— Очень даже плохо. Может быть, вам хочется меня отшлепать?
На этот раз в значении его слов нельзя было усомниться.
— Генри! — воскликнула Маргарет, сначала побледнев, а потом вспыхнув ярким румянцем. — Что подумает мистер Хоторн?
— Вряд ли нас должно беспокоить, что он подумает, — заявила Софи, отставив в сторону инструмент, — поскольку наш досточтимый гость сам не чужд недостойных и, я бы сказала, закулисных интриг. — Она едко улыбнулась. — Как вам кажется, мистер Хоторн, я нашла верное определение вашим действиям?
Вид у Грейсона был холодный и жесткий, челюсти крепко сжаты.
— А что он сделал? — поинтересовался Генри, распрямляясь, как складной нож.
Грейсон ничего не ответил, он не сводил глаз с Софи.
— Взял и обручился, — сообщила она с таким видом, Как будто к ней это не имело никакого отношения.
— С кем? — удивилась Маргарет.
— Со мной.
Диндра, Маргарет и Генри повернулись к ней, как солдаты по команде.
— Что?! — воскликнули они изумленно.
— Скажите же им, милый, — обратилась Софи к своему нареченному воркующим голоском.
Грейсон не произнес ни слова, но по лицу его было видно, что он не чувствует себя счастливым.
— Ну ладно, если вы настаиваете, я сама им расскажу. — Она посмотрела на своих друзей. — Как выяснилось, он купил меня тогда же, когда покупал этот дом. Подписал, запечатал и доставил сюда, даже не спросив моего согласия.
— О Господи! — простонала Маргарет. — Как же ты можешь вот так сидеть и непринужденно об этом рассказывать?
— А чего бы ты хотела? — спросила Софи, глядя на Грейсона. — Слез и истерики?
— Говоря по правде, да, — сообщила Диндра. Софи не собиралась рассказывать им, как близки эти слова к истине, как она проснулась утром с ощущением дурноты и головокружения, охваченная желанием излить на кого-нибудь свою ярость. Как могла бы она объяснить, что мальчик, которого она обожала когда-то, став взрослым, превратился в полную противоположность тому, каким она хотела бы его видеть? Он превратился в того, кто придумывает правила, тогда как она хотела одного — нарушать их. И она таки их нарушала. Слишком часто нарушала, чтобы теперь иметь возможность начать все сначала.
Как ни хотелось Софи, чтобы ее мать была жива, чтобы все не изменилось так, что ей пришлось уехать из Бостона, она не могла отрицать, что самостоятельная жизнь оказалась для нее откровением. Может ли кто-то, не испытавший головокружительного опьянения свободой, понять, как он заманчив, этот наркотик? Свободу ей принесла независимость. И теперь она не может вернуться вспять. Даже ради Грейсона Хоторна.
Нет, никто — ни Грейсон, ни ее друзья — не увидит, как она расстроена. Единственное, что ей остается, — это найти способ исправить все ошибки ее отца.
— Это ужасно! — воскликнул Генри. — Ты не можешь выйти замуж.
— Не беспокойся, я этого не сделаю… — Повисло молчание.
— Как же вы намереваетесь выбраться из этого положения? — Слова Грейсона замерцали в комнате, пробежали по ее спине и вонзились в сердце.
Софи покачала головой и отбросила смычок.
— Я подам на вас в суд.
Маргарет тяжело опустилась на стул.
Диндра заходила по комнате.
— Хм… Вообще-то мы можем обернуть все это к своей выгоде. — Она подняла руки, словно обрамив газетный заголовок. — «Жених в отчаянии впивается в упирающуюся невесту». Нет, слишком скучно. А как насчет «Отчаянные средства отчаявшегося жениха»?
Генри задумался, скривив губы.
— Мне кажется, звучит неплохо.
— А мне кажется, это звучит как клевета, — проговорил Грейсон отрывисто.
— А еще утверждаете, что вы адвокат, — презрительно бросила Диндра. — Тогда скажите: что не так в этих .заголовках?
Грейсон смотрел на нее с таким видом, словно собирался заткнуть ей рот. Он медленно расстегнул пальто, снял его и отложил в сторону.
Диндра же продолжала:
— Софи почему-то упирается, а вы, на мой взгляд, выглядите отчаявшимся.
В темных глазах Грейсона зажегся гнев.
— Согласна, — заявила Маргарет.
— Сильно отчаявшимся, — добавил Генри. — Мы все можем это подтвердить.
— И мы с вами, мистер Хоторн, оба знаем, — пояснила Диндра, — что клевета имеет место, если кто-то сознательно и с дурными намерениями занимается диффамацией. Насколько я могу определить, мы рассматриваем наш заголовок как истинную правду и ничего более.
Маргарет просияла,
— Хорошо сказано, Ди! — Генри захлопал.
— Браво, мадемуазель!
Софи закусила губу, чтобы удержаться от улыбки. Ее охватила нежность к друзьям.
