https://wodolei.ru/catalog/accessories/zerkalo-uvelichitelnoe-s-podstvetkoj/
Оно того стоит, это изумительное ощущение уютного тепла, свернувшегося клубочком в его объятиях, а большего ему от жизни не надо. Кому нужны еда или питье, если можно обвить руками это женское тело? Никогда Джереми не испытывал такого довольства и уюта. Будь он вовеки проклят, если пробуждением нарушит блаженство!
Но затем произошло нечто, не случавшееся ни в одном из его снов. Гибкое создание шевельнулось в его объятиях, уткнулось носиком ему в плечо.
Волна боли прокатилась у него по телу. Этого никогда не случалось ни в каких снах. Джереми открыл глаза. Господи Боже! Все наяву, он проснулся рядом с Мэгги Герберт, нежно прильнувшей к нему!
Правда, он испытывал мучительную боль. Ужасную! Место, куда его вчера ударили кинжалом, горело огнем. И все-таки, когда он увидел Мэгги в зыбком утреннем свете… всю… от водопада черных волос до изысканного изгиба ступней… когда ощутил упругую тяжесть обнаженной груди, боль отошла на второй план. Давненько он не просыпался рядом с женщиной. На общение с туземками косо смотрели приятели-конногвардейцы, оставалось ходить в местные приюты наслаждения, где нельзя было проводить ночь, это не поощрялось.
Но если память его не подвела, женщину, по-настоящему страстную (а Мэгги, как он убедился, именно такая), очень возбуждали прикосновения губ сзади и чуть пониже уха…
Отведя в сторону ее густые волосы, Джереми прильнул к ее шее, ощутив губами ровное биение пульса. Мэгги зашевелилась, дернула плечом, отвечая на легкую щекотку, но мечтательно улыбнулась, будто ей снилось очень приятное. Ободренный этим, он поцеловал улыбающиеся губы и совсем обрадовался, когда Мэгги ответила ему невинным, почти детским поцелуем.
Но Джереми интересовал не ребенок, его влекла женщина, в которую этот ребенок превратился.
Хотя он готов был проявить терпение. Даже во сне она целовалась неумело, явно непривычная к таким ласкам, но жаждущая научиться. И это прекрасно! Замечательно! Джереми опять склонился над ней, проникнув языком ей в рот, и снова подивился ее чувственной отзывчивости, более сексуальной, чем все ухищрения более опытных, хорошо знакомых ему дам. Мэгги издала тихий стон, чуть отпрянула, чтобы тут же опять прижаться к нему, хотя на этот раз, поскольку лежала спиной, добилась лишь того, что захватила своими упругими ягодицами его восставший член.
Сердце у Джереми ухнуло, он почувствовал хорошо знакомую ноющую боль в чреслах.
Внезапно то, что могло закончиться веселым, пробуждающим Мэгги шлепком, преобразилось в нечто такое, чего, как он понимал, ему не сдержать, даже если его красавица проснется не с теми чувствами к нему, с какими засыпала.
Поэтому следует насладиться ее согласием, пусть оно и даровано ему неосознанно. Один Бог знает, когда доведется снова держать ее в объятиях.
Джереми осторожно провел рукой по телу Мэгги, помедлив, когда пальцы коснулись нежной округлости груди, потом взял упругое полушарие, ощущая, как твердеет ее сосок… и его мужская плоть. Неужели она хотела его даже во сне?
Пальцы скользнули вниз, раздвинули бархатистые складочки, и он смог удостовериться в своей правоте. Открытие возбудило Джереми до предела, влажное тепло лона манило, звало в себя, надо лишь чуть шевельнуться, подвинуться на дюйм и…
Его поразило, с какой легкостью он скользнул в узкие шелковые ножны, которые плотно сомкнулись, будто его обхватила горячая, ждущая ладонь. Продолжая обнимать ее бедра одной рукой, он нашел пальцами крохотный узелок чуть ниже пушистых завитков и начал медленно двигаться взад-вперед, крепко прижавшись всем телом к ее спине и наслаждаясь божественным подарком, ниспосланным ему судьбой.
Это не сон! Они с Мэгги занимались любовью ночь напролет, потом, изнемогшие, погрузились в забвение… Однако Джереми знал, как часто происходящее в мерцании свечей теряет блеск и обаяние при резком свете дня.
