Репнин плохо помнил, что с ним случилось в ту ночь. Его рана горела — садясь в седло и не желая показать Анне, что он болен и слаб, Репнин ненароком сорвал лекарственную повязку, сделанную прежде Радой. Он бросился прочь, спасался бегством от пережитого унижения. Репнин едва не загнал коня, и Парис мчался, не разбирая дороги. Ветви деревьев хлестали по телу седока, превращая боль в невыносимую муку. И все же боль от раны была не страшнее кошмара разоблачения.Та, кому он открыл свое сердце, обманула его. Та, кого он считал святой, танцевала, как последняя девка, в почти невесомых лоскутьях перед его другом и его дядей. А он удостоился чести лицезреть все это собственными глазами! Где же были раньше его глаза? Почему он не слышал предупреждений Владимира? Как он мог так легко и беспечно поддаться чарам актрисы, притворщицы, крепостной?Когда Рада привела его в табор, Михаил уже почти терял сознание. Перед глазами плыли фигуры, лица и огни. Все кружилось, и песни у костра звучали музыкой дальних сфер, откуда нет возврата. Он не помнил, как Рада напоила его терпким отваром и сделала перевязку. Репнин потянулся было к ней, но силы неожиданно оставили его. Всю ночь и следующий день он метался в горячечном бреду на ковре в шатре Рады и не понимал, где видения, а где реальная жизнь.Он пришел в себя так же внезапно, как и заснул. Просто открыл глаза и увидел рядом с собой свою черноокую красавицу — Рада положила руку ему на лоб, и ее прикосновение так успокаивало, как будто цыганка действительно умела снимать боль одним простым движением ладони.— Проснулся? — улыбнулась Рада.— Значит, я спал? Лес, ты… — все приснилось?— Рана была очень глубокая, не стоило уходить от нас так скоро. Тебе повезло, что я нашла тебя в лесу. Ты бежал, куда глаза глядят, конь устал, и ты едва не умер.— А я-то надеялся, что это был сон!— Сон или нет — зависит от тебя. Увидишь то, что захочешь. И кошмары бывают наяву.— Твоя правда, один такой я видел совсем недавно.— Знаю, знаю — обманула тебя твоя женщина. Не бойся, я не следила за тобой, я в твоем сердце читаю. А могу и по руке — дай мне ее, все расскажу. Что было, что будет… Сам посмотри, вот эта линия — она говорит: наберись терпения, заживут раны, остынут воспоминания. Линия жизни твоей — глубокая, длинная, видишь? Узелки — это беды и испытания, что ждут тебя. Но ты сильный, ты сможешь все преодолеть.— А любовь?— Богатый ты на любовь. Но та женщина все еще в сердце твоем.— А знаешь, как изгнать ее?— Просто отпусти, пусть уходит, — прошептала Рада, склоняясь к нему. Она словно околдовала его, облекла паутиной, и Репнин, повинуясь ее колдовской воле, погрузился в волшебный сон. Только уже без ужасов и треволнений.И вот он снова на пороге дома, где испытал величайшую радость и самую страшную боль. Репнин решил вернуться к Корфу, чтобы поставить точку в этом деле. Он был оскорблен в своем самом лучшем чувстве, и нанес это оскорбление его лучший друг. Оставлять обиду неотомщенной? Владимир слишком самоуверен, он думает, что может запросто играть жизнью и чувствами людей? Что же, если история с наследником его ничему не научила, то он, князь Михаил Репнин, сумеет наказать спесивца за унижение его любимой и оскорбление его достоинства.— Неплохо! — сказал Корф, растирая место удара. — Тебе полегчало?— А ты ждал от меня благодарности? Будь ты на моем месте — убил бы еще вчера!— Хочешь меня убить? Валяй! Я уже вижу заголовок в «Петербургских ведомостях»: «Барон Корф принял смерть от лучшего друга».