— Мы сможем сдержать их, полковник?
Полковник Вашингтон кивнул.
— Думаю, да, сэр Джордж, думаю, да. — Пальцы мяли седеющие усы. — Мы углубим траншею между Старым домом и рвом и, думаю, завтра сможем заполнить ее водой. Думаю, мы сможем их удержать.
— Конечно, сможем! — Леди Маргарет повелительно посмотрела на собравшихся. Ей не хватало только колесницы и копья, а то бы она легко очистила от врагов земли вокруг дома. — Вчера еще двое дезертировали! Едва ли они стали бы дезертировать, если бы считали, что победа на их стороне!
Полковник Вашингтон согласился:
— Верно, ваша милость, очень верно.
Ночью, подобно прежним дезертирам, к замку приблизились два неприятельских стрелка и, рискуя попасть под Огонь часовых, вошли внутрь. Перебежчиков в противоположную сторону почти не было — признак того, что сами солдаты верили в способность Лэзена выдержать осаду. Как сказал полковник Вашингтон, оба новых дезертира были подонками, но опытным стрелкам всегда были рады, и этих двоих поставили на «убийцу», угрожавшего их недавним сотоварищам.
Сэр Джордж набил трубку. Как и всему остальному гарнизону, ему в день выдавали табаку на две трубки.
— Думаю, Кэмпион должна уехать. — Он знаком заставил замолчать жену и сына, которые начали было что-то говорить. — Враги Кэмпион рядом, а Хэрри нас больше не защитит.
Он обратил свой мягкий взор к полковнику Вашингтону:
— Я думаю, ночью ей, возможно, удастся прорваться сквозь их кордон?
Теперь настала очередь Кэмпион возражать, но ее тоже заставили замолчать. Сэр Джордж грустно произнес:
— Если они захватят вас, дорогая моя, боюсь, у вас больше не будет оснований аннулировать ваш брак.
Мысль была ужасна. У нее мороз пробежал по коже. Она увидела, как ярость вспыхнула на лице Тоби. Он взглянул на Вашингтона:
— Вы говорите, мы сможем сдержать их, сэр?
— Но гарантии нет, — откликнулся Вашингтон. — На войне ее вообще не бывает. Они могут вечно торчать здесь! У Корфа они стоят со дня сотворения мира. Если мисс Кэмпион может выбраться отсюда, она должна это сделать. — Он замолчал, потому что с юга выстрелили пушки круглоголовых. Он подождал, пока замерло эхо, потом обратился к Тоби. — Вы бы взяли ее с собой?
Тоби покоробил такой поворот разговора.
— Я должен оставаться здесь. Я не могу бросить своих людей.
Будучи капитаном, Тоби командовал четвертью гарнизона. Сложившаяся ситуация угнетала его.
— Ее может проводить Джеймс. Если им удастся добраться до леса по ту сторону дороги, они в безопасности.
Джеймс Райт, сын лэзенского кузнеца, как никто знал окрестности замка. Если кто и мог провести Кэмпион сквозь неприятельские ряды, так это он.
Сэр Джордж огорченно вздохнул:
— Мне не хочется, чтобы ты покидала нас, моя дорогая.
— Она должна, — решительно заявила леди Маргарет. Полковник Вашингтон посмотрел в окно:
— Но не сегодня.
Почему-то эти слова ужаснули Кэмпион. Ей не хотелось уходить отсюда, не хотелось оказаться выброшенной в незнакомый мир, но даже если ей и придется покинуть замок, она не предполагала, что это должно произойти так скоро.
Тоби проворчал:
— Туч нет.
— Ночь для побега должна быть темной, — поддержал Вашингтон. — Сегодня слишком ясная луна. Райт согласится?
— Он будет счастлив. — Тоби обернулся к Кэмпион. — Джеймс доставит тебя в Оксфорд.
Она превратится в беглянку, вынужденную покинуть этот рай из-за висевшей на шее печати. От нее не было спасения. Вся ее жизнь была неразрывно связана с золотым украшением, но сколько же раз ей придется бежать от своих врагов? Преследуя ее, они пришли в Лэзен, скоро погонят дальше, и она размышляла, сможет ли она когда-нибудь почувстовать себя спокойно, пока на шее у нее висит топор святого Матфея.
На закате она была рядом с Тоби, держала его за руку, а великолепное слепящее солнце садилось за заливными лугами, окрашивая реющие лэзенские знамена в алый цвет. Туч не было.
— Сегодня ты не уйдешь, — сказал Тоби.
— Я не хочу уходить отсюда.
В деревне труба оповестила о начале вечернего дежурства. Кэмпион знала, что скоро увидит патрули на лугах и новых часовых, направлявшихся к сторожевым постам, установленным вокруг всего замка. А завтра ночью, если будет облачно, Джеймс Райт тайно уведет ее из Лэзена. Она склонила голову на плечо Тоби.
— Я не хочу уходить. Он потрепал ее по щеке.
— Мне тоже не хочется, чтобы ты уходила.
На другой стороне ручья громко кричали грачи. Она следила за изломанной линией их полета.