У них такого не случится, он собирался покорить ее, завладев и телом, и всеми помыслами Мэгги. Он не допустит, чтобы она сослалась на то, что потеряла голову от лунного сияния. Он не позволит рассвету уничтожить дарованное полночью.
Только когда дыхание у нее участилось, он усилил нажим, расслышал нежный сонный всхлип, ощутил, как она раскрылась, целиком отдаваясь его требовательным ласкам. Джереми погружался все глубже, наслаждаясь пылким ответным трепетом, женской росой, окропившей его пальцы, прерывистым дыханием… чувственной реакцией ее тела.
Мэгги вдруг напряглась, облегающий пальцы кокон сжался, выгнулась спина, лоно жадно подалось навстречу, горячая рука, крепко вцепившаяся в него и стремящаяся притянуть ближе всякий раз, когда он отклонялся, вздрогнула… Он попал в собственный капкан и не желал освобождения, напротив, он двумя руками ухватил Мэгги за бедра, моментально оказался в ней и взорвался, наполняя ее своим жидким огнем… Хриплый крик, и ее тело содрогнулось в экстазе.
Лишь когда он полностью излился в нее, Мэгги подняла веки, и Джереми заглянул в глубокие темно-карие озера, которые давно знал и о которых так долго мечтал.
— Доброе утро, — любезным тоном попытался произнести Джереми, но изнеможение от испытанного наслаждения сказалось на его голосе, который прозвучал слабо и прерывисто.
Губы у Мэгги припухли, кожа около рта, где прошлась теркой его щетина, покраснела, грудь продолжала бурно вздыматься, и она едва сумела выговорить:
— Это нечестно.
Джереми вопросительно поднял бровь. Он еще оставался в ней, поэтому слегка откинулся в бок и оперся подбородком на локоть.
— Нечестно? Что именно? — переспросил он с деланной наивностью.
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Но вид у Мэгги был совсем не расстроенный. Высвободившись, она лениво, словно кошка, потянулась, задела его повязку и тут же испуганно распахнула глаза. Лежа в футе от нее, Джереми завороженно наблюдал, как ее зрачки расширились, глаза стали из карих черными.
— Джереми! — с ужасом вымолвила она. — Что мы наделали?!
— Я лично ничего такого не сделал, — возмутился он. — Мирно спал, а проснувшись, обнаружил, что подвергся сладострастному нападению. Я защищался, но ты, Мэгги, была просто неукротима. В конце концов я просто спасовал перед твоими сексуальными домогательствами.
— Господи, Джерри, как ты можешь шутить? — Мэгги села. — Кто-то пытался тебя убить, а мы… мы…
— Мы самозабвенно занялись любовью? Да, я обратил на это внимание. Я понятия не имел, дорогая, что ты настолько кровожадна. Если б я раньше догадался, что тебя можно завлечь в мою постель только кровоточащей раной, то постарался бы чаще подвергаться злодейским покушениям.
— Ох, Джерри! — Покраснев, Мэгги закрыла лицо руками, до нее только сейчас начала доходить огромность случившейся перемены. Она занималась любовью с герцогом Ролингзом. И не один раз. Тело еще сладко покалывало от его прикосновений, а если даже этого свидетельства ей мало, то еще ярче пылало алое пятно на простынях… Господи! Прошлой ночью она утратила девственность, отдав ее мужчине, который не был ей женихом!
О чем она думала? Что натворила?
Джереми, прекрасно сознающий, какие душевные муки ее одолевают, заложил руки за голову и стал невозмутимо изучать подкладку балдахина.
— Итак, Мэгги, что мы будем делать сегодня? Отправимся в Йоркшир навестить семейство? Или ты предпочтешь остаться в Лондоне, походить по лавкам, развлечься каким-нибудь зрелищем? Я не был в театре пять лет и не возражал бы посмотреть нечто с веселой музыкой… — Тут он увидел, что Мэгги пытается надеть рубашку. — Слушай, куда это ты собралась?
— К себе в комнату, разумеется. Где мой халат?
— Это не он? — спросил Джереми, подбрасывая ногой смятую одежду. — По-моему, тебе следует потратиться на что-то более смелое, чем шотландка. Что-нибудь прозрачное, с перьями…
Мэгги лихорадочно схватила халат, процедив:
— Заткнись. Не тебе придется сейчас красться по коридору, словно преступнице…
— О чем ты говоришь? — Он изо всех сил пытался не рассмеяться при виде ее обворожительного негодования.
