https://wodolei.ru/catalog/installation/Tece/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И не важно, что он натворил. Она просто не могла выгнать его из дома.
Оливия вспомнила о его ужасных шрамах. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять: этот человек перенес сильную боль – и телесную, и душевную. Господи, что же произошло с ним в тюрьме?
Оливия удивлялась, что ее это так волнует. Ведь этот человек – преступник. К тому же он, наверное, еще и пьет.
– Ах, почему? – воскликнула она в отчаянии. – Господи, почему же ты послал мне человека, побывавшего в тюрьме?
Но ответил вовсе не Бог.
– А что, мистер Конор сидел в тюрьме? – раздался голосок.
Оливия подняла глаза. Из ветвей дерева на нее смотрела Кэрри. Ох, эта Кэрри всегда оказывается там, где ее совсем не ждут и где ей не полагается находиться.
– Кэрри, что ты там делаешь?
Девочка показала книгу, которую читала, сидя на дереве, потом спросила:
– Значит, мистер Конор был в тюрьме? Но почему?
Оливия нахмурилась:
– Дорогая, не спрашивай об этом. Пожалуйста, спускайся.
Кэрри сняла очки для чтения и положила их в карман платья. Потом сунула книгу под мышку и ловко слезла с дерева – опыт у нее был большой. Оливия же, поднявшись с травы, строго проговорила:
– Кэрри, мне очень не нравится, что ты лазаешь по деревьям. Это неприлично для леди.
– Но я не леди, я девочка, – заявила Кэрри. – Так что же он натворил?
– Я не знаю, и меня это не касается. – Оливия взяла дочь за руку, и они направились к дому. – Я хочу, чтобы ты держалась от него подальше.
– Тебе мистер Конор не нравится, да, мама?
– Не нравится.
– А почему? Потому что он был в тюрьме?
«Потому что у него самые холодные глаза, какие я когда-либо видела».
– Да, поэтому.
– Но ты же не знаешь, почему он попал в тюрьму. Может, он ничего плохого и не сделал. Может, все было ошибкой.
– Ты такая молодая… – пробормотала Оливия.
Кэрри не поняла этого замечания и тут же проговорила:
– А вдруг он как тот герой в книжке, которую ты нам читала? Помнишь? Эдмон Дантес. Его посадили в тюрьму, а он ничего плохого не сделал, и он…
– Кэрри, хватит! – перебила ее Оливия. Остановившись, она повернулась к девочке и добавила: – Это была всего лишь придуманная история. В реальной жизни мужчины, побывавшие в тюрьме, не такие уж милые.
– Но, мама, ты всегда говоришь, что хороший христианин не осуждает других, – заявила Кэрри. – Хороший христианин всегда старается найти в других людях что-нибудь хорошее.
Оливия со вздохом ответила:
– Дорогая, все это совсем не так просто…
– А почему? – допытывалась Кэрри. – Разве мы не добрые христиане?
Оливия внимательно посмотрела на дочку. Иногда ей казалось, что Кэрри слишком умна для своих лет, и это очень ее беспокоило.
Они вошли в дом, и Кэрри тут же сообщила сестрам новость. Девочки обступили Оливию и засыпали ее вопросами:
– А он долго будет у нас в доме?
– А он, в самом деле, дурной человек?
– Может, он ограбил поезд? Он знает Джесси Джеймса?
– Он останется здесь, пока не заживут его ребра, – ответила Оливия. – А потом отправится своей дорогой. И я хочу, чтобы до тех пор вы все держались от него подальше.
После обеда она отправила девочек полоть огород и поставила на огонь чайник – тот чай, что приготовила для больного Бекки, уже остыл, и Оливия решила заварить свежий. Минут через десять она налила в тарелку супа, взяла чашку с чаем и, поставив все на поднос, отправилась в комнату Конора.
Он мирно спал, и, судя по всему, кошмары его не мучили. Оливия приблизилась к кровати и опустила поднос на столик. Порезы на лице больного заживали, и царапины исчезали. «Ему не мешало бы побриться», – подумала Оливия. А потом ей пришло в голову, что сейчас, когда Браниган спал, он не очень-то походил на преступника. Скорее он был похож на усталого человека, проделавшего долгий путь и много страдавшего. «Ах, как было бы хорошо, если бы он все-таки оказался тем мужчиной, который мне нужен», – неожиданно подумала Оливия.
– Но почему? – прошептала она. – Почему он оказался в тюрьме?
Внезапно глаза больного открылись – словно он услышал во сне ее шепот.
Оливия вспыхнула и, отступив на шаг, указала на поднос.
– Я принесла вам поесть. И чаю тоже.
– Если это то мерзкое зелье, что вы мне уже приносили, то заберите его, – пробормотал Конор сонным голосом. – Вот если бы у вас был глоток виски, тогда дело другое.
Виски? Значит, она была права. Он еще и пьет.
– Тут не гостиница, мистер Браниган, – заявила Оливия, доставая подушку из большого шкафа в углу. – Берите, что дают. А спиртного в моем доме не водится.