— Может, нам лучше было вообще не встречаться. Тоби засмеялся. Его лицо избороздили глубокие морщины, глаза казались усталыми. Теперь он мало спал.
— Тебе бы этого хотелось?
Секунду она не отвечала. Щекой она потерлась о его кожаную куртку.
— Может быть, нам не суждено быть вместе.
Он отстранил ее от себя, повернув голову так, чтобы она смотрела на него.
— Мы поженимся еще до конца года.
Она снова прижалась к нему. Она чувствовала себя несчастной. Течение жизни подхватывало ее и несло прочь от Тоби в неведомую, затянутую тучами темноту. Ей было страшно.
— Обними меня.
Правой рукой она схватилась за золотую печать так, будто хотела раздавить, уничтожить ее и тем самым освободить свою жизнь от кошмара. В последний раз победоносно полыхнув красным огнем, солнце скрылось на западе.
«Облако и мрак окрест Его, правда и суд — основание престола Его. Пред Ним идет огонь и вокруг попаляет врагов Его».
В сумерках юноши громкими голосами распевали псалом. Проповедник, Верный До Гроба Херви, стоял на погрузочной платформе для телег перед лэзенской мельницей и простирал руки к собравшимся:
— Громче! Пусть враг вас услышит! Громче!
Голоса зазвучали мощнее. Мужчины были довольны, даже счастливы. Четкий ритм псалма объединял их, вселял веру, что Господь с ними.
В том месте, где позвякивало огромное мельничное колесо с накрученными на его лопасти водорослями, стоял Эбенизер Слайз и прислушивался к пению. Оно ободряло его, приводило в состояние экзальтации, убеждало в том, что Бог действительно на стороне парламента. Ему нравилось быть в армии, нравился запах кожи и лошадей, вид сильных мужчин. Его боялись, как и следовало бояться человека на службе парламента, никто не смеялся над ним из-за увечной ноги.
Хромая, он направился в дом мельника, а звуки псалма все еще наполняли его ощущением праведности и торжества. Ему улыбнулась девушка — несчастное создание, найденное в лесу.
— Убирайся! — огрызнулся он. Ночами она была ему нужна, в остальное же время ее рабское желание заслужить похвалу раздражало его. Она, конечно, была его грехом, но Верный До Гроба заверил его, что некоторые люди настолько перегружены Божественными обязанностями, что небеса даруют им особые привилегии, разве не было у Давида Вирсавии? Через несколько дней он бросит ее, потому что через несколько дней кончится и сама осада.
Эбенизер сел за стол и задумался о грядущем успехе. Он отправил в замок двух стрелков, которые якобы дезертировали, но на самом деле сохраняли верность ему. При первой же возможности они подожгут склад боеприпасов. Им был дан приказ сделать это, когда утром в лагере круглоголовых зазвучит труба, и Эбенизер молился, чтобы они поскорее осуществили этот план. Пусть все произойдет завтра! В напряженном ожидании он встретил сегодняшнее утро, молясь, чтобы в рядах врага произошел грандиозный взрыв, но рассвет не нарушил обычного порядка. Полковник Фуллер, присланный Гренвиллом Кони возглавить осаду вместо лорда Этелдина, высказал мнение, что, возможно, двух лазутчиков рассекретили и бросили в темницу. Эбенизер улыбнулся Фуллеру своей самой холодной улыбкой:
— Разве Господь не с ними?
Это был решающий аргумент. Полковнику Фуллеру нечего было возразить.
Эбенизер понял, в чем его сила, и сознание этого наполняло его таким же радостным возбуждением, как и пение псалмов. Даже полковник Фуллер, суровый, мрачный солдат, сражавшийся с мечом в правой руке и Библией в левой, относился к нему почтительно. Фуллер позволил Эбенизеру ответить на пришедшее из замка письмо с просьбой о перемирии, подобострастно согласился с продиктованным Эбенизером планом захвата. Эбенизер говорил властно, как сэр Гренвилл, и его требования, чтобы новая часть замка не пострадала и чтобы люди Фуллера не вмешивались в то, что он будет делать в поверженном замке, никто не стал оспаривать.
Эбенизер получил власть.
А назавтра, если Богу будет угодно, он получит и печать святого Матфея.
Завтра же, когда Сэмьюэла Скэммелла не будет в живых, Эбенизер станет законным владельцем печати святого Матфея, получателем денег, передаваемых сэром Гренвиллом, и мысль о размерах дохода наполняла его радостным возбуждением.
Он сумеет воспользоваться Договором. Из окна он смотрел на мельничный пруд, где утята деловито плыли за своей мамашей, и думал о своих планах. В Англии поднималась третья сила — сила, угрожавшая победить и короля и парламент. Эбенизер уже слышал поступь этой силы, слышал ее в сильных мужественных голосах юношей, которые молились и сражались с одинаковым усердием. Они ненавидели роялистов вместе с их королем, но и пресвитериан в парламенте ненавидели не меньше. Они сражались на стороне парламента, но Эбенизер знал, что после победы они никогда не согласятся, чтобы ими управлял парламент. Пресвитерианство превращало рай в лотерею, что было не по душе этим независимым пуританам.
