Дженнет это хорошо помнила, и Дженнет не позволит никому забыть об этом.Было в осени что-то такое, что всегда пленяло меня. А весна была любимым сезоном мамы, потому что в полях появлялось множество диких цветов. Она знала названия почти всех цветов и пыталась научить меня, но я была не слишком способной ученицей и учила только потому, что хотела доставить ей удовольствие. Для меня особым временем года была осень, когда деревья щеголяли своими золотыми листьями, на полях расстилались целые ковры из листьев, а на живых изгородях пауки плели свою паутину. Я любила туманы по утрам и вечерам и даже холодный воздух. До смерти мамы я обычно думала: «Скоро будет Рождество — время остролиста и плюща, рождественского полена; приедут гости». Это время ожидали с нетерпением. Осень тоже была долгожданным событием, но часто получается, что ожидание лучше, чем реальность.Дженнет рассказала мне, что до того Хэллоуина, когда мама привела в дом мою будущую мачеху, слуги обычно разжигали костер, который должен был отгонять ведьм. А когда он сгорал, они собирали золу и сохраняли ее до следующего Хэллоуина «от злого глаза».Замок был полон осенних теней, когда я просыпалась утром и смотрела на море. Обычно там ничего не было видно, только стена серого тумана. Мне было жаль моряков в такую погоду, и я часто думала о Фенне. Когда же он вернется домой? Я следила, чтобы фонари на Морской башне и башне Нонны всегда горели.Наступил день, неся с собой массу волнений. Мачеха, казалось, не ходила, а скользила по замку. На лице ее мелькала таинственная улыбка, как будто она знала, что все ждут, что же случится, и в центре этого события была она.Драма разразилась за ужином: Сенары не было. Когда она не появилась, я начала тревожиться. Она часто опаздывала, но только не тогда, когда отец был за столом. Опоздание приводило его в ярость, и обычно опоздавшего оставляли без ужина и наказывали.Отец заметил ее отсутствие, но промолчал. Раз Сенара не появилась, она рискует остаться без ужина. Мачеха была спокойна, но это обычное ее состояние.Ужин закончился, но Сенара так и не появилась. Я испугалась и поднялась в нашу спальню.— Ты видела госпожу Сенару? — спросила я Мэри.Она покачала головой:— Она ушла еще днем.— Ушла? Куда?— Она поехала на лошади, госпожа Тамсин. Джон видел, как она скакала от замка, будто одержимая.Лучше бы они не употребляли таких выражений вообще, а тут еще Хэллоуин! Сразу было видно, что они думали. Для них мачеха все еще оставалась ведьмой, которую следует задабривать и бояться, а Сенара была ее дочь.— Она сказала, куда поехала? — строго спросила я.— Нет, госпожа! Она надела амазонку, свою лучшую шляпу с голубым пером и уехала.— С ней были грумы?— Нет, госпожа, я никого не видела.Я подумала: «Она уехала одна».Мы были знакомы с большинством соседей-сквайров, их семьями и вассалами, но на дорогах бродили грабители, и нам разрешали выезжать только с двумя грумами.И все же Сенара уехала одна, и в ночь Хэллоуина. Я поднялась на крепостной вал башни Нонны и осмотрелась. Если бы был день или ясная лунная ночь, я могла бы хоть что-то увидеть. Но в такую ночь, как эта, я могла видеть только наши четыре башни. Я спустилась, охваченная волнением: уехала одна, еще днем. С ней могло случиться все, что угодно.Я пошла к отцу и мачехе. Я должна сказать им, что Сенара не только пропустила ужин, но и уехала и надо что-то предпринимать. Спустившись в зал, я услышала, что кто-то приехал. С большим облегчением я поспешила во двор. Один из грумов держал фонарь, и я увидела человека на лошади. Отец приветствовал его, мачеха была с ними.— Войдите в замок, вы, должно быть, утомились? — спросила мачеха.Я воскликнула:— Отец, Сенары нет в замке!— Я знаю, — сказал он. — Этот добрый джентльмен приехал, чтобы сказать нам, что она в безопасности. Вели слугам принести вина и что-нибудь подкрепиться, он должен восстановить свои силы.Какая гора свалилась с моих плеч! Я побежала выполнять его просьбу.Джентльмен был Карл Димстер; он купил у сквайра Норфильда особняк милях в пяти отсюда два года тому назад. Он приехал со своей семьей из Линкольншира. Одет он был довольно мрачно, но опрятно. Он объяснил, что Сенара заблудилась и заехала в его дом. Поднялся туман, стемнело, и его жена пригласила ее остаться на ночь, а он поехал в замок, чтобы сообщить об этом.Отец был очень гостеприимен. Он сказал, что туман густой и обратный путь будет трудным. Добрый Карл Димстер должен провести ночь в замке, ему немедленно принесут ужин и приготовят комнату. На том и порешили. Наш гость ел очень мало, ничего не пил, но они с отцом, казалось, очень заинтересовались друг другом: Карл Димстер говорил о море и понимал в кораблях.