуха. На ней был тот же наряд, что и в день ее рождения, прибавилась только кружевная фата. Подарок Эммелины Готорн.
– Это тебе, – сказала она, – моей милой доченьке.
Финни обрадовалась. Только разочарованный вид матери слегка омрачал настроение.
Финни посмотрела на неф собора. Она искала успокоения в росписи на церковных сводах и в резьбе каменных колонн. Обращалась за поддержкой к витражам, прежде чем остановить свой взгляд на священнике.
Священник в свободно ниспадающих черно-белых одеждах выглядел каким-то подавленным. Оно и неудивительно. На лицах родных невесты и жениха не было и намека на радость. Брэдфорд Готорн в своем пиджаке из тонкого сукна и безупречно отутюженных брюках стоял неподвижно, как статуя, с непроницаемым выражением лица. Даже Эммелина Готорн, в прелестном платье из нежно-голубого ситца, с камеей на шее, о чем-то сосредоточенно думала.
Нестер злился, что у него из рук уплыл пакет акций сестры. Летиция, казалось, вот-вот заплачет. Ханна стояла распрямив плечи и не двигаясь, словно солдат по стойке «смирно».
Финни взглянула на Грейсона Готорна, старшего брата Мэтью. Тот, как и отец, стоял с каменным выражением лица. Грейсон не возражал против этого брака, однако был удивлен и обеспокоен столь неожиданным поворотом событий. Финни сразу поняла, что братья дружны и всегда поддерживают друг друга. У Финни болезненно сжалось сердце: как не похож ее брат на братьев Готорн!
Она прогнала эту мысль и сдержала навернувшиеся на глаза слезы. Вдруг она увидела дочь Мэтью, шестилетнюю Мэри, сидевшую подле Эммелины. У девочки были белокурые волосы, крохотный ротик, голубые глаза и ангельское личико. Она держала чудесную фарфоровую куклу и гладила ее по голове. Финни сразу поняла: девочка старается скрыть свое волнение.
У Финни учащенно забилось сердце. Она вспомнила свою Изабель и едва не закричала.
Воспоминания нахлынули на нее волной, заслонив собой действительность.
«Мама…»
Мисс Уинслет опустила глаза. О Боже, только не сейчас! Финни тряхнула головой, чтобы прогнать образы прошлого.
«Мамочка, ты такая забавная!»
Смех Финни разнесся в прозрачном весеннем воздухе. «Но ты забавнее, глупышка моя».
Все говорили, что они очень похожи. Обе рыжеволосые и зеленоглазые. Даже смеются и ходят одинаково.
– Ты любишь меня, мамочка? – спросила однажды Изабель, когда они шли по узкой тропинке, продираясь сквозь высокую сухую траву.
Финни остановилась, наклонилась к дочурке:
– Конечно, люблю.
Накидка, которая была на девочке, казалась белой на фоне ее смуглой, с золотистым отливом кожи. Изабель посмотрела на мать широко открытыми глазами и коснулась ее теплой шелковистой щеки своими маленькими ручками.
– Только меня?
Финни крепко прижала к себе малышку.
– Да, только тебя.
«О Изабель!..»
Финни казалось, будто она попала в туннель, из которого нет выхода, а вокруг сгущается тьма.
Ее девочка умерла, унеся с собой ее разбитое сердце. Как же сможет она полюбить чужого ребенка?
Финни с трудом отвела взгляд от Мэри. Она понимала, что если не выбежит сейчас из церкви, то закричит. А если закричит, не сможет остановиться.
Она уже подобрала юбки и собралась броситься назад по церковному проходу, но, взглянув на Мэтью, увидела отчаяние на его лице. Готорн был уверен, что Финни сбежит из-под венца, и эта мысль ранила его душу. Он повернул лицо, чтобы его шрам не бросался в глаза. И тут Финни поняла, что у нее не хватит сил поступить подобным образом с человеком, который в очередной раз спас ее.
– Мисс Уинслет? – нетерпеливо окликнул ее священник.
Выхода нет. Она в долгу перед Мэтью, хотя он вряд ли узнает, чего ей стоило заплатить ему этот долг.
– Мисс Уинслет?
Финни мгновенно преодолела оставшиеся до алтаря несколько шагов. Она едва понимала то, что говорил святой отец, пока он не спросил:
– Вы берете этого мужчину в законные мужья?
Она молчала.
– Мисс Уинслет? Да или нет?
– Да. Беру.
Финни почти прошептала эти слова, но ей показалось, что они эхом прокатились под сводами храма. У Мэтью камень с души свалился, и Финни сразу это почувствовала.
