Конор внимательно посмотрел на малышку по другую сторону картофельной грядки. Он мог себе представить, что ждет в один прекрасный день Бобби Маккана. И пожалел бедного парня.
Пока Кэрри говорила с Конором о проступке Бекки, Оливия общалась со старшей дочерью, сидевшей напротив нее за кухонным столом.
– Это нечестно! – кричала Бекки, с вызовом глядя на Оливию. – Кэрри постоянно попадает в переделки, но ты ей ничего не говоришь!
– Неправда, говорю.
– Нет, правда. Она шпионит за мной, а потом доносит тебе. Но ты ее не ругаешь.
– Я потом поговорю с Кэрри, – ответила Оливия. – Но сейчас мы говорим не о ней. Мы говорим о тебе. Я попросила тебя присмотреть за девочками, а ты меня ослушалась. А если бы с ними что-нибудь случилось? Если бы Миранда ушла куда-нибудь? Если бы ее обидели?
– Миранду никто не обидит.
– Всякое может случиться. Бекки, я рассчитываю, что ты будешь помогать мне с девочками. Мне хотелось бы, чтобы ты была более ответственной.
– Почему это я всегда должна быть ответственной?! – взорвалась Бекки. – Почему я всегда должна быть хорошей? «Бекки, присмотри за девочками», «Бекки, принеси яйца», «Бекки, сделай то, Бекки, сделай это». Надоело!
Оливия с удивлением смотрела на дочь и даже не могла на нее рассердиться. Никогда за все шесть лет девочка не повышала на нее голос, а вот теперь… Что же с ней произошло?
– Значит, вот как ты все воспринимаешь? – пробормотала Оливия. – Я этого не знала.
– Да, вот так. Я больше не хочу быть хорошей, – заявила Бекки. – Не хочу, чтобы мне постоянно указывали, что я должна делать. Мне четырнадцать лет, и я достаточно взрослая, чтобы самой о себе подумать.
Оливия понимала, что им с дочерью серьезно нужно поговорить на эту тему, но она не знала, что именно говорить.
– Бекки, милая, ты, может быть, и считаешь, будто знаешь, что делаешь, но это не так.
Девочка нахмурилась, и Оливия поняла, что сказала не то. Откашлявшись, она вновь заговорила:
– Бекки, я люблю тебя и поэтому волнуюсь за тебя. Поцелуи – это…
Оливия умолкла и тяжело вздохнула. Господи, как же трудно говорить на эту тему! И как она может беседовать о жизни с невинной четырнадцатилетней девушкой, если сама в свои двадцать девять – такая же невинная?
Наклонившись над столом, Оливия сделала еще одну попытку разумно обсудить ситуацию:
– Видишь ли, Бекки, девочка в твоем возрасте не должна целоваться. Это может… – «Господи, дай мне сил». – Это может привести к нежелательным последствиям.
– Откуда тебе знать?! – закричала девушка. – Ведь у тебя никогда не было поклонника!
Оливия судорожно сглотнула.
– Да, это правда.
– У тебя поклонника не было, но это совсем не значит, что и у меня его не должно быть.
– Я и не говорю, что ты не можешь иметь поклонника. Я только говорю, что тебе еще рано. Тебе всего четырнадцать. У тебя еще все впереди. Вот исполнится шестнадцать…
– Шестнадцать?! – заорала Бекки. – Еще целых два года?! А что, если начнется новая война и все мальчики уйдут воевать? Я тогда останусь старой девой.
Это прозвучало так трагично, что Оливия едва удержалась от улыбки.
– Милая, никакой войны больше не будет. Хочешь верь, хочешь нет, но два года – это не так уж долго.
– Два года – это целая вечность!
– Тебе просто так кажется.
Бекки упрямо покачала головой, и Оливия решила пора проявить строгость.
– Ты недостаточно взрослая для прогулок с мальчиком, да еще без сопровождения. А что касается Джеремайи, то я считала его милым, вежливым мальчиком, но этот случай заставляет меня изменить свое мнение о нем. Думаю, будет лучше, если отныне вы не будете часто встречаться с ним.
– Что ты имеешь в виду?! – Бекки вскочила на ноги: волосы ее рассыпались по плечам. – А когда начнутся занятия в школе? Ведь мы с Джеремайей обычно заходим в лавку после школы. За мятными палочками…
– Да, знаю. – Оливия тоже встала. – Думаю, будет лучше, если некоторое время вы этого делать не станете.
– А я думаю; что ты – гадкая и противная!
Оливия почувствовала, что теряет терпение.
