Я погрузилась в воду до середины бедер, помня о предупреждении Джейми насчет течения. После изнуряющей жары дня и удушающих объятий ночи, ощущение прохлады на обнаженной коже принесло огромное облегчение. Я набрала полную пригоршню воды и плеснула себе на лицо и грудь; капли побежали по моему животу и, холодя и щекоча, собрались между ног.
Я почувствовала легкие толчки воды, поднимавшейся от прилива, — волны мягко бились о мои ноги, как бы подталкивая к берегу. Но я еще не готова была вернуться на сушу. У меня не было мыла, но я опустилась на колени, снова и снова опуская в чистую темную воду волосы и натирая тело мелким песком, — пока моя кожа не почувствовала себя тонкой и сияющей.
Наконец я выбралась на каменистый берег и растянулась на земле, как русалка в лунном свете, и горячий воздух и прогретые солнцем камни согрели мою озябшую плоть. Я выжала свои густые вьющиеся волосы, разбрызгивая оставшуюся в них воду. Повлажневшие камни запахли дождем, пылью и еще чем-то непонятным.
Я очень устала, но в то же время чувствовала себя чрезвычайно бодрой, и это двойственное состояние сознания замедляло мысли и восхитительно усиливало даже самые легкие физические ощущения. Я медленно провела пальцами босой ноги по глыбе песчаника, наслаждаясь его шершавой поверхностью, и позволила руке очутиться между ногами. По коже тут же пробежали мурашки, разбуженные этим прикосновением.
Моя грудь набухла в лунном свете, как белые купола, обрызганные прозрачными каплями воды. Я дотронулась до одного из сосков и наблюдала, как он медленно твердеет, словно по волшебству.
До чего же здесь хорошо, подумала я. Ночь была тихой и безветренной, но в ее томности я чувствовала себя так, словно плыла в теплом море. Небо над побережьем было чистым, и звезды сверкали над головой, как бриллианты, освещенные неистовым огнем.
Слабый всплеск заставил меня посмотреть на воду. Ничто не нарушало ее поверхность, лишь слабые отражения звезд мигали, как; светлячки, угодившие в паучью сеть.
И вдруг чья-то огромная голова разбила воду посреди течения, и вода расступилась и взвилась брызгами перед длинной мордой. Это рыба колотилась в зубах Ролло; на мгновение мелькнул ее хвост, блеснула чешуя, когда Ролло резко дернул головой, перекусывая спину добыче. Здоровенный пес медленно подплыл к берегу, встряхнулся и пошел прочь, — а его ужин висел в его зубах.
Зверь на мгновение остановился на дальнем краю мыса, глядя на меня, и шерсть на его холке поднялась, превратившись в мрачную тень, на фоне которой сверкнули желтые глаза и блеснула убитая рыбина. Это похоже на картину примитивиста, подумала я; и еще в зрелище было что-то русское, особое сочетание крайней дикости и абсолютного спокойствия.
Потом собака ушла, и ничего не осталось на берегу, кроме деревьев, скрывающих то, что лежало за ними. И что же это такое, гадала я… Другие деревья, подсказала мне рассудительная часть моего ума.
— Слишком много деревьев, — пробормотала я. Цивилизация — даже в той примитивной форме, к которой я постепенно привыкла, — была не более чем тонким полумесяцем на краю континента. Двести миль от берега — и вы уже оказывались вне территорий, где можно найти город или ферму. А дальше простирались три тысячи миль… чего? Дикости, конечно же, и опасности. И еще приключений… и свободы.
Это был новый мир, в конце концов, свободный от страха и полный веселья, и мы с Джейми были вместе, и долгая жизнь лежала перед нами. Разлука и печаль остались позади. Даже мысль о Брианне не вызывала сильных сожалений — да, мне ее очень не хватало, и я постоянно думала о ней, но я знала, что она в безопасности в своем родном времени, и благодаря этому знанию мне было легче переносить ее отсутствие.
Я лежала на плоском камне, жар, накопившийся в нем за день, согревал мое тело, и я была счастлива просто оттого, что живу. Капли воды на моей груди высохли, сначала превратившись во влажные пятна, а потом и вовсе исчезнув.
Легкие облачка гнуса повисли над водой; я их не видела, но я знала, что они там, потому что слышала, как время от времени выпрыгивают из воды рыбы, ловя насекомых в воздухе.
Насекомые были здесь вездесущей напастью. Я каждое утро внимательно осматривала кожу Джейми, выбирая из ее складок прожорливых клещей и древесных блох, и щедро смазывала всех мужчин соком давленой болотной мяты и табачных листьев. Это спасало от опасности быть заживо сожранными тучами москитов, гнуса и плотоядными комарами, заполнявшими тенистые леса, — но это не останавливало рои злобных жуков, доводящих людей до безумия непрестанными укусами в глаза, уши, носы и губы.
