Напоминая себе, что все еще сердится на него, Александра боролась с искушением поцеловать его ладонь.
– Что ты хочешь получить от меня? – как можно небрежнее спросила дочь Катарины. – Мой пояс? Чулки? А что ты скажешь по поводу оставшейся перчатки?
Де Готье довольно долго смотрел ей в глаза, потом перевел взгляд на брошь, прикрепленную к ее плащу. Дотронулся до броши, затем пальцы его скользнули по нежной шее девушки, заставив замереть ее сердце. Секундой позже плащ упал на пол.
– Мне нужна только память, – сказал Люсьен, глядя на нее горящим страстью и нежностью взглядом.
Девушка понимала, что должна оттолкнуть его так же, как он когда-то оттолкнул ее, но была не в силах пошевелиться, даже когда его пальцы стали расстегивать пуговицы на ее платье. «Разозлись! – приказывала себе дочь Байярда. – Он растоптал твою гордость, не позволяй ему делать с собой все, что ему захочется».
Его грубая шершавая ладонь накрыла ее грудь, заставив Александру вздрогнуть и прижаться к нему. Ее гнев исчез.
– Ты... не надо... – слабо запротестовала она. Большим пальцем мужчина нежно провел по затвердевшему соску.
– Кому ты принадлежишь, Александра? – задал он вопрос, низко склоняя голову. Его губы находились в нескольких дюймах от ее рта.
«Ему, только ему и никому другому».
– Я... – девушка судорожно вздохнула. – Люсьен, не участвуй больше в поединках. – Подняв руку, дочь Байярда дотронулась до покрытого синяками лица де Готье. – Возьми меня в жены, и земли будут твоими.
Мужчина нежно провел губами по ее рту.
– Не могу, – пробормотал Люсьен и затем снова задал свой вопрос: – Кому, Александра?
Заглянув ему в глаза, она поняла, что нужно говорить только правду.
– Тебе, – прошептала она. – Я принадлежу тебе, Люсьен де Готье.
Ее любимый улыбнулся.
– Хорошо, а теперь подари мне знак признательности.
Прижимая податливое тело Александры к обнаженной груди, Люсьен раздвинул языком ее губы и начал ласкать ей рот.
Девушка мгновенно забыла о событиях последних нескольких недель, застонав от разгоревшегося в ней желания. Руки ее сомкнулись у Люсьена на шее. Это было то, чего она так давно хотела, – начало великого обладания, огромной страсти, в которой ей когда-то было отказано. Может, сегодня ей суждено узнать?
Лаская одной рукой ее грудь, а другой нежно гладя по спине и ягодицам, Люсьен погрузил язык глубже. Языки влюбленных слились в бешеном танце любви.
Тело Александры пронизала дрожь, и она затрепетала от счастья, почувствовав затвердевшее доказательство его желания, упершееся ей в живот. Его рука, скользнув под платье, дотронулась до обнаженной внутренней поверхности бедер. От нахлынувших ощущений девушка глубоко вздохнула и запрокинула голову. Рука Люсьена поднялась выше, мягко касаясь влажной расщелины.
– Пожалуйста, Люсьен, – умоляла Александра странным, надтреснутым голосом, показавшимся ей чужим. – Сейчас.
Люсьен мгновенно отреагировал, убрал руку и переложил ее на бедро. Не выдержав, он застонал от досады.
– Нет, еще нет. Еще не время и тем более сейчас. Мне надо надевать доспехи и готовиться к поединку.
Понадобились долгие секунды, прежде чем смысл сказанного дошел до Александры. А когда это, наконец, произошло, девушка крепко зажмурила глаза, потом открыла их, втайне надеясь, что ее страстное желание сбудется. Но ничего не произошло.
– Прошу тебя, пожалуйста, не надо сражений... Прямой, немигающий взгляд Люсьена сказал ей, что спорить бесполезно. Отвергнутая Александра замолчала. Мужчина заботливо одернул ей юбки, убрал руку с груди и прикоснулся пальцем к ее вспухшим губам.
– Ты уверена, что испытываешь любовь ко мне?
Дочь Байярда кивнула, но убедить де Готье было не так-то легко.
– Посмотри на меня, – приказал он, – я не красавец, весь в шрамах, не говоря уже об этом, – он дотронулся до полумесяца, навечно запечатленного на лице. – Да и раньше меня вряд ли можно было назвать красивым, не то что Винцента или Эрве;
Дерзко протянув руку, Александра дотронулась до шрама, заканчивающегося у внешнего угла глаза.
– Да, это правда, что ты некрасив, – согласилась дочь Байярда, глядя ему прямо в глаза. – Не сравнить с Винцентом или Рашидом. Но здесь, – она приложила руку к груди, где тяжело ухало и колотилось сердце, – здесь ты самый красивый, Люсьен, или будешь таким, если себе позволишь. Ты человек, которого я люблю.
«Может, она действительно другая, – подумал мужчина. – Не похожая на тех двух, с которыми я был помолвлен?»
