Рэчел стояла на краю обрыва, не в силах отвести глаз от всего этого. У ее ног лежал Генри. И зачем только она вспомнила о своей матери? Зачем все рассказала Логану? Она находилась здесь по одной-единственной причине, которая не имела никакого отношения к горестям ее детства. С того момента, как ее отец умер, оставив ее сиротой, и она переехала жить к ближайшей родственнице — королеве Шарлотте, Рэчел старалась выкинуть из головы все мысли о матери.
Однажды Лиз показала ей портрет леди Энн в галерее замка Сент-Джеймс. Конечно, она иногда задумывалась, как выглядела ее мать… Все ее портреты в их доме в Девоншире были уничтожены, когда та уехала.
— Я сперва подумала, что наткнулась на твой портрет, — сказала Лиз, пока Рэчел разглядывала холст в позолоченной раме.
Ничего не скажешь, она была просто поражена своим сходством с матерью, но не выказала никакого интереса, лишь молча повернулась и пошла прочь, больше ни разу не взглянув на портрет, и никогда не обсуждала этот случай с Лиз. Со своей лучшей подругой.
Так почему же она без всякой причины обо всем рассказала человеку, который ей даже не нравился?
Рэчел закрыла глаза, глубоко вздохнула и снова открыла их. Но она уже не замечала простиравшийся перед ней пейзаж. Что она здесь делает? По Логану Маккейду не было заметно, чтобы свеча его жизни грозила угаснуть. Вряд ли она встречала человека более способного постоять за себя.
И все же Одинокого Голубя нисколько не удивила возложенная на нее задача. Он сразу же ей поверил даже больше, чем она верила сама себе. Потому что чем дольше она здесь находилась, тем невыполнимее казалась ей эта задача. А ей так хотелось вернуться в королевский дворец! К покою и довольству, которые она там испытывала, к возможности отомстить за смерть своей подруги.
Интересно, что сейчас делает лорд Бингам? Считает ли он себя счастливчиком, избавившимся от неверной жены, ее любовника и подруги? Не осталось никого, кто мог бы указать пальцем на виновного, раскрыть его греховное деяние. Но она это сделает. Когда она вернется, то все расскажет королеве, и лорд Бингам понесет наказание за содеянное.
Но сначала она должна закончить дела здесь, а терпение не входило в число ее достоинств. «Прислушивайтесь к своему внутреннему духу, — сказал ей старый шаман, — и способ найдется». Но ее дух молчал, а разум требовал поспешить.
Ведь она — ангел. Наверняка она сможет влиять на окружающих, если хорошенько постарается. Сможет заставить звучать божественную музыку. Сможет летать. С легкой улыбкой на губах Рэчел задержалась на этой мысли. Конечно же, ангелы могли летать. На каждой картине, которую ей доводилось видеть, они парили расправив крылья. Конечно, у нее не было крыльев, точнее, она их не видела, но все равно она должна их иметь. Она должна обладать даром полета.
Она сделала шаг вперед, совсем не уверенная, что собирается попробовать лететь, но решение оказалось не в ее власти.
Сильные руки обхватили ее талию, и через мгновение сильный рывок сбил ее с ног. Прежде чем они вместе упали на землю, он развернулся, чтобы смягчить ее удар при падении, принимая его на себя.
Едва Рэчел успела обрести дыхание, как он перекатился, и на этот раз она оказалась внизу.
— Что это вы задумали, черт побери?
Его потемневшее от гнева лицо нависло над ней.
— Я хотела… — Рэчел прикусила губу. Сейчас ей казалось совершенно нелепым говорить, что она хотела. Прыгнуть с горы, чтобы проверить, умеешь ли ты летать, — это же сумасшествие. Во всяком случае, он бы наверняка так подумал. — Ничего. Теперь, пожалуйста, освободите меня.
Он не послушался, а прижал ее еще крепче к земле, так что щебень вдавился ей в спину.
— Я все видел своими собственными глазами.
— Ничего вы не видели. — Теперь она действительно разозлилась, отчасти и оттого, что он и вправду мог догадаться, в чем тут дело. — Освободите меня, я вам говорю! Осво…
Конец слова оборвался, потому что он накрыл ей рот своими губами. Как она и предполагала, его поцелуй был грубым, жестким и неуместным. Не то что несколько поцелуев, которыми она обменялась с Уилли.
Снизу в ее тело через одежду впивались камешки, а давление его тела сверху не давало ей возможности шевельнуться. Его язык проник в ее рот, пробуждая ощущения, переполнившие ее тело желанием. Что было довольно глупо или даже просто невозможно.
Разве может чувствовать такое тот, кто не принадлежит миру живущих?
Рэчел попыталась сосредоточиться на этой мысли и еще на том, что она ведь совершенно не выносит этого человека. Но все это словно теряло всякое значение, когда его губы прижимались к ее губам. Ее руки сами обвились вокруг его шеи, пальцы зарылись в длинные пряди темных волос. Дыхание ее сделалось частым и неглубоким, сердце болезненно колотилось в груди, и все, что она могла делать, — это не отпускать его, а притягивать ближе к себе.