— Дорогие мои, заголовки нам не понадобятся. Насколько я понимаю, короткого визита к любому здешнему судье будет достаточно, чтобы немедленно освободить меня от этого контракта. В конце концов, сейчас 1890-е годы. А это значит, что помолвка будет расторгнута и я получу свой дом обратно. Так что на вашем месте, дорогой мой Грейсон, я бы помчалась в ближайшую фирму, которая сдает помещения под конторы, и нашла себе новый адрес, где можно было бы вести свои дела.
— Но дело в том, Софи, — произнес он голосом низким и глубоким, от которого все внутри у нее задрожало, — что вы не я.
Она вздернула подбородок. Чего ради она трепещет, точно девчонка?
— Ну-ну, сегодня утром мы сообразительны, да?
— Настолько сообразительны, что понимаем вы никогда не выиграете. А сейчас нам нужно поговорить. — Грейсон сердито посмотрел на свиту, а потом повернулся к Софи. — Наедине.
— Я не знаю, о чем нам говорить, разве только в вас проснулась совесть и вы пришли сказать, что совершили страшную ошибку. — Она заколебалась, с отвращением поняв, что в голосе ее прозвучала надежда. — Вы поэтому пришли сюда?
— Нет.
— Тогда нам не о чем говорить.
— Вы ошибаетесь. Я принес контракт на ваше выступление, — сообщил он.
— Выступление! Какое выступление? — удивилась? Диндра.
На щеках Софи вспыхнул предательский румянец. Но она не станет сожалеть о своем поспешном решении.
— Разве я забыла сказать, что собираюсь выступить с концертом?
— Господи!
— Не может быть!
Диндра скрестила руки на груди и внимательно вгляделась в Софи.
— Сегодня утром нам то и дело преподносят сюрпризы. Сначала помолвка, потом концерт в Бостоне. И не меньше чем в концертном зале!
— Так я могу поговорить с вами наедине? — спросил Грейсон. Вежливость в его голосе сочеталась с напряжением.
— Нет, — повторила она, отставляя в сторону виолончель и направляясь к двери. — Просто оставьте документы на столе, и я потом просмотрю их. Идемте, мои дорогие.
Все потянулись к дверям, Софи вела их, точно стаю гусей. Но едва она подошла к двери, как Грейсон остановил ее. Генри и все остальные тоже остановились.
— Уходите! — рявкнул на них Грейсон.
— Не смейте! — крикнула в ответ Софи. Генри и обе женщины смотрели то на Софи, то на Грейсона, потом дружно скорчили гримасы и отправились на кухню.
— Предатели! — бросила им вслед Софи.
— Ничуть, — проговорил Грейсон зловещим тоном, — просто они сообразительны. — Он поднял черную бровь. — Я так понимаю, что устраивать сцены — это ваше любимое занятие?
Она бросила в ответ:
— Еще не знаю. Вчера вечером я впервые попробовала. — И, нырнув под его руку, она выскользнула за дверь. К сожалению, Грейсон пошел за ней следом, и так, вдвоем, они вошли в библиотеку, где на темных стенах, обшитых панелями орехового дерева, висели его жуткие картины с изображением охотничьих собак и убитых фазанов, похожие на обратную сторону игральных карт. На обоях выделялось несколько мазков цветной краски.
— Что это за языки пламени? — спросил он.
— Как это выглядит?
— Это выглядит так, будто вы открыли рисовальные классы и использовали стены, когда оказалось, что вам не хватает бумаги для рисования пальцами.
Софи улыбнулась.
— Я не настолько умна. Если хотите знать, я просто заново декорирую комнату. — Она разрисовывала стены вместо того, чтобы сменить обои, потому что краски нашлись в подвале, а на обои у нее денег не было. А эту темную комнату и удручающую живопись она не могла выдержать больше ни одной секунды.
— Я совсем недавно оклеил комнату этими обоями.
— Господи, и вы за это заплатили?
— Очень дорого.
— Значит, вас обманули. — Она повернулась и посмотрела на стены. — Наверное, я сделаю их красными.
— Но нельзя же покрасить комнату в красный цвет! — Она побарабанила пальцами по щеке и огляделась, а потом с невинным видом взглянула на Грейсона.
— Немного чересчур, как вы считаете?
Он с трудом сдерживал ярость. Софи очень хотелось от удовольствия потереть руки, но тут в голову ей пришла некая мысль. Может быть, в результате не понадобится ни обращаться в суд, ни давать концерт, чтобы заставить его убраться отсюда.
— Пожалуй, я пройдусь веселым желтым цветом или приятным спокойным голубым. — Она склонила голову набок, словно погрузившись в серьезные размышления. — Как вы полагаете? Желтый или голубой?
На мгновение ей показалось, что Грейсон и вправду обдумывает этот вопрос, но потом он покачал головой, и на лице его появилось угрожающее выражение.
Но Софи его опередила.
— Я думаю — спокойный голубой. Тогда перемена декораций пойдет на пользу нам обоим. Я смогу играть в красивой обстановке, а вы — сидеть здесь и слушать, а не стискивать зубы. Это будет полезно для вашего здоровья.
— Вы для моего здоровья не можете быть полезны, — буркнул он.