— О Хилл.
— О твоей служанке?
— Конечно. Надеюсь, она еще не заметила моего отсутствия.
— Не все ли тебе равно, о чем подумает служанка? Последуй моему примеру, Мэгги. Если она тебе досадит, уволь.
— Уволить Хилл? — Повернувшись к нему, Мэгги яростно сверкнула глазами. — Она единственный член моей семьи, по крайней мере из Герберт-Парка, кто не бросил меня в эти последние месяцы. Я не могу ее уволить. — Она свирепым рывком затянула пояс халата. — Но утром она сама заявит об уходе…
— Почему?
— Потому что ни одна порядочная горничная не станет прислуживать такой, как я. Плохо уже то, что я общаюсь с художниками и прочей богемой, что от меня отказалась моя семья. Теперь я окончательно погубила остатки своей репутации, проведя ночь одна в городском особняке герцога Ролингза…
— Что значит одна? Мне пришлось затратить уйму энергии, чтобы избавиться от всех людей, которые здесь путались, и честно говоря…
— Джерри, ты же не можешь всерьез утверждать, что слуг принимают во внимание! Мы остались без присмотра равных. Предполагалось, что твои дядя и тетя вернутся из Йоркшира, но их что-то задержало…
— Слава Богу, — пробормотал он.
— …и если теперь станет известно, что мы с тобой были в доме без них или какой-либо дамы-компаньонки… Одни!
Ужасная мысль осенила Джереми, и он даже подскочил на кровати.
— Какое это может иметь значение? Уж не беспокоишься ли ты, что подумает лягушатник?
— Я беспокоюсь о том, что подумают все, особенно лорд и леди Эдвардс, которые, наверно, прибудут с минуты на минуту. — Мэгги одернула халат, потуже завязала пояс. — И будь так добр, перестань называть Огюстена де Вегу лягушатником. Насколько мне известно, он лягушек не ест.
Джереми открыл было рот, чтобы опровергнуть ее утверждение, хотя оснований для противного мнения у него не имелось, но тут раздался тихий стук в дверь, и Мэгги испуганно посмотрела в его сторону.
— Не паникуй, — усмехнулся герцог. — Это всего лишь Питерс. Он единственный из слуг этого дома, кто осмелится потревожить сон Ролингза.
Однако Мэгги быстро спустилась по лесенке с роскошного герцогского ложа и чуть не упала, наступив на подол ночной рубашки. Впрочем, она тут же выпрямилась и окинула Джереми гневным взглядом, поскольку тот весело ухмылялся.
— Тебе хорошо, — прошипела она сквозь зубы. — У тебя нет репутации, о которой бы стоило беспокоиться.
— Возражаю. Я очень забочусь о твоей репутации. Настолько, что сейчас велю Питерсу отправиться в дозор и посмотреть, нет ли на горизонте Хилл. Он отвлечет ее пока ты будешь пробираться к себе в комнату.
— Нет.
Но Джереми уже кликнул слугу. Одноногий камердинер появился в спальне и, бросив на Мэгги безразличный взгляд, произнес:
— Доброе утро, сэр. Доброе утро, мисс Герберт. Как ваше плечо, сэр? Все так же беспокоит?
— Ни капли, — отозвался герцог. — Питерс, ты не видел, горничная мисс Герберт уже встала?
— Да, сэр. — Камердинер начал раздергивать тяжелые бархатные гардины. — Я взял на себя смелость отвлечь ее кое-какой диверсией внизу, и миссис Хилл занята наведением там порядка. Если мисс Герберт желает удалиться в свою комнату, сейчас идеальный момент.
Мэгги не колебалась ни секунды, в мгновение ока подбежав к двери. Но взявшись за дверную ручку, она оглянулась на Джереми, который сидел на огромной постели и на фоне белизны простыней казался дочерна загорелым. Только глаза сверкали ослепительным блеском серебра.
Господи! Как же все неловко! Она была уверена, что он скажет…хоть как-то упомянет о женитьбе… или по крайней мере о любви. Она ведь отдалась ему, а большинство девушек не делают этого до свадьбы. Он предложил ей отправиться вечером в театр, однако не проронил ни слова о походе к алтарю.
Боже мой! Что за дерзость с ее стороны даже помышлять о…
— Да, — лукаво усмехнулся Джереми. — Беги, мышка, пока кошка тебя не застукала.