– Я этого не заслужила, Ребекка Энн, – резко ответила она – Оставим спор на эту тему. Ты пока не будешь никуда ходить с Джеремайей. Я намерена обсудить ситуацию с Лайлой и убедиться, что подобное больше не повторится.
– Что? – Совершенно обескураженная, Бекки уставилась на Оливию. – Ты не можешь так поступить. Это унизит меня. Джеремайя никогда больше со мной не заговорит.
– При данных обстоятельствах я нахожу это хорошим выходом.
Девушка тихо застонала.
– Как ты можешь так со мной поступать? Я тебя ненавижу. – Всхлипывая, она выбежала из кухни и с грохотом захлопнула за собой дверь.
Оливия же в очередной раз вздохнула.
– Быть матерью – это иногда ужасно утомительно, – пробормотала она.
Когда Конор открыл дверь и заглянул в кухню, Оливия стояла у стойки. В одной руке она держала миску, в другой – ложку и что-то размешивала в миске. На Конора она даже не подняла глаза.
– Всё в порядке? – спросил он.
– Понятия не имею, о чем вы. – Оливия поставила миску на стойку и потянулась за банкой с мукой.
– Судя по тому, как Бекки вылетела отсюда… Ох, я подумал, что снова началась война. И я послал за ней девочек, чтобы убедиться, что она не натворит глупостей. Например, не сбежит из дома.
Оливия промолчала. Конор переступил порог и вошел в кухню. Поставив ведро со сладким картофелем на коврик, он закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной, внимательно посмотрел на Оливию. Такой сердитой он не видел ее с тех пор, как она узнала, что он – профессиональный боксер.
– Так чем же провинилась бедняжка Бекки? – спросил он.
Оливия поставила банку с мукой на место. Не глядя на Конора, ответила:
– Думаю, Кэрри вам уже все рассказала.
– Да, все захватывающие подробности.
Она возмущенно воскликнула:
– Очень рада! Рада, что вам это кажется захватывающим. Уверяю вас, если бы у вас были собственные дети, они доставляли бы вам множество неприятностей.
Конор ухмыльнулся.
– Да, понимаю. Подобные ситуации – это проклятие всех матерей. Но что же вы теперь собираетесь делать?
– Собираюсь сделать так, чтобы это не повторилось, – решительно заявила Оливия. – Я хочу поговорить с мамой мальчика.
– Что? – Конор недоверчиво покачал головой. – Поговорить с его матерью? Но ведь парнишка окажется в очень затруднительной ситуации. Поговорите с ним, если считаете нужным, но оставьте его мать в покое.
– Пусть окажется в затруднительной ситуации. – Оливия вспыхнула. – Ему должно быть стыдно.
– Но почему? Парень всего лишь поцеловал хорошенькую девочку. Думаю, это вполне безобидно.
– Поцелуй – безобидно? – переспросила Оливия. – Но ведь это может привести к…
Конор скрестил руки на груди и пристально посмотрел ей в глаза. Оливия поджала губы и отвернулась.
– Бекки слишком молода для таких вещей, – сказала она, разбивая в миску яйцо. – Ей всего четырнадцать.
– Но ведь это был всего лишь поцелуй. Сколько лет было вам, Оливия, когда вы поцеловались в первый раз?
Она ничего не ответила. И Конор вспомнил предыдущий вечер, когда он коснулся пальцами ее губ, а она посмотрела на него так, словно впервые увидела. Да целовалась ли она вообще когда-нибудь? Ему вдруг захотелось получить ответ на этот вопрос. Да, он непременно должен был это узнать.
– Так сколько же, Оливия?
– Думаю, вас это не касается.
– А я думаю, что вы никогда еще не целовались.
– Нет, целовалась. – Она взяла бутылочку с ванилью, вытащила пробку и вылила ложку коричневой жидкости в тесто. – Дважды, – добавила она, порывисто отставляя бутылку. Ваниль брызнула ей на руки и на стол.
Конор громко рассмеялся.
– Два раза? Целых два раза?
В следующее мгновение в голову ему полетело яйцо. Но Конор не зря был профессиональным боксером. Реакция у него была отменная, и он сумел уклониться от удара. Яйцо пролетело у него над головой и разбилось о дверь. На пол сползли белок, желток и скорлупа. Он присвистнул, потом выпрямился и с ухмылкой проговорил:
– Отличный удар, только слабый. Хотите еще раз попробовать?
– Вам так нужно надо мной издеваться? – спросила Оливия с дрожью в голосе.
