Однако Брюс пожелал, чтобы с ним оставался его лучший друг и неизменный соратник Джон.Роберт Брюс был весьма высокого роста, и когда ему в свое время приходилось стоять лицом к лицу с прежним королем Англии Эдуардом, носившим прозвище Долговязый, их глаза находились на одном уровне. Но Джон Карлейль был, пожалуй, на полголовы выше обоих и наполовину шире в плечах.С Карлейлем Брюс еще молодым человеком воевал под знаменами незабвенного воина Уоллеса, участвовал в знаменитой битве при Стерлинге. Да и Уоллес был тогда достаточно молод – ему исполнилось всего двадцать шесть. Брюсу – на несколько лет меньше, и в те годы он еще не предполагал, что может стать королем. Джон участвовал в битве при Стерлинге семнадцатилетним юношей, имеющим немалые амбиции. Он был очень красив.И тот и другой женились почти одновременно и скрепили свой брак клятвами в одном и том же месте, в бенедиктинском аббатстве Уитби, находившемся на землях Англии. Избранницей Брюса стала сестра Дугласа, Элспет, привлекшая его не красотой, а силой духа и тела, и она оправдала его надежды, служа ему долгие годы верой и правдой и безбоязненно согласившись недавно по его просьбе сделаться заложницей у англичан.Джон Карлейль влюбился в Марту Данбар, стройную красавицу с золотисто-каштановыми волосами, которая воспылала к нему ответным чувством. И принесла к тому же хорошее приданое, правда, не землями, что его не очень огорчало. Все равно его дом и поместье в Гленкирке считались едва ли не самыми богатыми во всей Шотландии, и хозяин славился дружеским расположением и хлебосольством тоже чуть не на всю страну.Но вскоре в одном из боев его ранил английский лучник. Ранение круто изменило его жизнь. Стрела пробила щеку и застряла в нёбе, к счастью, не повредив язык. Но лицо было изуродовано. Как только бой утих, сам Уоллес, его командир, обрезал древко стрелы, однако наконечник остался. Его надо было как можно скорее удалить.Роберт Брюс вызвался вместе с Уоллесом удерживать вздрагивающее тело раненого, а подоспевший монах, один из тех, кто находился при войске, взялся сделать операцию. Монах умел также лечить травами. Звали его брат Уолдеф.– Нужно вытащить железный наконечник, – сказал тогда монах, – потом я обработаю рану настойками из трав.– Джонни, – обратился Брюс к раненому, – дай нам заняться тобой. Боюсь, ты не останешься таким красивым, как раньше, но зато твое лицо не сгниет. А за ним и все остальное.Несчастный согласился, и брат Уолдеф начал действовать. Он раскалил докрасна лезвие кинжала, взятого у Уоллеса, и стал делать надрезы на щеке и внутри рта. Роберт, крепко удерживая друга, что-то тихо говорил ему на их родном древнем языке гэлов, глядя в его широко раскрытые глаза и боясь, чтобы тот не потерял сознание, не начал уходить из жизни – от боли, от потери крови.Операция прошла успешно. По ее окончании брат Уолдеф, отирая пот со лба, наклонился к своему мешку с травами... Лечение благотворно повлияло на раненого, но красота Джона была утеряна навсегда.Джон Карлейль не слишком переживал из-за своего изуродованного шрамами лица все восемь лет, что с ним находилась Марта. Она умерла при родах, пытаясь дать жизнь их сыну. Ребенок погиб вместе с матерью. В том же году попал в плен и затем был казнен Уоллес. Несколько раньше произошедших печальных событий Роберта Брюса короновали, и он взял в свои руки командование войском, устранив сначала своего врага и соправителя Комина Рыжего, самолично заколов его кинжалом. Однако все битвы с англичанами оканчивались неудачей, и в конце концов Брюс оказался в ссылке на Гебридских островах, как раз когда ушла из жизни Марта, жена его друга.Джон Карлейль между тем в последующие несколько лет не знал, куда себя девать от тоски и отчаяния. Только чувство ответственности за судьбу страны и присутствие рядом его младшей сестры Агнес поддерживали его. Агнес приняла на себя бразды правления домом и держала необходимую связь с членами клана.Когда Роберт Брюс наконец вернулся на родину, он потратил немало усилий на то, чтобы заставить Карлейля отбросить мрачные мысли и принять жизнь такой, какая она есть.В течение пяти лет после кончины жены Карлейль не прикасался к женщине, если достоверно не знал, что она бесплодна. Никого из них он не любил, а их, в свою очередь, отталкивали его холодная манера обращения и шрамы на лице. Но он продолжал занимать место вождя клана, оставался преданным другом своего короля, и люди, как и раньше, уважали его.