Мэгги опустила голову, чтобы длинные волосы скрыли краску стыда, и молча выскользнула из комнаты. Едва дверь за ней захлопнулась, Питерс сказал:
— Поздравляю, сэр. Похоже, вам удалось…
— Осторожнее, Питерс, ты говоришь о моей будущей жене.
— Я никого не хотел оскорбить, сэр.
— Хорошо. — Герцог, весьма довольный жизнью, снова откинулся на подушки. Ему казалось, что никогда утреннее солнце не сияло так ярко, а щебет птиц не был таким веселым. — Пусть это послужит тебе уроком. Мужчина способен добиться чего угодно, пустив в ход изобретательность, немножко обаяния и терпение.
— Вы, сэр, пример для всех нас, — сухо отозвался камердинер, направляясь к графину с виски. — Однако эта служанка миссис Хилл… станет проблемой, сэр, и очень серьезной.
— Это легко поправимо. Через час мы с тобой отправимся в город, добудем специальное разрешение на брак без предварительного церковного оглашения, сегодня, днем мисс Герберт станет семнадцатой герцогиней Ролингз, и нашей почтенной миссис Хилл нечего будет сказать.
Пожав плечами, камердинер плеснул в стакан щедрую порцию виски.
— Извините, полковник, но сегодня у нас могут возникнуть некоторые затруднения со специальной лицензией.
— Виски до завтрака, Питерс? Неужто дела и впрямь так плохи?
— Да, сэр. Думаю, вы сами со мной согласитесь. — Он сунул в руку хозяина стакан, развернул газету, зажатую под мышкой, и подал ее герцогу. Поперек газетной полосы шел заголовок: «Герой войны возвращается в Лондон, чтобы жениться на индийской принцессе».
Джереми рывком поднес стакан к губам.
Глава 24
— Просто ума не приложу, — заявила баронесса Ланкастер. — Голубой очень мил, но, по-моему, белый подходит лучше…
— Ох, мама! — взмолилась шестнадцатилетняя Фанни Ланкастер. — Белое носят только дети, а я не ребенок. Я надену голубое.
— Право, не знаю. Это будет выглядеть как-то неправильно… Мисс Герберт, что вы посоветуете?
Взглянув на художницу, леди Ланкастер снисходительно улыбнулась. Конечно, вся в мечтах. Чего еще ждать от дамы-художницы? По словам Лавинии Майклз, эта девица имеет склонность впадать в рассеянность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Но затем произошло нечто, не случавшееся ни в одном из его снов. Гибкое создание шевельнулось в его объятиях, уткнулось носиком ему в плечо.
Волна боли прокатилась у него по телу. Этого никогда не случалось ни в каких снах. Джереми открыл глаза. Господи Боже! Все наяву, он проснулся рядом с Мэгги Герберт, нежно прильнувшей к нему!
Правда, он испытывал мучительную боль. Ужасную! Место, куда его вчера ударили кинжалом, горело огнем. И все-таки, когда он увидел Мэгги в зыбком утреннем свете… всю… от водопада черных волос до изысканного изгиба ступней… когда ощутил упругую тяжесть обнаженной груди, боль отошла на второй план. Давненько он не просыпался рядом с женщиной. На общение с туземками косо смотрели приятели-конногвардейцы, оставалось ходить в местные приюты наслаждения, где нельзя было проводить ночь, это не поощрялось.
Но если память его не подвела, женщину, по-настоящему страстную (а Мэгги, как он убедился, именно такая), очень возбуждали прикосновения губ сзади и чуть пониже уха…
Отведя в сторону ее густые волосы, Джереми прильнул к ее шее, ощутив губами ровное биение пульса. Мэгги зашевелилась, дернула плечом, отвечая на легкую щекотку, но мечтательно улыбнулась, будто ей снилось очень приятное. Ободренный этим, он поцеловал улыбающиеся губы и совсем обрадовался, когда Мэгги ответила ему невинным, почти детским поцелуем.
Но Джереми интересовал не ребенок, его влекла женщина, в которую этот ребенок превратился.
Хотя он готов был проявить терпение. Даже во сне она целовалась неумело, явно непривычная к таким ласкам, но жаждущая научиться. И это прекрасно! Замечательно! Джереми опять склонился над ней, проникнув языком ей в рот, и снова подивился ее чувственной отзывчивости, более сексуальной, чем все ухищрения более опытных, хорошо знакомых ему дам. Мэгги издала тихий стон, чуть отпрянула, чтобы тут же опять прижаться к нему, хотя на этот раз, поскольку лежала спиной, добилась лишь того, что захватила своими упругими ягодицами его восставший член.