– Понятно, – проворчал Конор. – Знаете, вам не обязательно называть меня мистером Браниганом. У меня есть имя.
Оливия не собиралась называть его по имени. Снова приблизившись к кровати, она спросила:
– Сесть можете?
Конор стиснул зубы и с трудом приподнялся. На лбу у него выступил пот. Оливия сунула подушку ему за спину, потом взяла чашку и поднесла к его губам.
– Пейте медленно, – сказала она. – Нет смысла выплевывать это.
Конор пристально взглянул на нее поверх чашки; ему не понравилось напоминание о вчерашнем. Однако он подчинился и медленно выпил весь чай.
Оливия отставила чашку, затем она взяла поднос и осторожно опустила его на край постели, чтобы накормить больного супом. Но ему это не понравилось – Конор не желал, чтобы его кормили, словно он был беспомощным младенцем. Но выхода не было, сейчас он был слишком слаб и не смог бы сам держать ложку. Оливия продолжала его кормить, и в какой-то момент у него вдруг пробудились давно забытые воспоминания: он снова в Дерри, он снова мальчик, и квакерша из религиозного «Общества друзей» кормит его супом из соевых бобов, этой водянистой стряпней без мяса, которую британское правительство объявило самой подходящей пищей для голодающих бедняков. Конор на мгновение зажмурился и помотал головой, пытаясь отогнать эти воспоминания.
– Мне думается, нам с вами нужно поговорить, – неожиданно сказала Оливия.
Если бы она выплеснула на него ведро воды, ей не удалось бы так быстро вырвать его из прошлого. Заставив себя усмехнуться, Конор проговорил:
– Что ж, давайте побеседуем. Погода сегодня прекрасная. Немного жарковато, но думаю, все-таки терпимо, верно?
Оливия опустила ложку в пустую миску и внимательно посмотрела на него.
– Почему вы оказались в тюрьме? – спросила она. – Что вы натворили?
– А какое вам до этого дело? – с улыбкой осведомился Конор.
– Вы находитесь в моем доме, мистер Браниган, и это мое дело.
– Не беспокойтесь. Как только смогу двигаться, я уйду отсюда.
Но она смотрела на него все так же пристально.
– Вам потребуется пролежать еще несколько недель. А до тех пор вы будете находиться в моем доме и под моей опекой. Думаю, я имею право знать, что за человека я привезла к себе.
Она взяла его в свой дом. Она ухаживала за ним, кормила его, и он должен быть ей благодарен. Конор почувствовал себя виноватым и пробормотал:
– Вам хочется, чтобы я вам сказал: меня посадили в тюрьму по ошибке, я – невинный человек, белый и чистый как лилия, так ведь?
– Скажите мне правду, вот все.
Конор чуть не рассмеялся. Неужели эта женщина так наивна? Он уже открыл рот, собираясь выдать ей ложь, достаточно убедительную, чтобы прекратить эти расспросы, но тут она вдруг сказала:
– У меня трое детей, поэтому я спрашиваю…
Конор понимал, когда его посылали в нокаут. И теперь ему по-настоящему стало стыдно. Ведь было ясно: эта женщина тревожилась за своих девочек – только поэтому и донимала его вопросами.
Конор отвел глаза и, уставившись на трещины в потолке, пробормотал:
– Меня арестовали за попытку грабежа и за измену британской короне. Осудили же только за попытку грабежа. Я провел четырнадцать месяцев в дублинской тюрьме, а потом меня выпустили. И поверьте, я не собираюсь красть ваше столовое серебро или убивать вас в вашей постели, миссис Мейтленд.
Конор не ожидал, что такое простое объяснение удовлетворит ее. Он приготовился к новым вопросам, хотя и не собирался на них отвечать.
Но женщина больше не расспрашивала его. Поднявшись, она проговорила:
– Спасибо, что рассказали. Вы можете остаться здесь до тех пор, пока не заживут ваши раны. Но я была бы вам признательна, если бы вы воздержались от брани. – С подносом в руках она направилась к двери. Потом вдруг, обернувшись, сказала: – Кстати, я – мисс Мейтленд. Я не замужем. И никогда не была.
После этого неожиданного заявления она развернулась и вышла из комнаты.
Вернон сидел в своей конторе на лесопилке, когда Джимми Джонсон принес ему телеграмму. Он бросил мальчику монетку за труды, и Джимми, сунув монету в карман, проговорил:
– Спасибо, мистер Тайлер.
Мальчик вышел, весело насвистывая, а Вернон развернул телеграмму. Прочитав ее, он подошел к двери и прокричал:
– Джошуа! Быстрее сюда!
Едва лишь он уселся за письменный стол, как в контору вошел его управляющий.
– В чем дело? – спросил Джошуа Харлан, закрывая за собой дверь.
– Я только что подучил телеграмму из Нью-Йорка. Мой тесть хочет немедленно получить отчет о делах.
– И что же это значит?
– Должно быть, его компаньоны беспокоятся за железную дорогу, вот что. Черт возьми, разве кто-нибудь думал, что Оливия окажется такой упрямой.
– Вы уверены, что никак нельзя обойти ее участок?