Он шевельнулся и скользнул по ее шее языком, отчего по всему ее телу прошла дрожь. Хватая ртом воздух, Рэчел громко застонала, когда его ладонь накрыла ее грудь, и сдвинула ладонь выше, туда, где кончался мешающий лиф. Шершавые подушечки его пальцев не слишком нежно поглаживали ее кожу, но это нисколько не мешало нараставшему в ней ощущению восторга, от которого кружилась голова. Эти прикосновения разжигали ее с той же неотвратимостью, с какой ветер раздувает огонь.
Ее сосок болезненно напрягся, и только влажный жар его рта облегчал эту муку. Ее затягивал водоворот, тело ее выгибалось, прижимаясь к нему, ее ладони блуждали по его спине.
И вдруг все кончилось.
Ее тело еще продолжало ликовать, но его тяжести на ней уже не было. Пропали изысканные ощущения, вызванные его прикосновениями. Все свершилось так быстро, что Рэчел подумала о какой-то неведомой силе, оторвавшей его от нее.
Она открыла глаза и увидела, что он просто откатился в сторону и теперь сидел расставив колени и уткнувшись лицом в ладони. Лицо его скрывали свисавшие темные волосы, но от Рэчел не укрылись резкие движения его груди, порывисто набиравшие воздух в легкие. И сама она дышала точно так же.
Он повернул голову и мгновение глядел на нее своими зелеными глазами. Когда он прервал молчание, голос его звучал негромко и хрипловато:
— Теперь вы понимаете, почему я хочу, чтобы вас здесь не было?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Тот, кто считает выполняемую им работу ниже своего достоинства, возвысится, если будет делать ее как можно лучше.
Александр Чейс. «Перспективы».

— Вы слишком много пьете.
Рэчел остановилась в дверях, оглядывая хижину. Он сидел, или, вернее, развалился в кресле, слегка придерживая поставленный на колено кувшин. При звуке ее голоса он поднял голову, но ему как-то не удалось остановить свой взгляд на ней.
— А если и так, то что же? Это не ваше дело. Хотела бы она, чтобы сказанное им оказалось правдой. Это было ее самым горячим желанием. Но ничто не могло изменить того, ради чего она была послана. Ничто не свете.
Рэчел еще долго лежала, раскинув ноги под смятыми юбками. Влажные губы покалывало. Она никак не могла решить, что же ей делать. Его больше не было рядом, и ничто не мешало ей думать. Сказав, что не желает ее здесь видеть, он вскочил на ноги и торопливо зашагал к хижине, добавив только:
— И не вздумайте снова подходить к обрыву.
Как будто она стала бы это делать.
Нет уж, у нее еще не прошло головокружение от всего случившегося между ней и Логаном Маккейдом, так что ей было вовсе ни к чему прыгать с утеса, чтобы проверить свою способность летать. Вдобавок она чувствовала себя очень земной. Она ничего не понимала, и ей было стыдно, и Бог знает какие еще чувства переполняли ее, роясь словно пчелы у розового куста.
«Прислушивайтесь к духу в себе».
Снова ей вспомнились слова Одинокого Голубя. Прислушиваться к духу, а не к разуму. Но как? Она лежала, пока наконец не стала ощущать жесткость и неровность грунта. Тогда она поднялась на ноги и принялась отряхивать одежду.
Рэчел все еще раздумывала, что же ему сказать, когда, открыв дверь, увидела его с кружкой в руках. Когда он отхлебнул еще глоток в ответ на ее замечание, она сказала:
— Мэри уже давно вас простила.
Ром выплеснулся ему на рубаху, намочив темные завитки на его груди. Он оторвал кружку ото рта:
— О чем это вы болтаете, черт побери?
Она и сама не знала. Рэчел заморгала, пытаясь вспомнить, откуда у нее появилась эта мысль. Ниоткуда. И все же она была совершенно убеждена, что он прощен. Прощен женщиной Мэри.
Логан Маккейд отлично знал, кого она имела в виду.
Он поставил кружку на пол, повернулся к ней и отчеканил:
— Я хочу знать, что вы хотели сказать этим замечанием.
— Она бы не хотела, чтобы вы так вели себя. Напивались до потери памяти. — Рэчел сделала шаг вперед и внутренне съежилась, когда он отшатнулся. Это было еле заметное движение, но он сразу взял себя в руки, выпрямился и поднялся на ноги.
Удивительно твердым шагом он прошел к двери и схватил ружье, лишь на мгновение оглянувшись, чтобы позвать собаку. Проснувшийся спаниель сидел у ее ног. Он нагнул голову, почти по-кошачьи вылизывая лапу, и не обратил никакого внимания на ворчливое «Пошли, псина». Только когда Рэчел сказала: «Иди с ним, Генри», собака встала и заковыляла следом.
Когда они исчезли в зарослях сосен и остролиста, Рэчел глубоко вздохнула. Как может она его защитить, если он чуть что убегает в лес? А как он мог не сбежать, если она толкует о загадочном прощении?