Сердце у Джереми ухнуло, он почувствовал хорошо знакомую ноющую боль в чреслах.
Внезапно то, что могло закончиться веселым, пробуждающим Мэгги шлепком, преобразилось в нечто такое, чего, как он понимал, ему не сдержать, даже если его красавица проснется не с теми чувствами к нему, с какими засыпала.
Поэтому следует насладиться ее согласием, пусть оно и даровано ему неосознанно. Один Бог знает, когда доведется снова держать ее в объятиях.
Джереми осторожно провел рукой по телу Мэгги, помедлив, когда пальцы коснулись нежной округлости груди, потом взял упругое полушарие, ощущая, как твердеет ее сосок… и его мужская плоть. Неужели она хотела его даже во сне?
Пальцы скользнули вниз, раздвинули бархатистые складочки, и он смог удостовериться в своей правоте. Открытие возбудило Джереми до предела, влажное тепло лона манило, звало в себя, надо лишь чуть шевельнуться, подвинуться на дюйм и…
Его поразило, с какой легкостью он скользнул в узкие шелковые ножны, которые плотно сомкнулись, будто его обхватила горячая, ждущая ладонь. Продолжая обнимать ее бедра одной рукой, он нашел пальцами крохотный узелок чуть ниже пушистых завитков и начал медленно двигаться взад-вперед, крепко прижавшись всем телом к ее спине и наслаждаясь божественным подарком, ниспосланным ему судьбой.
Это не сон! Они с Мэгги занимались любовью ночь напролет, потом, изнемогшие, погрузились в забвение… Однако Джереми знал, как часто происходящее в мерцании свечей теряет блеск и обаяние при резком свете дня.
У них такого не случится, он собирался покорить ее, завладев и телом, и всеми помыслами Мэгги. Он не допустит, чтобы она сослалась на то, что потеряла голову от лунного сияния. Он не позволит рассвету уничтожить дарованное полночью.
Только когда дыхание у нее участилось, он усилил нажим, расслышал нежный сонный всхлип, ощутил, как она раскрылась, целиком отдаваясь его требовательным ласкам. Джереми погружался все глубже, наслаждаясь пылким ответным трепетом, женской росой, окропившей его пальцы, прерывистым дыханием… чувственной реакцией ее тела.
Мэгги вдруг напряглась, облегающий пальцы кокон сжался, выгнулась спина, лоно жадно подалось навстречу, горячая рука, крепко вцепившаяся в него и стремящаяся притянуть ближе всякий раз, когда он отклонялся, вздрогнула… Он попал в собственный капкан и не желал освобождения, напротив, он двумя руками ухватил Мэгги за бедра, моментально оказался в ней и взорвался, наполняя ее своим жидким огнем… Хриплый крик, и ее тело содрогнулось в экстазе.
Лишь когда он полностью излился в нее, Мэгги подняла веки, и Джереми заглянул в глубокие темно-карие озера, которые давно знал и о которых так долго мечтал.
— Доброе утро, — любезным тоном попытался произнести Джереми, но изнеможение от испытанного наслаждения сказалось на его голосе, который прозвучал слабо и прерывисто.
Губы у Мэгги припухли, кожа около рта, где прошлась теркой его щетина, покраснела, грудь продолжала бурно вздыматься, и она едва сумела выговорить:
— Это нечестно.
Джереми вопросительно поднял бровь. Он еще оставался в ней, поэтому слегка откинулся в бок и оперся подбородком на локоть.
— Нечестно? Что именно? — переспросил он с деланной наивностью.
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Но вид у Мэгги был совсем не расстроенный. Высвободившись, она лениво, словно кошка, потянулась, задела его повязку и тут же испуганно распахнула глаза. Лежа в футе от нее, Джереми завороженно наблюдал, как ее зрачки расширились, глаза стали из карих черными.
— Джереми! — с ужасом вымолвила она. — Что мы наделали?!
— Я лично ничего такого не сделал, — возмутился он. — Мирно спал, а проснувшись, обнаружил, что подвергся сладострастному нападению. Я защищался, но ты, Мэгги, была просто неукротима. В конце концов я просто спасовал перед твоими сексуальными домогательствами.