С момента ее прибытия в Корберри он внимательно наблюдал за дочерью Байярда, но ни разу не заметил, чтобы она смотрела на его брата коровьими влажными глазами, как другие женщины. В самый первый день турнира Люсьен видел, с какой неохотой Александра, стоявшая у стола со знаменами и шлемами, разговаривала с Винцентом. А когда он отошел, она ухитрилась что-то сделать у стола, чего он не понял, да и остальные тоже.
И только гораздо позже, да и то случайно, де Готье, понял, что она сделала. Приняв шлем из рук оруженосца, он увидел начертанный на отполированной поверхности крест. Александра благословила его.
В нем сейчас постепенно возрождалась, ширилась и росла вера в женщин. А потом эта чертовка вдруг оказала внимание сэру Рексолту.
От огорчения де Готье чуть не рехнулся. Память об этом горьком чувстве, а вовсе не стремление во что бы то ни стало получить назад свои земли, заставила его сражаться в тот день и вновь бороться все это время. Тягостное воспоминание давало ему силы побеждать каждого очередного противника и принимать новые вызовы, даже когда от усталости вес его доспехов грозил пригвоздить его к земле.
– Мы поговорим об этом позже, – отходя от Александры проговорил он.
Девушка горячо молилась, чтобы ее собеседник произнес слова любви, открыл ей свое сердце, как это сделала она, но тот не внял ее молчаливым увещеваниям. Люсьен или слишком горд, чтобы их сказать, или в нем горит лишь желание плоти, а не стремление души.
Смесь гнева, огорчения и страха за его жизнь, опасения, что он может получить серьезное ранение или вовсе погибнуть в схватке, заставили Александру сказать:
– Если бы ты по-настоящему любил меня, ты бы никогда так не поступил. Ты бы сложил оружие и отверг вызов.
Его взгляд стал жестким.
– Это что, ультиматум?
Ультиматум? Она никогда не думала, что ее просьбу можно выразить таким словом, но если есть возможность предотвратить этот бой, почему бы не воспользоваться военным термином?
– Да, ультиматум.
Сжав кулаки, Люсьен отступил на шаг.
– Тогда ты проиграла.
Не желая, чтобы он видел ее слезы, девушка отвернулась и подняла лежавший на ковре плащ, склонив голову на грудь, она набросила его на плечи и трясущимися руками попыталась застегнуть брошь.
Полог приподнялся.
– Прошу прощения, – произнес Эрве, переводя взгляд с Александры на Люсьена. – Но мне кажется, что сюда идет епископ.
Дочь Байярда расширившимися от ужаса глазами уставилась на старшего де Готье. История повторялась, все возвращалось на круги своя – ей вспомнилась ночь ее визита в комнату евнухов. Александре прекрасно было известно, что ждало женщину, застигнутую в жилище мужчины. Но это было в Алжире. А какова цена этого в Англии?
– Кто-то следит за тобой, – сухо сказал Люсьен, затем посмотрел на брата. – Задержи его, если сможешь.
Округлив глаза, Эрве выскочил из шатра.
Де Готье быстро застегнул на девушке брошь, затем схватил растерявшуюся Александру за руку и оттащил в сторону.
«Неужели он хочет спрятать меня внутри?» – промелькнула мысль у Александры. Здесь нет другого выхода, кроме того, через который она вошла. Несколько мгновений спустя девушка получила ответ на свой вопрос, когда де Готье вытащил кинжал. Вонзив его в парусину, он прорезал узкую щель на расстоянии полуметра от земли. Затем, убедившись, что поблизости никого нет, он подвел Александру ближе.
– Иди, – приказал Люсьен. – Нас не должны снова застать вместе.
Дочь Байярда наклонилась, чтобы нырнуть в щель, но что-то заставило ее обернуться. Это оказался взгляд его глаз, полный нежности и желания.
– Люсьен...
– Александра, на этот раз накажут не меня, – проворчал мужчина, слегка подталкивая ее. – А теперь иди.
Это правда, его не изобьют как скотину. Скорее гнев епископа падет на нее и Александра, если честно признаться, вполне его заслуживает.
– Ты только скажи мне – ты меня любишь?
Покачивая головой, де Готье прислушивался к голосам, раздававшимся снаружи.
– Любовь – это детские чувства, – фыркнул он, затем взглянул на девушку. – Мы не дети, Александра.
«Что-то умерло в ее глазах, или мне показалось?» – подумал Люсьен, чувствовавший себя в эту минуту ничтожнейшим из подлецов. «Позже», – убеждал себя Люсьен. Сейчас было не время на эмоции, с которыми он боролся с первой встречи с ней.
– Прощай, Люсьен, – проговорила Александра. Подбородок у нее дрожал, слезы навернулись на глаза, но дочь Байярда справилась с собой и, нырнув в щель, исчезла.
Люсьен не терял времени даром. Быстро придвинув к прорези стул, он опустился на него и как раз вовремя – в палатку вошел епископ Арми.
– А, ты один... – изумленно проговорил тот.
– А кого вы ожидали увидеть?