— Вот именно. Тем больше причин расторгнуть эту дурацкую помолвку и вернуть мне мой дом.
— Никогда в жизни! И можете забыть ваши планы насчет перемены декораций.
— Господи, да почему же вы так расстроились? — удивленно спросила она. — Исходя из нашего предыдущего разговора, произойдет одно из двух: либо я получу обратно свой дом, либо выйду за вас замуж. В любом случае я буду жить здесь, и мне понадобится музыкальная комната. — Она улыбнулась озорной улыбкой. — Вы азартный человек, мистер Хоторн? Хотите заключить пари?
— Азартный человек вложит деньги в адвоката, разбирающегося в законах. Ее улыбка исчезла.
— Вы пожалеете о том дне, Грейсон Хоторн, когда обручились со мной! Азартная женщина готова держать пари. — Он нахмурился.
— Будьте осторожны, Софи.
— Ой, как страшно! Вы чувствуете, как я дрожу? — Некоторое время эти слова висели в воздухе без ответа. Софи увидела в нем перемену — в глазах его вспыхнул дьявольский огонь. Он прислонился к столу, осторожно взял ее за руку — прежде чем она успела отступить, — притянул к себе, так что оказалось, что она стоит между его сильными ногами. Жест этот казался требовательным и интимным в одно и то же время.
В голосе его появилась хрипотца, и он держал ее на удивление ласково, но от его прикосновений кожу ее жгло огнем.
— Мне бы хотелось уложить вас в постель и заставить дрожать от желания, которое я читаю в ваших глазах.
Она не готова была услышать от него подобные слова и отвернулась, чтобы скрыть смущение.
— Это может быть только в ваших снах, — наконец удалось выговорить ей.
Она видела, что на него снизошло спокойствие, как бывает с воином, готовым вступить в бой, и занервничала. Когда он злится, ей легче с ним справиться. И когда она не стоит между его ногами.
— Это и бывает в моих снах. Каждую ночь. — Он произнес это хрипловатым голосом, подействовавшим на нее возбуждающе; его пальцы скользнули выше, туда, где плечо переходит в шею. Она чувствовала его жар, который согревал ее, как костер на морозе. От него пахло луговыми травами, качающимися на ветру. И мужчиной. Мрачным, чувственным, мужественным.
— Когда мы поженимся, уж вы у меня подрожите! — Она рванулась и зажала уши руками.
— Прекратите! Я не собираюсь выходить за вас. Ни сейчас, ни вообще. Неужели вы этого не понимаете?
Он очень осторожно отвел ее руки и держал их перед собой.
— Это потому, что контракт подписали, не посоветовавшись с вами? Это вас огорчило и заставило мне противоречить?
Он обхватил пальцами ее запястья, и она была, уверена, что он чувствует, как трепещет ее пульс.
— Это только начало! — с трудом выговорила она.
— Это сделал ваш отец, а не я. Меня заставили поверить, что вы согласны.
Он был так близко, его могучее тело действовало на нее сокрушительно.
— И вы считаете, что это вас извиняет?
— Почему же нет?
— Потому что вы не сказали мне о своем обмане, когда я приехала сюда.
— Я вас не обманывал. — Он погладил чувствительную кожу на ее запястьях.
— Это вы теперь так говорите, — произнесла она, с усилием соединяя слова. — Но вам следовало бы сказать мне о помолвке сразу, как только вы поняли, что мне о ней ничего не известно.
— Я сказал вам о доме. — Он успокоился и устремил взгляд на ее пальцы. — В то время я не знал, сколько, еще новостей вы сможете выдержать.
Она с шумом втянула воздух, почувствовав в сердце знакомую тоску по своему детству, когда она жила надеждами и обещаниями.
— Милая Софи. — Доброта в его голосе была неожиданна для нее, и она опустила глаза.
— Давайте начнем сначала, — предложил он.
В ней шевельнулась надежда, и она резко подняла голову.
— Ну что ж, — вымолвила она задыхаясь. — Мы можем начать сначала и на этот раз сделать все как нужно.
— Чудесно.
Он склонился к ее руке, и когда она решила, что он поцелует ее, он перевернул ее и прижался губами к ладони. Ее как молнией пронзило.
— Вы окажете мне честь стать моей женой?
Она крепко зажмурила глаза и затаила дыхание. Его женой. Осуществилась ее детская мечта. Она хотела сказать «нет», она приказала себе сделать это. Но вместо этого выпалила неожиданно даже для себя:
— Вы меня любите?
Ее слова застали его врасплох, это было очевидно. Он выпрямился, и в его темных глазах появилось странное выражение.
— Любовь вряд ли является необходимым условием для брака, — ответил он, точно адвокат, консультирующий клиента. — Я буду относиться к вам с уважением, вы же будете находиться под защитой моего имени. Как моя жена вы будете пользоваться всеми привилегиями.
Ее разочарование было таким сильным, что у нее потемнело в глазах. Как глупо. Она ведь знала, что он так скажет.
— Мы прекрасно подойдем друг другу, — добавил он, хотя эти скупые слова, кажется, дались ему с трудом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38