Сэр Гренвилл поддерживал пресвитериан. Эбенизер этого делать не станет. Он подождет благоприятного момента, а потом резко и громогласно выступит в защиту требований простого солдата. Мечи и пушки были в руках простых солдат, а ведь священной Англию сделают именно меч и пушка. Договор же придаст Эбенизеру силу, которая заставит услышать его голос.
Для утренних событий все было подготовлено, когда бы они ни разыгрались. Люди, которых Эбенизер набрал в свою собственную роту, знали, что нужно делать. Сэмьюэл Скэммелл повиновался, хоть и неохотно, как подметил Эбенизер. Лучше других знали, чего от них ждут, Верный До Гроба Херви и его новая домоправительница Гудвайф Бэггерли. Все у них было отрепетировано, их действия приблизят день Господа.
Сэр Гренвилл не рассчитывал, что замок будет взят до конца месяца. И это хорошо. Завтра, под покровом дыма от организованного им взрыва, Эбенизеру хватит и нескольких секунд наедине с печатью. Он не мог бы сказать, к чему приведут эти мгновения, но знал, что должен подготовиться к тому моменту, когда ему потребуется уничтожить сэра Гренвилла, как сейчас он собирался уничтожить свою сестру и вообще всякого, кто угрожал процветанию рисовавшегося ему Божьего царствия в Англии. Он возвысил голос:
— Девочка!
Она вошла, на лице было написано жалкое стремление угодить.
Эбенизер захромал к кровати и лег.
— Запри двери.
Он закрыл глаза. Он их не откроет и не заговорит, пока они не закончат. Мозг его был заполнен слепящим великолепием мечты. В это время на Лэзенскую долину мягко опускалась темнота.
Глава 17
Милдред, кошечка Кэмпион, обычно будила свою хозяйку еще до зари, принимаясь разгуливать взад-вперед по одеялу, лизать ей лицо своим шершавым язычком, громко мурлыкать в ухо или тереться о шею мягким теплым мехом.
— Брысь, Милдред, уходи.
Любые слова котенок считал лаской и с удвоенной силой стремился растормошить Кэмпион.
— Уходи, Милдред. Еще слишком рано.
Но, проснувшись, Кэмпион поняла, что уже не ночь. Она услышала топот ног во дворе замка и поняла, что, как и каждое утро, гарнизон становится под ружье. Каждый солдат выходил на позиции по крайней мере за час до восхода солнца. Именно в это время Кэмпион нравилось вставать. Она погладила котенка по рыжей шерстке и прижала к себе.
— Может быть, я тебя больше не увижу. Да! Я должна уйти отсюда, Милдред.
Котенок замурлыкал еще громче.
— Тебе ведь безразлично, правда?
Она быстро оделась, нацепив на подколотые кверху волосы чепец. Она оденется как следует и уложит волосы попозже. Милдред сновала между ногами, терлась о Кэмпион, требуя, чтобы ее покормили.
— Ты бы должна ловить мышей, Милдред, вот что ты бы должна делать.
Она надела простенькое серое платье. Ей было слышно, как в соседней комнате леди Маргарет приказывает Инид открыть шторы, и это распоряжение побудило Кэмпион проделать то же самое. Небо было все еще темное, и она не могла сообразить, были ли там тучи. Милдред выгнула спину, и Кэмпион остановилась ее погладить.
— Тебе ведь на самом деле все равно, правда?
Она открыла дверь спальни и выпустила кошку, которая понеслась по коридору к маленькой кухоньке внизу, где вместе с полдюжинои прочих кошек ее напоят и покормят. Котам теперь молока не хватало. Кэмпион тоже последовала за ней, только помедленнее.
Она любила рассвет. Ей нравилось прогуливаться по влажным от росы лужайкам и приветствовать солдат, вглядывавшихся в темноту по ту сторону рва. Иногда она заглядывала в церковь и молилась о безопасности гарнизона и отдельно за Тоби, преклонив колено рядом со скамьей Лэзендеров под каменными памятниками его предкам. Это было спокойное время, когда большие пушки еще не выплевывали на луга свой грязный дым, когда в Лэзене царила иллюзия мира.
— Мисс Кэмпион!
Это капитан Тагвелл выступил из темноты.
— Да, капитан?
— Как вы хорошо сегодня выглядите, мисс Кэмпион. — Низкорослый Тагвелл говорил с напускной веселостью. — Хорошо провели ночь?
— Да. А вы?
— Ничего особенного не происходит. Всю ночь они сидели тихо.
Неясно вырисовывавшаяся голова Тагвелла склонилась в сторону огней деревни.
— С утра зашевелились, но это все наверняка их новый командир Фуллер. Новая метла, мисс Кэмпион.
— Знаю. Спасибо. Я в церковь.
— Помолитесь за меня!
— Хорошо, — сказала она.
Она заметила, что на востоке горизонт едва заметно окрасился в жемчужно-серые тона. На фоне разгорающейся зари проступали силуэты деревьев в огромных лесах.
Она помедлила у входа в церковь, ей не хотелось променять первые признаки нового дня на мрак алтаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61