– Властью, данной мне, объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать новобрачную.
Финни, теперь уже миссис Готорн, задержала свой взгляд на Мэтью. Этот высокий, потрясающе красивый мужчина во фраке, белом галстуке и жилете – ее муж.
Она заглянула Мэтью в глаза, темные и властные, и у нее перехватило дыхание.
Ее сердце взволнованно забилось. Не спуская с Финни взгляда, он обвил рукой ее талию. С ее уст сорвался вздох.
– Ты моя, – прошептал он так, что слышала только она, и впился губами в ее губы.
Охваченные страстью, они забыли обо всем на свете, слившись в долгом поцелуе, и не могли оторваться друг от друга.
Словно сквозь туман Финни услышала покашливание священника и веселый смех Грейсона и густо покраснела, когда Мэтью наконец отпустил ее.
Священник, завершив церемонию, спустился с амвона и помчался по церковному проходу с такой скоростью, будто за ним гнался сам сатана.
К ним подошла Эммелина. В глазах ее стояли слезы счастья. Взяв Мэтью за руку, она привлекла его к себе.
– Поздравляю, сыночек, – ласково промолвила миссис Готорн, целуя его в щеку. Затем расцеловала Финни и тихо промолвила: – Сделай его счастливым, прошу тебя!
Мистер Готорн увел жену, так и не проронив ни слова.
Остались Грейсон и малышка Мэри.
– Простите нашего батюшку, – сказал Грейсон, и его голос гулко прозвучал в пустой церкви.
Финни видела, какими глазами смотрел Мэтью вслед уходящему отцу. Невзирая ни на что, он все еще любил его, однако к любви примешалась глубокая обида.
Грейсон привлек Мэри к себе, и та, взглянув на Мэтью, уткнулась лицом в дядино плечо.
Грейсон не заметил, что лицо Мэтью исказила гримаса страдания.
– По-моему, мой черед поздравить вас. – Грейсон повернулся к брату с лукавой улыбкой: – Можно мне расцеловать твою жену?
– Обойдешься и рукопожатием.
Грейсон расхохотался:
– Ну-ну, братишка! – Он подмигнул Финни и снова уставился на брата: – Будь здесь Лукас, он поцеловал бы твою супругу без спроса. А я из вежливости спросил.
Мэтью нахмурился:
– Ты говорил с Лукасом?
– Да. Он хотел прийти. Но тебе известно, в каких он отношениях с отцом. Лукас не хотел устраивать скандал.
Мэтью понимающе кивнул.
– Ну, как насчет поцелуя? – спросил Грейсон, и в его темных глазах вспыхнули озорные огоньки.
– Я же сказал – обойдешься! – И Мэтью привлек Финни к себе.
У Финни екнуло сердце. Она ощутила тепло его тела и вдохнула исходивший от него пряный аромат. Она лишь недавно узнала, что мужчины пользуются одеколоном.
Финни с трепетом посмотрела на мужа. Почему ей так спокойно рядом с ним, ведь он не раз говорил, что между ними ничего не может быть?
Она понимала, что Мэтью не изменит себе, и все же он не захотел ее потерять.
Вскоре Грейсон ушел, и в церкви остались Мэтью, Финни и Мэри. Финни овладела тревога.
«Сколько веревочка ни вейся, а конец приходит». Так говорил Джанджи.
Миссис Готорн не раз слышала от него эту поговорку, но только сегодня поняла ее смысл. Она замужем за Мэтью… за мужчиной, которому не смогла поведать о своем прошлом, за мужчиной, который не желает ни ее, ни любую другую женщину. За мужчиной, который ищет забвения. Мэтью предупредил ее. Но она все равно за него вышла. И теперь перед ней его дочка.
Очень давно Финни решила, что уже ничто не сможет разбить ей сердце. Однако, стоя в церкви Святой Троицы, она почувствовала, что ее бедное сердце вновь разрывается на части.
И вряд ли она сумеет справиться со своими чувствами.
– Я знаю несколько правил, следуя которым ты, уверена, поладишь со мной.
Мэтью и Мэри с опаской посмотрели на Финни. Они стояли в вестибюле его дома.
«Кто она, эта женщина?» – гадал он, пытливо глядя на Финни.
Одета она была соответственно случаю и выглядела настоящей леди. Только глаза, живые, зеленые, словно африканские джунгли, напоминали о ее необузданности. Теперь в них появился холод, какая-то стена отчужденности, которой Финни отгородилась от них. Почему? Мэтью не понимал.