Однако Брюсу хотелось, чтобы его друг стал прежним Джоном Карлейлем – жизнелюбивым и веселым, а не одиноким нелюдимом, как теперь. Сам Брюс был счастлив со своей Элспет, которая родила ему дочь, названную в честь его матери Марджори. Его лишь тяготило длительное уныние Джона. Ведь кругом столько хорошего! Вот, к примеру, только что ушел в мир иной король Эдуард, на троне сейчас его сын, который не годится отцу и в подметки. Подобный факт мог бы стать очень выгодным для Шотландии...Ярким, необычно холодным для августа днем 1312 года, въезжая во внутренний двор Виндзорского замка, Роберт думал о том, как хорошо, что Джон в эти минуты рядом с ним. Оба они отпустили бороды – у Роберта густая, рыжая, у Джона темно-каштановая, не растущая там, где на коже рубцы, но частично закрывающая их. Серые, со стальным оттенком глаза Джона и сейчас кажутся более суровыми, когда оглядывают мощные укрепления английской твердыни.Роберт тоже бросил внимательный взгляд на стены, за которыми остались их сторонники, отпустил повод коня и спешился.– Веселее, Джон! – сказал он. – Пойдем и начнем улыбаться королю Англии.Карлейль соскочил со своего вороного, отдал поводья в руки подбежавшего мальчишки-конюха.– Обращайся с ним хорошо, – хмуро бросил ему он. – Иначе я замариную твою печень и дам тебе съесть.– Да, милорд, – сказал тот, не слишком напуганный прозвучавшей угрозой, и, поклонившись, повел коней в стойло, а оба шотландца, одновременно ощутив, что сейчас они совсем одни в логове врага, направились через двор к дверям замка.Принцессе Марии Плантагенет из Эмсбери исполнилось тридцать четыре года, и она уже пережила свою темпераментную сестру Джоанну на пять лет. Иногда, к собственному стыду, она не могла не думать о том, как удачно, что к тому времени, когда она представила свою воспитанницу Джиллиану ко двору, память о Джоанне и тем более о ее внешности значительно стерлась в умах придворных и оставшихся в живых членов королевской семьи. Новый король Эдуард вообще никогда не интересовался своими сестрами и проводил с ними очень мало времени. Их родители давно в могиле. Юная жена отца Маргарита почти не общалась с Джоанной. Те из высокородных персон, кто знавал Джоанну в детстве и юности, могли помнить ее бросающуюся в глаза красоту и неуемный нрав, но они уже отошли от двора по прошествии стольких лет. И наконец, новая королева Изабелла, красивая и несчастная супруга Эдуарда , вообще не знала Джоанну, а потому никак не могла заметить поразительного сходства между принцессой в юности и той девушкой по имени Джиллиана, которая стала сейчас по просьбе Марии одной из ее придворных дам.Насчет красоты двух женщин во дворце – Изабеллы и Джиллианы – в последнее время не утихали горячие споры: какая из них совершеннее? Первая была француженкой двадцати лет, с шелковистыми волосами золотого оттенка и снежно-белой кожей, за что сразу же, как увидели ее в Англии, ей дали прозвище Изабелла Прекрасная. Если сравнивать с цветком, то она напоминала лилию. Вторая – шестнадцатилетняя воспитанница принцессы Марии с черными как смоль волосами, отливающими синевой на солнце, со смуглой, теплого оттенка кожей. Если говорить о цветке, ее, пожалуй, можно сравнить с черной розой.Все знали из слов Марии, что девушка – сирота, родившаяся где-то в Нортумберленде и жившая у нее в Эмсбери, и звали ее Джиллианой из Эмсбери. Королева Изабелла стала звать ее Лия, и, хотя имя не нравилось ни Марии, ни Джиллиане, оно прилепилось к ней.Опустившись на колени в семейной часовне, принцесса Мария думала сейчас о том, как два красивых женских создания – Изабелла и Джиллиана – удивительно не похожи друг на друга. Юная королева вся на виду – со своими речами и чувствами, порой не слишком сдержанными. Джиллиана – вся в себе, бесстрастна и холодна настолько, что у многих появлялось провокационное желание сделать что-то нарочитое, чтобы вызвать ее на откровенность, заставить раскрыться. Да и внешне: Изабелла – небольшого роста, грациозна, воздушна, предельно женственна; Джиллиана – высокая, ледяная, как изваяние, с мужскими повадками, тщательно прячущая свои сильные мышцы и округлившиеся груди под складками одежды.В то время как Изабелла почти не скрывает безмерной тоски по ласкам своего супруга, кому людская молва приписывает, и совсем не напрасно, увлечение существами мужского пола, пребывающими у него в фаворитах, Джиллиана до сих пор остается совершенно безразличной к вниманию мужчин. С тем же равнодушием, что и к своей расцветшей красоте, она относится ко всем красавцам или считающим себя таковыми, чем немало их огорчает, даже оскорбляет. Для нее идеалом мужчины продолжал, видимо, оставаться тот, кто искусно владеет оружием, у кого сильное тело и открытая добрая душа. Словом, такой, каким был ее отец. А всякая там галантность, куртуазность, всякие обожающие взгляды и медоточивые словеса – не для нее.