Она закрыла дверь, подошла к креслу и села, уперев подбородок в ладонь. Кем была эта женщина и что Логан сделал такого, что нуждался в ее прощении? Рэчел пыталась сосредоточиться, надеясь, что ответ придет сам собой, но этого не случилось. У нее только разболелась голова, и она решила, что он, видимо, очень любил эту женщину, если упоминание о ней так на него подействовало.
По какой-то совершенно непонятной ей причине при этой мысли настроение Рэчел заметно ухудшилось.
Он вел себя как последний дурак.
Логан остановился у двери, набираясь духу, чтобы зайти в хижину. В свой собственный дом, черт побери. Как будто его должно заботить, что он скажет или сделает в своем собственном доме. Господи Боже, какой дьявол послал ее, чтобы его мучить?
Когда он не испытывал к ней вожделения, она напоминала ему о вещах, которые он старался забыть.
Мэри все простила, вот как.
Откуда она это взяла? Логан глубоко вздохнул и закрыл глаза. В первое мгновение, когда она только это сказала, он готов был поклясться, что сама Мэри высказала ему свое прощение. Но ведь это совершенная нелепость. Так просто не могло быть.
Стремлению еще немного задержаться снаружи помешала собака, которая стала настойчиво скрестись в дверь.
— Что, не можешь и часа пробыть без нее, ленивая скотина? — Этим словам вовсе не соответствовали его тон и грустное покачивание головы. Логан толкнул дверь.
Внутри было темно, только слабо мерцали тлеющие угли забытого очага.
— Проклятие! — вполголоса пробормотал Логан. Никакого толку от этой бабы. Он почему-то ожидал, что его встретит запах готовящейся еды и уютное мерцание зажженной свечи. Ничего подобного. Уж ему-то следовало бы это знать.
Гнев сразу угас, как только он ее увидел. Она спала, упрятав подбородок под одеяло. Золотые волосы ореолом рассылались вокруг головы. Она ведь болела, напомнил он себе. И еще не совсем оправилась после лихорадки. Но с завтрашнего дня он начнет преподавать ей основные правила жизни в глуши. Если она собиралась оставаться с ним до праздника А-та-ха-на, то ей пора уже начать оплачивать содержание и еду.
— Я не совсем понимаю, что вы от меня хотите.
Рэчел стояла на берегу бурлящей речки. Логан Маккейд присел на корточки на плоском, обросшем мхом камне в нескольких ярдах от нее, вытянув руку в ее сторону.
— Я ведь вам сказал, что проще пробраться к воде с этого места.
— Да, я слышала, что вы сказали. — Она сделала вид, что не замечает его подзывающего жеста. — Просто у меня нет ни малейшего желания пробираться к воде.
— А как же вы будете стирать белье?
Вот в том-то все и дело. Она не имела ни малейшего желания заниматься стиркой. А он, видно, считал, что это отличная идея.
— Я не стираю сама. Стирают слуги.
— Это вы уже говорили. И не один раз. — Логан поднялся, уперев ладони в бедра. Ему надоело сидеть и ждать, чтобы помочь ей перебраться через плескавшую на камень тонкую струйку воды.
— Я думаю, что мне совсем не нужно этому учиться. Когда я вернусь в Англию, о моем белье будет заботиться прачка.
— Ну, сейчас ваше высочество не в Англии. И с моей точки зрения, единственная прачка, которая у нас есть, — это вы. Теперь дайте мне руку.
Кажется, у нее не было выбора. Рэчел вдохнула как можно глубже и протянула руку. Он сразу схватил ее и потянул к себе. Вокруг нее бурлила вода, забрызгивая прелестные синие с серебром туфельки, которые, по правде говоря, давно уже не были прелестными.
Рэчел очень удивилась, что не боится ручья. В конце концов, ведь она утонула, но он как будто совсем не вызывал у нее неприятных ощущений.
— Теперь я покажу вам, как это делается, — сказал он, вытаскивая из лежавшей рядом кучи белья одну из рубах. — Опускаете ее в воду, вот так. — Он несколько раз окунул рубаху в бурлящий поток, пока она основательно не намокла. — Потом втираете мыло в материю. — Эти слова он подкрепил делом, набрав в горсть мягкого мыла из глиняной миски и натирая им грубую материю, пока та вся не покрылась серыми пузырями. — Прополаскиваете и вешаете на ветку сохнуть, — заключил он, подавая ей рубаху, прежде чем спрыгнуть на заросший высокой травой берег. — Вам это не показалось очень уж сложным?
— Конечно нет. — Она же не дура. Может, она никогда не занималась ничем подобным, но это совсем не значило, что она неспособна это сделать. Она всегда очень быстро все воспринимала. Мастер Говард, учитель танцев, отметил, что она освоила кадриль быстрее всех других молодых леди. Ей даже нравилось учиться… иногда.
Конечно же, она могла выполнить эту несложную работу. И все-таки вид груды грязного белья и ледяной воды не вызывал у нее желания немедленно взяться за дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38