— Господи, Джерри, как ты можешь шутить? — Мэгги села. — Кто-то пытался тебя убить, а мы… мы…
— Мы самозабвенно занялись любовью? Да, я обратил на это внимание. Я понятия не имел, дорогая, что ты настолько кровожадна. Если б я раньше догадался, что тебя можно завлечь в мою постель только кровоточащей раной, то постарался бы чаще подвергаться злодейским покушениям.
— Ох, Джерри! — Покраснев, Мэгги закрыла лицо руками, до нее только сейчас начала доходить огромность случившейся перемены. Она занималась любовью с герцогом Ролингзом. И не один раз. Тело еще сладко покалывало от его прикосновений, а если даже этого свидетельства ей мало, то еще ярче пылало алое пятно на простынях… Господи! Прошлой ночью она утратила девственность, отдав ее мужчине, который не был ей женихом!
О чем она думала? Что натворила?
Джереми, прекрасно сознающий, какие душевные муки ее одолевают, заложил руки за голову и стал невозмутимо изучать подкладку балдахина.
— Итак, Мэгги, что мы будем делать сегодня? Отправимся в Йоркшир навестить семейство? Или ты предпочтешь остаться в Лондоне, походить по лавкам, развлечься каким-нибудь зрелищем? Я не был в театре пять лет и не возражал бы посмотреть нечто с веселой музыкой… — Тут он увидел, что Мэгги пытается надеть рубашку. — Слушай, куда это ты собралась?
— К себе в комнату, разумеется. Где мой халат?
— Это не он? — спросил Джереми, подбрасывая ногой смятую одежду. — По-моему, тебе следует потратиться на что-то более смелое, чем шотландка. Что-нибудь прозрачное, с перьями…
Мэгги лихорадочно схватила халат, процедив:
— Заткнись. Не тебе придется сейчас красться по коридору, словно преступнице…
— О чем ты говоришь? — Он изо всех сил пытался не рассмеяться при виде ее обворожительного негодования.
— О Хилл.
— О твоей служанке?
— Конечно. Надеюсь, она еще не заметила моего отсутствия.
— Не все ли тебе равно, о чем подумает служанка? Последуй моему примеру, Мэгги. Если она тебе досадит, уволь.
— Уволить Хилл? — Повернувшись к нему, Мэгги яростно сверкнула глазами. — Она единственный член моей семьи, по крайней мере из Герберт-Парка, кто не бросил меня в эти последние месяцы. Я не могу ее уволить. — Она свирепым рывком затянула пояс халата. — Но утром она сама заявит об уходе…
— Почему?
— Потому что ни одна порядочная горничная не станет прислуживать такой, как я. Плохо уже то, что я общаюсь с художниками и прочей богемой, что от меня отказалась моя семья. Теперь я окончательно погубила остатки своей репутации, проведя ночь одна в городском особняке герцога Ролингза…
— Что значит одна? Мне пришлось затратить уйму энергии, чтобы избавиться от всех людей, которые здесь путались, и честно говоря…
— Джерри, ты же не можешь всерьез утверждать, что слуг принимают во внимание! Мы остались без присмотра равных. Предполагалось, что твои дядя и тетя вернутся из Йоркшира, но их что-то задержало…
— Слава Богу, — пробормотал он.
— …и если теперь станет известно, что мы с тобой были в доме без них или какой-либо дамы-компаньонки… Одни!
Ужасная мысль осенила Джереми, и он даже подскочил на кровати.
— Какое это может иметь значение? Уж не беспокоишься ли ты, что подумает лягушатник?
— Я беспокоюсь о том, что подумают все, особенно лорд и леди Эдвардс, которые, наверно, прибудут с минуты на минуту. — Мэгги одернула халат, потуже завязала пояс. — И будь так добр, перестань называть Огюстена де Вегу лягушатником. Насколько мне известно, он лягушек не ест.
Джереми открыл было рот, чтобы опровергнуть ее утверждение, хотя оснований для противного мнения у него не имелось, но тут раздался тихий стук в дверь, и Мэгги испуганно посмотрела в его сторону.
— Не паникуй, — усмехнулся герцог. — Это всего лишь Питерс. Он единственный из слуг этого дома, кто осмелится потревожить сон Ролингза.
Однако Мэгги быстро спустилась по лесенке с роскошного герцогского ложа и чуть не упала, наступив на подол ночной рубашки. Впрочем, она тут же выпрямилась и окинула Джереми гневным взглядом, поскольку тот весело ухмылялся.