Хватит ерничать! — горячился Репнин. — Стыд тебе и прежде был неведом, а совесть еще, , недавно была в наличии. По крайней мере, мне так казалось.— Тебе казалось. Моя совесть пала смертью храбрых. Давным-давно.— То, что ты устроил, — мерзко, гадко!— Любовь к дешевым зрелищам я унаследовал от отца.— Побойся Бога, Владимир! — Репнин даже покраснел от возмущения. — Твой батюшка был жестоко убит, а ты позволяешь себе оскорблять его память. Ты ведешь Себя, как трус. Ты и вел себя, как трус — у тебя не хватило смелости сказать мне правду, признаться, что Анна крепостная.— Не пытайся спровоцировать меня, дуэли не будет, — Корф махнул на него рукой и, открыв дверь библиотеки, позвал слугу, чтобы принесли ему льда. — И вообще смелость здесь ни при чем. Будь моя воля, я сказал бы тебе правду еще на балу.— Так в чем же дело?— Отец скрывал происхождение Анны. Он взял с меня слово хранить эту тайну. Но вспомни, однако, не раз я намеками предупреждал тебя.— И потом решил раскрыть ее истинное положение таким диким образом?— Каюсь, — кивнул Корф. — Я был не прав, я прошу прощения. (Слуга между тем принес лед в белой салфетке, и Корф приложил этот импровизированный ледник к щеке.) Пойми, я оказался между двух огней: с одной стороны — воля отца, с другой — ты с этой нелепой влюбленностью. Каково мне было видеть, как ты трепетно целуешь руку крепостной, хранишь ее платок, как святыню? Сейчас тебе и самому неловко все это вспоминать, не так ли? Ты обращался с ней, как с барышней из высшего света. И зол ты не на меня, а на себя. Я лишь оборвал эту цепь обмана и иллюзий!— Иллюзий? Ты ошибаешься. Если бы я встретил Анну не на великосветском балу, а на скотном дворе, я бы все равно влюбился в нее без памяти.— Да-а? — Корф протянул это «да» с таким недоверием и насмешкой!— А вот ты предал нашу дружбу, ты играл чужими чувствами.— Ты хочешь сказать, что по-прежнему любишь ее? — нахмурился Корф.В дверь опять постучали. По басовитому удару кулаком Владимир догадался — Григорий. Подошел, спросил недовольно: «Чего тебе?»— К вам господин Забалуев и ее сиятельство княгиня Долгорукая пожаловали. С исправником. Разрешите принять?— Мне надо спрятаться, — засуетился Репнин. — Потом все объясню, так куда?— Оставайся здесь, я приму их в библиотеке, — кивнул Корф и вышел из кабинета.— Итак, чему обязан, господа? — высокомерно спросил он, появившись перед незваными гостями. — Я не желал бы долгого присутствия убийцы отца в моем доме.Вашем доме? — очень правдоподобно возмутилась Долгорукая, жестом останавливая Забалуева, который пытался возразить Корфу. — Если вы говорите об Андрее Платоновиче, то он здесь у себя дома. Ваше поместье в качестве уплаты долга переходит в собственность моей семьи. И, как приданое, остается Андрею Платоновичу. Так что это вы, мой милый барон, не имеете права находиться здесь дольше, чем нами вам будет позволено.— В суде доподлинно установлено отсутствие каких-либо официальных записей, подтверждающих ваш вымысел об уплате долга вашим батюшкой, — поддакнул Забалуев.— Должна быть запись в расходных книгах Петра Михайловича, — не сдавался Корф.— А мы и долговую книгу захватили с собой, — невинно улыбнулась княгиня, — извольте посмотреть.— Этого не может быть! — воскликнул Владимир, просматривая переданную ему исправником долговую книгу Долгоруких.— Как видите, может, — княгиня бросила на Корфа презрительный взгляд и принялась прохаживаться по комнате, словно присматриваясь к обстановке.