Когда я поднялась в спальню, туман уже проник в комнату. Она казалась холодной и пустой без Сенары. Вошла Мэри, чтобы уложить мои вещи.— Значит, с ней все в порядке? Я благодарю Бога за это! — сказала она.— Конечно, Сенара в безопасности! — воскликнула я. — А ты о чем подумала?— Ведь это же Хэллоуин! И она ушла. Дженнет сказала, что это напомнило ей…— Дженнет всегда что-то вспоминает.— Она сказала, что в такой же день ушла госпожа.— Ты хочешь сказать?..Мэри перекрестилась.— Я имею в виду… та, которая сейчас госпожа. Она пришла в Хэллоуин и ушла в Хэллоуин. Вы в то время были совсем ребенком. И мы подумали, что госпожа Сенара, поскольку она ее дочь и никто не знает, откуда она пришла…Я всегда чувствовала беспокойство, когда слуги говорили о происхождении Сенары: я не могла слышать этого слова — колдовство. Я не боялась, но она сама виновата. Ее мать всегда была окружена таинственностью, а Сенара поощряла это. И даже сейчас она должна была заблудиться именно в Хэллоуин. Казалось, она хотела, чтобы ее обвинили в колдовстве. Неужели она не понимала как это опасно?Тревога не покидала меня. Я не могла дождаться, когда пройдет ночь и я снова увижу Сенару. Я хотела услышать от нее, как получилось, что она заблудилась в Хэллоуин?Утром я проснулась рано, наш гость тоже. Он позавтракал куском мяса с хлебом, бокалом домашнего эля и сказал мне, что хочет уехать. Жена поймет, что он провел ночь с нами из-за тумана, но хотелось бы вернуться скорее в Лейден-холл, ибо она будет тревожиться.Я спросила, могу ли я поехать с ним? Мы могли бы взять с собой пару грумов и привести Сенару домой. Гость сказал, что жене это доставит удовольствие, и было решено, что я еду.Было великолепное утро. Туман исчез, воздух был ароматным. Мы ехали по полевым тропинкам через луга и, наконец, прибыли в Лейден-холл — очаровательный старый дом, построенный, наверное, в начале царствования королевы Елизаветы, в тот же период, что и наш Лайон-корт, и в очень похожем стиле, со сводчатой крышей и крыльями по обе стороны.Но Лейден-холл все-таки отличался от Лайон-корта с его декоративными садами, где важно расхаживали павлины. Мой дедушка и его отец любили все делать напоказ, казалось, что все в их доме должно было поражать. Поэтому меня сразу же удивила простота Лейден-холла. Я бывала в этом доме, когда он принадлежал сквайру Норфильду. Теперь он очень изменился: на стенах не было картин, все украшения убраны. Меня встретила хозяйка дома — Присцилла Димстер. Платье ее было из простого коленкора, который поступал к нам из Калькутты в Индии, — чистое и опрятное, без кружев и лент. Она дружески приветствовала меня. Я почувствовала, что попала в семью, подобных которой я еще не видела.У Димстеров было два сына. Оба женаты и жили со своими семьями в Лейден-холле. Все они были просто одеты. Среди них Сенара в своей голубой амазонке выглядела, как павлин из Лайон-корта. Я редко видела ее такой возбужденной. Красота ее захватывала дух, как и красота ее матери.— Мы так беспокоились за тебя! — сказала я.— Был туман, — сказала она, и в ее голосе послышались веселые нотки. — Это было замечательное приключение! Я так хорошо себя чувствовала в этом доме!Голос ее звучал необычно, что не соответствовало блеску глаз.— Мне так жаль, что я причинила вам столько беспокойства! — сказала она. — Господин Димстер по доброте своего сердца вызвался поехать и сообщить вам.Так как был уже почти полдень, меня пригласили пообедать, и я с благодарностью приняла предложение. Меня очень заинтересовало это хозяйство, и я хотела знать, почему Сенара была так довольна своим приключением.Стол в большом зале представлял собой простую столешницу на козлах, а я помнила этот зал таким великолепным во времена Норфильдов. Пища на столе тоже была простая — в основном овощи, выращенные в огороде, и соленая свинина. Здесь собрались домочадцы, все мужчины и женщины дома, и тут я поняла причину приподнятого настроения Сенары — за столом сидел Ричард Грейвл — Дикон, когда-то бывший ее учителем музыки.Сенара посмотрела на меня с озорным видом:— Ты помнишь Дикона?Дикон улыбнулся мне. Он сильно изменился, как и этот дом. Раньше Дикон был франтом, думая о музыке и танцах. Теперь он был одет в простую куртку, короткие штаны из коричневого материала, длинные чулки такого же оттенка. Волосы, раньше красиво вьющиеся, теперь были коротко острижены и плотно облегали голову, будто он стыдился их красоты. Раньше он любил повеселиться, был довольно смел, теперь его глаза были опущены вниз, и держался он скромно, в искренность чего я не могла поверить.