– Я думал, что ты развлекаешься в обществе женщины. – Его проницательный взгляд скользил по углам палатки. Когда священнослужитель стал неторопливо вышагивать по ней, подозрения Люсьена, что за Александрой следили, окончательно укрепились.
– Я говорю о гулящей женщине, как ты понял, – поспешил добавить священник, проводя кончиками пальцев по пыльному сундуку с вещами.
– Ну тогда вы совсем меня не знаете.
– Да, похоже, что я ошибался. – Подойдя к Люсьену, епископ Арми поморщился, увидев его избитое тела.
– Ты предоставишь нам возможность поразвлечься этим утром?
Де Готье устоял против соблазна сейчас же продемонстрировать свою доблесть, сжал кулаки и положил их на колени.
– Представление будет достойно вас, епископ Арми.
– С нетерпением жду его. – Крепко сжав губы, священник выскользнул из палатки, и только шелковая сутана яростно развевалась на нем.
Что-то явно не так, это Люсьен уже знал наверняка. Что-то может навредить Александре, если она не будет осторожной. Размышляя, что это может быть, каковы ставки в игре и кто игроки, Люсьен встал и направился к маленькой шкатулке, которую раньше швырнул на сундук. Подняв крышку, де Готье вытащил браслет с колокольчиками, к которому была прикреплена цепочка. Он надел ее на шею, прижал браслет к груди и улыбнулся.
Александра потеряла его ночью, и с тех пор Люсьен носил его под доспехами. Гул толпы и звон металла делали неслышным его нежное звучание. Вещица любимой девушки принесла ему уже великую удачу и через час вернет принадлежащие де Готье земли.
– Ты принадлежишь мне, Александра, – вслух произнес де Готье, затем подошел к выходу и позвал оруженосца.
Люсьен только сейчас понял, как ему все это надоело. Он повернул лошадь и подъехал, чтобы взглянуть на побежденного соперника.
Человек неподвижно лежал на песке. Доспехи, прикрывавшие левую руку и плечо, были отброшены в противоположный конец ристалища. Де Готье поднял забрало и вместе со зрителями ждал, пока оруженосец поверженного противника не подбежит к господину. Упав на колени, юноша поднял забрало рыцаря и взглянул в его лицо.
Напряженная тишина не предвещала ничего хорошего.
– Неужели рыцарь сломал себе шею? – вслух подумал Люсьен, и чувство вины и отвращения охватили его. Хотя это и честный бой и многие будут рассматривать поединок как подтверждение высокого мастерства де Готье, но ему хотелось сейчас бросить небесам упрек в несправедливости.
Разглядывая зрителей, он заметил закутанную фигуру Александры. Несмотря на то, что верхняя часть лице девушки скрывала вуаль, мужчина знал, что она наблюдает за ним, и представлял, каким огнем отвращения и презрения горят ее глаза.
Конечно, дочь Байярда права. Каковы бы ни были его цели, он зверь и подобно зверю берет жизнь другого. Так же, как и он, поступали многие другие, служа своему королю. Если сейчас в родных изумрудных глазах сверкнет ненависть, а не любовь, он не обидится, зная, что вполне заслуживает этого.
«Никогда больше», – поклялся Люсьен, швыряя остатки разломанного копья на землю. Он восстановил свое доброе имя и имя своей семьи, и они с братьями собрали достаточно денег, чтобы заплатить Байярдам. Больше уже никому и ничего не удастся приобрести.
Тишину нарушил громкий стон, и зрители с облегчением вздохнули. У Люсьена сразу полегчало на сердце, он взглянул на соперника и увидел, что тот шевелится. На помощь пришедшему в чувство рыцарю поспешили трое слуг, и некоторое время спустя человек, осыпая Люсьена и всех присутствующих ругательствами, был унесен с ристалища на щите.
В ту же секунду последний из бросивших вызов удачливому бойцу был приглашен на поле. Маршал объявил имя нового рыцаря, и сэр Кейт Креннан занял то место, где только что находился поверженный рыцарь. Красная вышитая перчатка, знак внимания известной дамы, выглядывала из-под наплечника.
Его соперник был настороже. Кроме того, Люсьен почувствовал укол ревности, увидев женскую перчатку па одежде сэра Кейта. «Интересно, какие мысли руководили Александрой, когда она отдала ее человеку, с которым ее связывают родственные отношения? К тому же он намного старше ее. Скорее всего, это крик души, такое странное признание любви к мужчине, к любому другому мужчине, лишь бы не ко мне».
– Займите позицию, сэр Люсьен, – сказал маршал-распорядитель.
Тот взглянул на него через плечо.
– Нет, с меня хватит. – Тронув шпорами бока лошади, он направился к центральной трибуне, где сидел лорд Байярд.
– Лорд Байярд, – обратился к нему победитель, – как мы и договорились, меняю земли де Готье за золото. Этим вечером, если будут составлены все бумаги, мы заключим сделку и привезем деньги.
Джеймс поднялся.
– Мое предложение остается в силе, Люсьен. Если ты возьмешь мою дочь в жены, я верну тебе земли, а то, что ты заработал на турнире, останется в твоем распоряжении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53