Вернон открыл ящик и вытащил земельную карту.
Швырнув ее на стол, проворчал:
– Если сможешь найти путь, как проложить дорогу вокруг «Персиковой рощи», не проходя через Байю и не взрывая динамитом горы, будь добр, сообщи мне об этом.
Джошуа даже не стал смотреть на карту.
– Извините, – пробормотал он, усаживаясь на стул, – такого пути просто быть не может.
– Конечно, не может, – кивнул Вернон. – Вот, смотри… «Персиковая роща» – прямо на дороге. Так что Оливии придется продать эту землю.
– Она уже говорила вам, что не продаст. Что мы теперь будем делать?
Вернон полез в ящик, стоявший на столе, и достал сигару. Но закуривать не стал. Постукивая сигарой по столу, он надолго задумался. Вернон думал о потраченных деньгах и обо всех своих планах. Когда он женился на Алисии Джеймисон, он пообещал ее папочке, что они смогут заработать миллионы на Юге после войны. Уже тогда он знал, что Конфедерация погибнет и появится множество возможностей. В родной город Вернон вернулся состоятельным человеком. Он воспользовался деньгами Хирама Джеймисона, чтобы скупить все земли и все предприятия, которые смог прибрать к рукам. И теперь он определял жизнь тех людей, которые некогда смотрели на него сверху вниз. Не проходило и дня, чтобы он не испытывал удовольствия от этого.
Но у Вернона были более серьезные планы. Они с Хирамом скупили почти все земли, так как собирались построить собственную железную дорогу, проложить ветку от Монро до Шривпорта. Топографы и инженеры уже сказали ему, что по геологическим причинам невозможно провести дорогу через Каллерсвилл, но Вернон не обратил на это внимания. Он хотел построить совершенно новый город и уже выбрал место – в шести милях к северу, прямо у края персикового сада Оливии Мейленд. И теперь ему мешало лишь упрямство Оливии. Проклятие! Она могла все испортить.
Вернон вспомнил тот день одиннадцать лет назад, когда ее отец высмеял его, отказавшись выдать за него Оливию. И ее папочка даже пообещал его пристрелить, если он отважится ухаживать за ней. Спустя столько лет Вернон все еще слышал пьяный смех Сэмюела Мейтленда.
– Что вы собираетесь сказать мистеру Джеймисону? – спросил Джошуа.
– Правду, – ответил Вернон. – Скажу, что у меня все здесь под контролем. – Он откусил кончик сигары и сплюнул в медную пепельницу, стоящую рядом с креслом. – Я как-нибудь заставлю Оливию продать мне землю.
– Но как?
– Я поговорю с ней у церкви в воскресенье. И подниму цену, посмотрим, убедит ли это ее, – сказал Вернон, раскуривая сигару. – Если она и тогда не захочет продавать, придется применить более жесткие методы убеждения.
Джошуа поднял на собеседника свои выцветшие серые глаза.
– Если дело дойдет до этого, мне понадобится много денег.
– Если дойдет до этого, ты их получишь, – пообещал Вернон. – Непременно получишь.
Глава 6
Конору надоело лежать в постели. Бесконечно лежать, ничего не делая, только спать или думать, уставившись на стены, – это сводило его с ума.
Ему хотелось побыстрее покинуть этот дом. Ужасно, что про его страдания и позорные секреты узнали три невинные девочки и их пуританка-мать. Он не знал, как много поведал о своих переживаниях в Маунтджое, но в любом случае они услышали вполне достаточно.
И если наступает один из тяжелых периодов в его жизни, то он хотел бы преодолеть его по-своему. Один. А тут не боксерский ринг, где можно выпустить пар. Тут не безликий номер в гостинице, где он мог бы обрести пристанище. К тому же тут не было виски, которым он мог бы затуманить свой мозг.
Единственным развлечением была она – Оливия Мейтленд, приносившая ему подносы с супом, выносившая его ночной горшок и ничего больше не говорившая – про его кошмары, которые не давали ему уснуть в первые несколько дней. Она пыталась кормить его, а он протестовал, отказывался, не желал, чтобы его баловали, как грудного младенца. И теперь он ел сам, хоть это и стоило ему огромных усилий.
Его удивили слова хозяйки о том, что она никогда не была замужем. Конор пытался представить себе чопорную Оливию Мейтленд в роли «женщины с алой буквой», но ему это никак не удавалось. Девочки были приемными детьми – в том не было никаких сомнений.
Чтобы хоть чем-то занять его, Оливия принесла ему несколько книг. Но Конор не стал говорить, что не умеет читать, что никогда не ходил в школу. Школы и книги – это для детей богатых протестантов, у которых были наставники. О чтении он никогда не задумывался, но, перелистывая страницы одной из книг и разглядывая непонятные слова, вдруг подумал: хорошо бы научиться читать. Хотя, конечно же, чтение – это не для мужчины, зарабатывающего себе на жизнь на боксерском ринге.
Не желая постоянно спать и не имея других занятий, Конор пытался чем-нибудь отвлечься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35


А-П

П-Я