Мы сели за стол, была прочитана молитва. Казалось, никогда не кончится проповедь хозяина, призывающего нас быть благодарными Господу за ниспосланную пищу. Но свинина была не очень вкусна, и я не так уж благодарна была за нее. Дома мы ели очень хорошо, пища была всегда вкусная, и было множество блюд, из которых можно было выбирать.Дикон рассказал мне во время обеда то, о чем, должно быть, уже знала Сенара.— Когда меня выгнали из вашего дома «за дело», — сказал он в своем новообретенном смирении, — ибо я злом отплатил своему хозяину, я не знал, куда идти. Два дня я бродил, имея только корку хлеба. Я не знал, где смогу еще достать еду, и, чувствуя, что теряю сознание от голода, лег у изгороди, решив, будь что будет. Когда я там лежал, грязный, голодный, по дороге шел человек. Он был тоже без средств к существованию, голодный, с больными ногами. Он сказал мне, что направляется в Лейден-холл к джентльмену и леди, которые теперь там живут и которые никому не отказывали в куске хлеба. Я сказал, что пойду с ним, и вот я здесь.Сенара смотрела на него с напряженным вниманием, что было редкостью для нее.— Когда я почувствовал доброту и спокойствие этих людей, а это совсем не походило на то, что я знал прежде, я спросил, можно ли мне остаться здесь в каком угодно качестве, — продолжал Дикон.— Ты больше уже не учишь музыке и танцам?— Нет, с этим покончено. Это все в той, моей прошлой, грешной жизни. Небеса не поощряют этого, я никогда больше не буду ни петь, ни танцевать.— Очень жаль! Ты так хорошо это делал!— Тщеславие, — сказал он. — Здесь я ухаживаю за огородом: овощи, которые вы ели, выращены мною. Я своими руками отрабатываю добро хозяев.— Видишь, Дикон стал хорошим человеком, — сказала Сенара.Мне пришло в голову сказать, что хотя попытка совратить дочь хозяина и порицается небесами, но что грешного в пении и танцах? Разве ангелы не пели? Но я промолчала. Эта семья была очень гостеприимна, а хозяин даже настолько любезен, что приехал к нам сказать, что с Сенарой все в порядке. Поэтому я не хотела говорить такое, что может обидеть их. Они твердо верили в свое учение, а таких людей очень легко или рассердить, если не согласиться с ними.Когда мы поели, Сенара и я приготовились ехать обратно. Был еще только час дня, ибо за столом не сидели подолгу, как у нас в замке. Я догадалась, что здесь к еде относились не как к удовольствию, а как к необходимости. Наших отдохнувших лошадей вывели, и мы, поблагодарив хозяев, уехали.Сенара и я ехали рядом. Два грума были впереди нас и два — позади.— Теперь, — сказала я, — я бы хотела услышать объяснение всему этому.Сенара улыбнулась, отвернувшись от меня.— Я же сказала, что заблудилась в тумане, подъехала к Лейден-холлу и объяснила свое затруднительное положение. Они меня приняли, и, так как не разрешили мне ехать обратно, я осталась. Остальное ты знаешь.— Кажется странным совпадением, что ты должна была заблудиться именно около дома, в котором служит Дикон.— Жизнь полна странных совпадений, — серьезно сказала Сенара.Когда мы подъехали к замку, слуги со страхом посмотрели на Сенару. Я видела как один из них тайком перекрестился. Это меня беспокоило, появилось смутное предчувствие беды. Сенара делала все, чтобы способствовать этому, что было очень легкомысленно с ее стороны.— Ты что, — крикнула она служанке, которая смотрела на нее с открытым ртом, — подумала, что я улетела на метле? — Она подошла к ней и сощурила глаза так, что девушка побледнела. — Может быть, в следующий Хэллоуин я и улечу.Когда мы остались одни в спальне, я предостерегла ее, но Сенара засмеялась. Она была так возбуждена, что я ее не узнавала.— Вообрази, Дикон — пуританин.— Ты думаешь, он искренен?— Дикон всегда искренен. Он всем сердцем верит во все, что делает… в данный момент. Вот это мне и нравится в нем. Он заставил меня почувствовать, что и я могла бы стать пуританкой.— Ты, Сенара? Ты — атеистка, а это совершенно противоположное.— Я могла бы измениться, — сказала она, — может быть. Он говорил со мной об этом. Это вдохновляет… в некотором роде.— Вдохновляет тебя? Да я никого не знаю, кто бы так любил пышные наряды, украшения. То ты хочешь быть ведьмой, то — пуританкой.— Дикон говорил со мной об этой секте, они очень благородные люди. Димстерам он тоже нравится: они любят новообращенных. Понимаешь, когда он пришел туда, он был красивым молодым человеком, шагающим по пути в ад, а они спасли его душу. Ты знаешь, как притягательно все, что ты спас.Она кое-что узнала об этих пуританах. Димстеры приехали из Линкольншира. Мать господина Димстера была датчанка, и у них есть еще кровные узы с Голландией.— Они верят, что в жизни главное — простота, — сказала она, — и питают отвращение ко всем папистским идолам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44