— Значит, вы уничтожили запись, — Владимир говорил сквозь зубы.— Да как вы смеете? — вскричала Долгорукая, выразительно посмотрев на исправника.— Ваше сиятельство, я обязан спросить вас, имеет ли господин барон в наличии соответствующую сумму для незамедлительной выплаты долга? — торжественно осведомился у Корфа исправник.— Нет! — крикнул Владимир.— В таком случае, в соответствии с договором, заключенным между бароном Корфом и князем Долгоруким, поместье первого переходит в собственность семьи последнего.— То есть, вы хотите меня уверить, что я здесь больше не хозяин? — растерялся Владимир. — Это немыслимо!— Думаю, вы переживете это потрясение, — насмешливо сказала Долгорукая. — Однако у меня есть для вас и радостное известие. Лизонька замуж выходит, и Поэтому я даю вам на сборы целый день. Но чтобы после свадьбы — духу вашего здесь не было!Зачем вы затеяли все это, Мария Алексеевна… — печально произнес Корф. — Что плохого я вам сделал? Мой отец и ваш муж были друзьями. Мы с Лизой детство провели вместе, собирались пожениться.— Не мы передумали — вы опозорили Лизу своей дуэлью!.. И слава Богу, что свадьба не состоялась. Лиза теперь весьма счастлива с Андреем Платоновичем.— Счастливые невесты не оказываются в лесу измученные, истерзанные, без сознания.— Откуда вам это известно? — насторожилась Долгорукая.— Я нашел Лизу в лесу и принес ее в дом. Вот только выгоду из этого извлек ваш замечательный Андрей Платонович.— Он лжет! — тут же заверещал Забалуев. — Ему нельзя верить! Он сейчас все, что угодно наговорит, лишь бы вы ему поместье оставили! Это я, я спас Лизу!— Хотите выглядеть героем? Не получится, — замахнулся на него Владимир, но опустил руку под взглядом исправника. — Вы убийца. И ложь о том, что вы якобы спасли Лизу, ничто по сравнению с этим преступлением!— Не наговаривайте на Андрея Платоновича, — прервала его Долгорукая. — Он честный, порядочный и добрый человек. Полная противоположность вам. И вашему батюшке.— Не смейте дурно отзываться о моем отце!— Даю вам времени до завтра, — Долгорукая решительно повернулась уйти, — и чтобы духу вашего не было в моем доме! Закон теперь на нашей стороне!— Будь ты проклята! — воскликнул Корф, когда за Долгорукой и ее свитой закрылась дверь. В гневе он схватил со стола попавшуюся под руку вазу и швырнул ее об пол. Тонкое стекло хрустнуло и рассыпалось.— Красивая была вещь! — удрученно отметил Репнин, входя в библиотеку. — Решил все разбить, лишь бы Долгорукой не досталось?— Что мне делать, Миша? Все против меня!— Уверен, еще не все потеряно.Надо лишь доказать, что Забалуев убил Ивана Ивановича.— Миша! У меня нет времени заниматься расследованием…— Время есть у меня. Забалуев подстроил мне западню, и полагает, что я попал в нее. Он считает меня мертвым.— Но как?— Об этом потом — нам надо торопиться. Мне — с розыском доказательств виновности Забалуева. А тебе — советую поговорить с Лизой.— Спасибо, Миша, за совет, но… Лиза ненавидит меня. И поделом, я обманул ее надежды. Я не имею права использовать ее любовь. Надо доказать, что отец выплатил долг. Он был честный человек, и я не позволю клеветать на него!— Хорошо, разделимся. Ты займешься княгиней, а я Забалуевым. Найдешь меня у цыган, в таборе на озере.— Что ты задумал? — спросил Корф, но Репнин лишь загадочно покачал в ответ головой — время покажет! Глава 7Свадьба