Однако она не очень старается показывать свое отношение к мужчинам и тем более к королю. К нему она испытывает тайное презрение, не понимая, как может Изабелла вожделеть к такому ничтожеству. И если кое-что Джиллиана все же прощает ему, то только потому, что он родной брат Марии, а вовсе не потому, что коронован и восседает на том самом троне, на котором сидел еще Эдуард Исповедник и который, насколько ей известно, украл отец этого короля у законных наследников из Шотландии.Разумеется, Джиллиане не могло прийти в голову, что нынешний король является, в сущности, ее дядей. Да она и не захотела бы иметьблизким родственником человека, не проявляющего ни малейшей заботы о своем государстве и подданных, открыто отдающего все свои чувства наглым фаворитам; человека, которого в прошлом году его собственные лорды заставили подписать унизительное для него соглашение о том, что в большинстве случаев он не смеет действовать в одиночку и не должен решать государственные вопросы без их одобрения. А совсем недавно те же разъярившиеся лорды казнили самого любимого из его фаворитов, наглого гасконца по имени Пьер Гавестон.Король был в страшном гневе ив такой же печали, он проплакал несколько дней, но противостоять своим пэрам не посмел. Королева Изабелла рассказывала Джиллиане о переживаниях короля, а сама посмеивалась и прикрывала лицо красивой белой ручкой.– Уж теперь-то, надеюсь, он вернется ко мне в постель. Как только окончится его истерика...Джиллиана полагала, что король ни за что не изменит своих пристрастий, но она жалела бедняжку королеву и не стала ее разочаровывать.В яркий августовский день, когда Джиллиана находилась в покоях королевы, сестра Мария, покинув часовню, уселась возле окна в одном из широких коридоров замка. Рядом с ней находился брат Уолдеф, давно ставший ее хорошим другом, а также капелланом. Она уже почти забыла о своем удивлении, когда семь лёт назад, поздней осенью 1305 года он внезапно появился у нее в монастыре Эмсбери и заявил, что Господь посылает его к ней, дабы сопровождать ее в дальние и близкие путешествия. Сначала она отнеслась к нему без особого доверия, однако не отказала от дома, а вскоре приземистый полноватый цистерцианец полностью расположил ее к себе своим умом, дружелюбием и бескорыстием.– Я хотел бы поговорить с вами о Джиллиане, – сказал монах.Мария взглянула на него, оторвавшись от вышивания. Она не любила сидеть без дела и сейчас занималась вышивкой на алтарном покрывале, которое хотела взять с собой в Эмсбери, куда собиралась вернуться перед святками.– В последнее время, брат, вы только о ней и говорите, – заметила она с улыбкой.Уолдеф оставался серьезным.– Мне кажется странным, – продолжал он, – что до сих пор никто не сделал ей предложения. Ведь она привлекает взоры многих, я знаю, однако ни один мужчина не говорил с вами о ней, верно?– Возможно, потому, что у нее нет приданого, – предположила Мария, и опять на ее лице мелькнула улыбка.– Но разве вы не дадите его? – с подкупающей чистосердечностью воскликнул монах.– Уверена, она его не примет, – с чуть заметным вздохом сказала Мария.– Но почему же?– Это было одним из ее условий.– Условий чего? Расскажите, прошу вас.Мария внимательно посмотрела на него, и вот что он услышал.Джиллиана ни за что не хотела идти в услужение к королеве Изабелле, не хотела поступаться своей свободой, так она говорила сестре Марии. Мария начинала сердиться и наконец спросила, на каких условиях та согласилась бы стать придворной дамой. Она искренне считала, что для девушки нет ничего зазорного в том, чтобы прислуживать не слишком счастливой молодой женщине, оказавшейся на чужбине без родных и близких, собственно, как и сама Джиллиана. Кроме того, такая служба выведет ее из замкнутого круга в монастыре, даст возможность познакомиться со многими людьми, с иным образом жизни.– И, знаете, брат, что она мне ответила? – продолжала Мария. – Я запомнила ее слова. Обещайте, сказала она, что никогда не дадите мне никакого приданого. Потому что, если у меня появятся деньги или имущество, кто-нибудь наверняка сделает мне предложение стать его женой, и тогда я сама тоже стану имуществом. Если же у меня ничего не будет, закончила упрямая девчонка, я, пожалуй, смогу прожить жизнь спокойно и так, как хочу. Как мне нужно... Брат Уолдеф сокрушенно покачал головой.– Звучит несуразно, а она ведь неглупое дитя... Нет, какая чепуха! – взволнованно воскликнул он. – Совсем наоборот: с ее красотой она без всякого приданого легко может стать добычей какого-нибудь отъявленного негодяя, который обесчестит ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36