Как ни странно, по большей части насекомые обходили меня стороной. Ян шутил, что их отгоняет исходящий от меня сильный запах целебных трав, но я думала, что дело тут в другом. Ведь даже сразу после ванны насекомые не проявляли желания побеспокоить меня.
Я предполагала, что это может быть своеобразной иллюстрацией фокусов эволюции, защитившей меня в этом мире от простуд и некоторых болезней. Кровососущие насекомые, как и микробы, эволюционируют вместе с человеком и весьма чувствительны к малейшим химическим сигналам, исходящих от источника питания. Придя из другого времени, я не подавала знакомых сигналов, и они не воспринимали меня как подходящую жертву.
— А может быть, Ян прав, и от меня просто ужасно пахнет, — сказала я вслух. Я опустила руку в воду и брызнула на стрекозу, отдыхавшую на моем камне, — она казалась всего лишь прозрачной тенью, ее яркие краски померкли в темноте.
Я надеялась, что Джейми поспешит. Ехать день за днем рядом с ним на козлах фургона, видеть каждое движение его тела, когда он правит лошадьми, отмечать каждую перемену в выражении его лица, каждую его улыбку, — этого было достаточно, чтобы у меня ежеминутно чесались руки от желания коснуться его. Мы уже несколько дней не занимались любовью, спеша добраться до Чарльстона, и моей накопившейся страсти хватило бы на дюжину мужчин.
Дыхание теплого бриза коснулось меня, и все крошечные волоски на моем теле разом поднялись от его касания. Я провела ладонью по мягкой выпуклости своего живота, потом погладила нежную кожу между бедрами, там, где медленно и сильно билась кровь, в такт ударам сердца. Я прижала руку к влажной набухшей ложбинке, ноющей от нестерпимого желания.
Закрыв глаза, я слегка потерла несчастное местечко и пробормотала:
— Черт побери, да где же ты , Джейми Фрезер?
— Здесь, — раздался хриплый ответ.
От изумления мои глаза распахнулись во всю ширь. Он стоял в реке, в шести футах от меня, и его напряженная плоть темнела на фоне светлой кожи. Его волосы свободно падали на плечи, обрамляя лицо и подчеркивая его белизну, а глаза смотрели пристально, не мигая, как у нашего волка-собаки. Совершенная дикость, совершенная неподвижность.
Потом он шевельнулся и шагнул ко мне, исполненный желания. Его бедра были прохладными, как вода, когда он прижался ко мне, но через несколько секунд он уже согрелся и разгорячился. И его жар передавался моей коже, И снова моя грудь покрылась горячим потом, и скользила по его прижавшейся груди.
Его губы слились с моими, и я растаяла — почти буквально — в нем.
Теперь меня не заботила ни жара, ни то, что пот на моей коже смешался с его потом. Даже облака насекомых превратились в нечто совершенно незначащее. Я выгнула бедра, и он скользнул в родной дом, тяжелый и гладкий, и последние капли его прохлады растаяли в моем огне, как холодный металл меча превращается в жидкое пламя, попав в горн.
Мои руки скользили по его влажной спине, моя грудь сплющилась о его грудь, и пот уже ручьем стекал с полушарий, увлажняя живот и бедра.
— Боже, да твой рот такой же скользкий и соленый, как твое лоно, — пробормотал он, его язык принялся пробовать на вкус капельки пота на моем лице, нежно касаясь висков и век.
Я едва замечала, что лежу на твердом камне. Тепло дня поднималось из его глубины и переходило в меня, грубая поверхность царапала мою спину и ягодицы, но меня это ничуть не заботило.
— Не могу больше терпеть, — прошептал он мне в ухо.
— И не надо, — ответила я, крепко обхватив ногами его бедра, и плоть вжалась в плоть в кратком безумии экстаза.
— Мне приходилось слышать, что люди сгорают от страсти, — сказала я, глубоко вздыхая. — Но это глупость.
Джейми с легким стоном сожаления поднял голову, лежавшую на моей груди, рассмеялся и соскользнул с меня.
— Боже, да он горячий! — Он откинул со лба влажные волосы и глубоко вздохнул. — Как вообще местные жители занимаются любовью в такую погоду?
— Точно так же, как мы сейчас это делали, — заверила я его. Я еще не отдышалась, как и он.
— Они не могут, — твердо заявил Джейми. — Не часто. Они бы просто умерли.
— Ну, может, они делают это медленнее, — предположила я. — Или под водой. Или ждут осени.
— Осень? — задумчиво повторил он. — Пожалуй, мне не хочется жить на юге. А в Бостоне жарко?
— В это время года — очень, — твердо ответила я. — И чертовски холодно зимой. Но я уверена, ты привыкнешь к жаре. И к жукам.
— Может быть, — сказал он. — А может, и нет, но сейчас…
Он крепко обнял меня, приподнял — и мы, как два грациозных полена, покатились с камня прямиком в воду.

* * *
Мы снова лежали на плоском камне, влажные и прохладные, и последние капли воды испарялись с нашей кожи. На другом берегу реки ивы купали в воде свои листья, их кроны чернели на фоне опускающегося полумесяца. А за этими ивами, акр за акром, миля за милей, тянулись девственные леса, не более освоенные к этому времени, чем противоположный край континента.