— Какая же ты, Лиза, счастливая! — в детском умилении осыпала сестру поцелуями радостная Соня. — И день, смотри, замечательный — солнышко светит теплое, на небе ни тучки. И платье у тебя белое-белое, и фата длинная-предлинная. И Владимир Иванович красивый, а как любит тебя — смотреть не нарадуешься! — А ты, Сонюшка, под ногами-то не мешайся, будет и у тебя такой праздник, — проливала свою материнскую слезу Долгорукая. — У Лизоньки нынче день благословенный — сбылась ее мечта. Она замуж выходит за любимого, семейства наши с Корфами еще крепче дружны станут. Породнятся! — Видишь, девонька, — шептала довольная Сычиха, — а ты мне не верила! Сбылось предсказание — венчаешься ты с суженым, и жить вы станете поживать до старости да в согласии. Уж и как я за вас доволен, дорогая Елизавета Петровна, — расшаркивался скромный Забалуев, — достойную пару нашли себе — офицер-красавец, молодой, богатый. Если бы у меня хотя немного от его достоинств было, сам бы вам в ножки упал, в мужья попросился. — Ах, сестричка-шалунишка! — лукаво грозил ей пальчиком Андрей. — Успела-таки, опередила старшего брата — первая свадьбу сыграла. Но ничего, мы с княжной тебя догоним, и станут наши деточки вместе расти. — Ах, какой вы, право, Андрей Петрович! — подмигивала смешливая Наташа, и вся аж зарделась от смущения и удовольствия. — Свет вы наш в окошке, надежда наша, Лизушка, — утирала слезу добрая Татьяна, поправляя ей фату. — Кабы все такие счастливые были, глядишь, и горя на свете поубавилось. — Смотри, смотри, жених, жених приехал! — кричали дворовые ребятишки. А вот и сам Владимир Иванович — стройный, в парадном мундире, с эполетами и саблей на боку. Прямо к-аналою идет. — Пора бы уже и невесте появиться, — шепчет в сторону батюшка. — Ведут, ведут! — снова доносится крик неугомонных мальчишек. А Лиза ног не чувствует, земли под собой не видит — торопится к любимому своему, чтобы соединиться с ним навеки перед Господом и перед людьми. Только кто же ведет ее к алтарю ? Как это она о главном не подумала — идет себе и идет. Лиза из-под фаты посмотрела — рука ее в белом шелке лежит на знакомой перчатке. «Папенька! Ты здесь!» — воскликнула Лиза и подняла глаза. Отец улыбался и смахивал свободной рукою скупую мужскую слезу, а в груди у него зияла огромная рана. И кровь лилась по камзолу — теплая и настоящая. А когда запах ее достиг Лизаветы, она тут же закачалась. И упала без памяти.
— Вставай! Вставай, Лизонька, утро уже! Пора! Вставай, свадьбу свою проспишь! — с небывалой ласкою будила дочь Долгорукая.— Свадьба? — Лиза оторопело посмотрела на нее. — Мы ведь только что венчались!Хорошо, что ты больше своему счастью не противишься, — кивнула мать, — но все же вперед батюшки торопиться не стоит. Вот, когда отец Павел вас благословит, тогда и будет считаться, что ты уже замужем. Татьяна! Чего позади меня прячешься? Выходи хозяйке помогать. Скоро уже гости пожалуют, и — быстренько под венец!Лиза проводила мать мутным ото сна взглядом и вдруг увидела горестные глаза Тани. «Что же это? — только и могла подумать Лиза. — Значит, все сон? Владимир, счастье? Значит, быть мне госпожой Забалуевой?» Лиза нехотя встала с постели и с унылым видом села к столику с зеркалом. Татьяна подошла и, утешая, погладила ее по голове, а потом принялась причесывать. От корней волос постепенно разлилось тепло, и Лиза расслабилась — выскользнула из Татьяниных рук и зарыдала. Таня вздрогнула всем телом и вслед на ней тоже пустилась в плачь.Весь вчерашний день Лиза провела, как в дурмане, — наблюдала, как суетится по дому маменька, проверяя, все ли готово к торжеству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22