Трудно было поверить, что они только что обвенчались. Мэтью был в полном изнеможении. Рука так дрожала, что он с трудом надел Финни кольцо. Ныл шрам, стучало в висках. Но отныне он женат. И теперь они будут делить и радость, и горе.
– Правило первое, – обратилась Финни к Мэри. – Если проголодаешься, скажи мистеру Куинси. Готовить я не умею.
У Мэтью округлились глаза.
– Правило второе, – продолжала она, небрежно разглаживая складки на юбке. – Когда захочешь уйти, оставь, пожалуйста, записку.
Теперь Мэри округлила глаза.
– Надеюсь, ты умеешь писать? – спросила Финни, нервно покусывая губу, и, не дожидаясь ответа, продолжила: – И последнее правило – не будить меня до полудня, если не случилось ничего из ряда вон выходящего. Вот, пожалуй, и все.
Мэтью и Мэри ошеломленно смотрели на Финни. Мэтью подумал было, что прежняя Финни, его Финни, сейчас расхохочется и скажет, что пошутила. Но этого не случилось.
Он поймал ее руку, и на какой-то миг их пальцы переплелись. Финни задрожала и беспомощно взглянула на него. Но не успел он опомниться, как взгляд ее снова стал отчужденным и вызывающим.
Она посмотрела на его руку, державшую ее ладонь, и, подняв голову, взглянула ему в лицо:
– Разве я недостаточно ясно сказала?
Ни трепета, ни дрожи в голосе. У него на щеках заиграли желваки.
– Нет, что вы, ясней не бывает!
– Прекрасно! – И Финни зашагала прочь, стуча своими низкими каблуками по мраморному полу. Лишь дойдя до лестницы, она обернулась: – Я хотела бы поселиться в желтых комнатах, тех, что видела раньше. Пожалуйста, велите слугам поднять мои вещи наверх.
Мэтью стоял неподвижно. От напряжения у него занемела спина, а на плечах вздулись мышцы. Тишину в доме нарушало лишь тиканье часов и грохот изредка проезжающей по булыжной мостовой конки. Жена выбрала самую дальнюю комнату и теперь смотрела на него с вызовом: пусть только посмеет возразить!
Ярость захлестнула Мэтью. Прошло несколько томительных мгновений. Глядя ей в глаза, Мэтью позвал дворецкого.
Куинси тотчас же примчался.
– Да, сэр.
– Скажи, чтобы вещи мисс… точнее, миссис Готорн отнесли в желтые комнаты.
– Слушаюсь, мистер Готорн. – Куинси поспешил в дворецкую, а Финни стала подниматься по лестнице.
Мэтью и Мэри смотрели ей вслед, затем Готорн повернулся к дочери, пытаясь объяснить, почему женщина, которая должна была заменить Мэри мать, вела себя по меньшей мере странно.
Но стоило ему взглянуть на девочку, как она опустила глаза и принялась внимательно рассматривать свои ботиночки, крепко сжимая в руках куклу, только бы не видеть его лица. И Мэтью это прекрасно понимал.
Готорн молчал, боясь вымолвить хоть слово, поскольку не знал, какова будет реакция Мэри.
– Можно я пойду к себе? – тихо спросила девочка.
Он кивнул, но тут же обругал себя дураком, ведь Мэри смотрела в пол.
– Да, – ответил он, преодолевая волнение. – Куинси проводит тебя.
Но прежде чем Мэтью позвал дворецкого, девочка побежала к входной двери.
Мэри не так просто оказалось выскочить из дома.
– Вернись! – раздался окрик отца.
– Нет! – в отчаянии прошептала она, утирая слезы.
Девочка торопливо спустилась вниз, прошмыгнула через двор на перекресток улиц Мальборо и Беркли и выбежала на Коммонуэлс-авеню. Не замедляя шага, добралась до улицы, на которой прожила всю жизнь. С каждым шагом действительность отступала, пока она не застучала ножками по знакомому до боли тротуару, где знала каждую трещину, каждый прут черной железной изгороди, покрытой белым пушистым снегом.
Высокий особняк из красного кирпича с черными ставнями и мансардой манил к себе. Родной дом. Здесь она провела самые счастливые дни.
Время остановилось и повернуло вспять. На нее нахлынули воспоминания. Яркие и живые.
Мэри быстро поднялась по лестнице и удивилась, что дверь заперта на замок. Где ее мама?
Она постучала, но никто ей не отворил. Из дома не доносилось ни звука. Портьеры на окнах были задернуты. Придется подождать. Мамочка, наверное, ходит по магазинам или же отправилась в гости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29