Джейми проследил за направлением моего взгляда и угадал, о чем я думаю.
— Должно быть, сейчас все это выглядит не так, как в твое время? — он кивнул в сторону шелестящей тьмы.
— Да, немножко по-другому. — Я сплела свои пальцы с его. — Все дороги будут вымощены… не камнем, нет, их покроют ровным, гладким веществом… вообще-то его изобрел шотландец по имени Макадам.
Он недоверчиво хмыкнул.
— Так в Америке будут жить шотландцы? Это хорошо.
Я не обратила внимания на его замечание и продолжила, глядя в шевелящуюся тень, как будто пыталась рассмотреть там города, которые когда-то появятся на этой земле.
— В Америке будет множество всякого народа. Все земли будут освоены, отсюда и до западного побережья, до области, которая называется Калифорнией. Но сейчас… — я слегка содрогнулась, несмотря на окутавшее меня тепло, — сейчас там лишь три тысячи миль пустыни. И ничего больше.
— Ага, ничего, кроме тысяч кровавых дикарей, — рассудительно заметил он. — И всяких странных зверей, будь уверена.
— Да, верно, — согласилась я. — Полагаю, они там есть. — Эта мысль немного расстроила меня; безусловно, я смутно, теоретически знала, что леса здесь населены индейцами, медведями и прочими лесными обитателями, — но передо мной вдруг встала вполне реальная перспектива встретиться со всеми этими обитателями лицом к лицу, причем совершенно неожиданно.
— А с ними что будет? С дикими индейцами? — с любопытством спросил Джейми, тоже вглядываясь в темноту, и словно пытаясь различить будущее среди качающихся деревьев. — Их разобьют и отгонят куда-то, да?
И снова я содрогнулась, пальцы моих ног невольно поджались.
— Да, разобьют, — сказала я. — Просто убьют большинство из них. А многих посадят в тюрьмы.
— Ну, это хорошо.
— Как посмотреть, — сухо произнесла я. — Не думаю, чтобы сами индейцы были с этим согласны.
— Пожалуй, — кивнул Джейми. — Но когда кровожадный дьявол попытается содрать скальп с моей головы, я не стану интересоваться его точкой зрения по этому вопросу, Сасснек.
— Да, но ты не можешь их винить за это! — возразила я.
— Очень даже могу, — заверил он меня. — Если один из этих дикарей скальпирует тебя, я даже очень буду его винить.
— А… хм, — сказала я. Мне пришлось откашляться и предпринять новую попытку объяснения. — Ну, ты представь, что толпы чужаков явились на твою родную землю и делают там, что хотят, да еще и пытаются убить тебя и выгнать из родных мест, а?
— Они и явились, — очень сухо откликнулся Джейми. — Если бы не они, я бы и сейчас жил в Шотландии, а?
— Ну… — я окончательно запуталась. — Но я имела в виду… ты бы ведь тоже стал бороться при подобных обстоятельствах, верно?
Он набрал полные легкие воздуха и с силой выдохнул через нос.
— Если английские кавалеристы налетят на мой дом и нападут на меня, — заговорил он наконец, — я наверняка стану драться с ними. И я ничуть не стану сомневаться, убивая их. Но я не стану сдирать кожу с их голов и размахивать ею, и я не стану жарить на обед их причинные места, это уж точно. Я не дикарь, Сасснек.
— Я этого и не утверждала, — возмутилась я. — Я просто сказала, что…
— Кроме того, — добавил он с неумолимой логикой, — я вовсе не собираюсь убивать индейцев. Если они сами ко мне не полезут, я их ничем не обеспокою.
— Уверена, они были бы счастливы узнать это, — пробормотала я, решив, что на сегодня довольно.
Мы лежали, прижавшись друг к другу, под укрытием камней, слегка освещенных нежным, мигающим светом звезд. Я вдруг почувствовала себя ошеломляюще счастливой, но легкие опасения не оставили меня. Может ли длиться подобный восторг? Когда-то я считала, что «навсегда» — это само собой разумеется для нас, но тогда я была куда моложе…
Скоро, если будет на то Божья воля, мы можем наконец осесть на месте; найдем, где построить дом и устроить жизнь. Я ничего больше не хотела, но в то же время я тревожилась. После моего возвращения прошло всего несколько месяцев. Каждое прикосновение, каждое слово пока что переплеталось с воспоминаниями и в то же время чем-то походило на первые встречи.
А что будет, когда мы окончательно привыкнем друг к другу, живя рядом день за днем, занимаясь обычными делами?
— Ты от меня не устанешь, как ты думаешь? — прошептал Джейми. — Когда мы остановимся на месте?
— Я как раз думала то же самое о тебе.
— Нет, — оказал он, и в его голосе послышалась улыбка — Мне-то ты точно не надоешь, Сасснек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15