— Тебе хорошо, — прошипела она сквозь зубы. — У тебя нет репутации, о которой бы стоило беспокоиться.
— Возражаю. Я очень забочусь о твоей репутации. Настолько, что сейчас велю Питерсу отправиться в дозор и посмотреть, нет ли на горизонте Хилл. Он отвлечет ее пока ты будешь пробираться к себе в комнату.
— Нет.
Но Джереми уже кликнул слугу. Одноногий камердинер появился в спальне и, бросив на Мэгги безразличный взгляд, произнес:
— Доброе утро, сэр. Доброе утро, мисс Герберт. Как ваше плечо, сэр? Все так же беспокоит?
— Ни капли, — отозвался герцог. — Питерс, ты не видел, горничная мисс Герберт уже встала?
— Да, сэр. — Камердинер начал раздергивать тяжелые бархатные гардины. — Я взял на себя смелость отвлечь ее кое-какой диверсией внизу, и миссис Хилл занята наведением там порядка. Если мисс Герберт желает удалиться в свою комнату, сейчас идеальный момент.
Мэгги не колебалась ни секунды, в мгновение ока подбежав к двери. Но взявшись за дверную ручку, она оглянулась на Джереми, который сидел на огромной постели и на фоне белизны простыней казался дочерна загорелым. Только глаза сверкали ослепительным блеском серебра.
Господи! Как же все неловко! Она была уверена, что он скажет…хоть как-то упомянет о женитьбе… или по крайней мере о любви. Она ведь отдалась ему, а большинство девушек не делают этого до свадьбы. Он предложил ей отправиться вечером в театр, однако не проронил ни слова о походе к алтарю.
Боже мой! Что за дерзость с ее стороны даже помышлять о…
— Да, — лукаво усмехнулся Джереми. — Беги, мышка, пока кошка тебя не застукала.
Мэгги опустила голову, чтобы длинные волосы скрыли краску стыда, и молча выскользнула из комнаты. Едва дверь за ней захлопнулась, Питерс сказал:
— Поздравляю, сэр. Похоже, вам удалось…
— Осторожнее, Питерс, ты говоришь о моей будущей жене.
— Я никого не хотел оскорбить, сэр.
— Хорошо. — Герцог, весьма довольный жизнью, снова откинулся на подушки. Ему казалось, что никогда утреннее солнце не сияло так ярко, а щебет птиц не был таким веселым. — Пусть это послужит тебе уроком. Мужчина способен добиться чего угодно, пустив в ход изобретательность, немножко обаяния и терпение.
— Вы, сэр, пример для всех нас, — сухо отозвался камердинер, направляясь к графину с виски. — Однако эта служанка миссис Хилл… станет проблемой, сэр, и очень серьезной.
— Это легко поправимо. Через час мы с тобой отправимся в город, добудем специальное разрешение на брак без предварительного церковного оглашения, сегодня, днем мисс Герберт станет семнадцатой герцогиней Ролингз, и нашей почтенной миссис Хилл нечего будет сказать.
Пожав плечами, камердинер плеснул в стакан щедрую порцию виски.
— Извините, полковник, но сегодня у нас могут возникнуть некоторые затруднения со специальной лицензией.
— Виски до завтрака, Питерс? Неужто дела и впрямь так плохи?
— Да, сэр. Думаю, вы сами со мной согласитесь. — Он сунул в руку хозяина стакан, развернул газету, зажатую под мышкой, и подал ее герцогу. Поперек газетной полосы шел заголовок: «Герой войны возвращается в Лондон, чтобы жениться на индийской принцессе».
Джереми рывком поднес стакан к губам.
Глава 24
— Просто ума не приложу, — заявила баронесса Ланкастер. — Голубой очень мил, но, по-моему, белый подходит лучше…
— Ох, мама! — взмолилась шестнадцатилетняя Фанни Ланкастер. — Белое носят только дети, а я не ребенок. Я надену голубое.
— Право, не знаю. Это будет выглядеть как-то неправильно… Мисс Герберт, что вы посоветуете?
Взглянув на художницу, леди Ланкастер снисходительно улыбнулась. Конечно, вся в мечтах. Чего еще ждать от дамы-художницы? По словам Лавинии Майклз, эта девица имеет склонность впадать в рассеянность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37