Он направился к ней, и она тут же отступила на шаг, упершись спиной в стойку.
– Ну давайте. – Конор раскинул в стороны руки. – Я готов.
– Что?
– Вы целовались целых два раза. Поделитесь со мной опытом. Покажите, как это делается.
– Не буду!
Он посмотрел ей в глаза и сокрушенно покачал головой.
– Так я и думал. На вашем счету нет ни одного поцелуя.
Оливия вскинула подбородок и с вызовом проговорила:
– Что ж, хорошо! – Приподнявшись на цыпочки, она коснулась губами уголка его рта и тут же отодвинулась. – Вот, видите?
– И вы называете это поцелуем? – Конор рассмеялся. – Дорогая, я не знаю, что это было, но уж точно не поцелуй.
Она покраснела и с обидой пробормотала:
– Нет необходимости смеяться надо мной. Не у всех есть ваша… ваша…
– Моя – что?
– Ваша способность грешить.
– Целоваться – это грех?
– Уверена, что грех, если целоваться так, как целовались бы вы.
Он громко расхохотался.
Оливия же, нахмурившись, добавила:
– Конечно, вы о поцелуях знаете все. Не сомневаюсь, вы целовали многих женщин.
Она хотела отвернуться, но Конор, упершись ладонями в стойку, поймал ее в ловушку. Наклонившись к ней, он пробормотал:
– А теперь моя очередь. Хотите, я покажу вам, как это делать правильно?
В глазах ее промелькнула паника. Но уже в следующую секунду она решительно покачала головой и сказала:
– Нет, мистер Браниган. Не хочу.
– А может, вы боитесь, что мой греховный поцелуй может развратить вас? – спросил Конор с усмешкой. – Но ведь не исключено, что вам понравится…
– Сомневаюсь.
Это было уж слишком. Он не мог оставить подобное замечание без ответа.
– Сомневаетесь во мне, да? – Конор прикоснулся губами к ее губам, и глаза ее в тот же миг закрылись. – Не думаю, что вы достаточно в этом разбираетесь, чтобы судить. – Он поцеловал ее в уголок рта и добавил: – Самое главное – не думать в этот момент о поцелуе.
Конор закрыл глаза, вдыхая аромат ванили, окутавший их обоих. Он почувствовал, как дрогнули губы Оливии, но она не шевельнулась. Однако и не оттолкнула его. Конор провел языком по ее крепко сжатым губам, и тут она вдруг тихо вскрикнула, и ее губы раздвинулись, раскрылись. Он на мгновение отстранился, но лишь затем, чтобы снова прижаться губами к ее губам, – и теперь он уже целовал ее по-настоящему.
Внезапно он почувствовал, как ее руки поднялись – словно она хотела оттолкнуть его. Но Конор тотчас перехватил ее руки, переплетая свои пальцы с ее пальцами, и Оливия тут же прекратила сопротивление.
Взяв ее лицо в ладони, Конор распустил ее волосы, и шпильки посыпались на стойку и на пол. И только тут он осознал: игра зашла слишком далеко. Сделав над собой усилие, Конор отстранился; он понимал, что должен остановиться, пока не поздно. Но Оливия тихо вздохнула так, словно была разочарована. И в тот же миг последние остатки разума покинули его.
Он принялся покрывать поцелуями ее подбородок и шею над строгим белым воротничком. Откинув за спину волосы Оливии, он стал легонько покусывать мочку ее уха. Почувствовав, как она задрожала, он обнял ее за талию и привлек к себе, стараясь прижаться к ней как можно крепче. Ему безумно хотелось уложить ее на пол, хотелось овладеть ею прямо здесь, на кухне. Положив ладонь ей на грудь, он снова поцеловал ее, на сей раз страстно и уже не ласково, а твердо и требовательно. Почувствовав вкус ее рта, он большим пальцем обвел ее округлые груди и через ткань ощутил ее ответ.
Внезапно она прервала поцелуй, судорожно хватая ртом воздух. Сквозь шум в ушах Конор расслышал, как она произносит его имя. Но разрешение это или протест? Он этого не понял. Зато понял, что вот-вот может утратить над собой контроль. И если это произойдет…
«Господи, что же я делаю?!» – мысленно воскликнул Конор. Он резко отстранился от Оливии и отступил от нее на несколько шагов. Что же с ним произошло? Неужели он лишился рассудка от одного лишь поцелуя?
Откашлявшись, Конор пробормотал:
– Знаете, если подумать, то, наверное, и впрямь следует поговорить с матерью этого мальчика.
Резко развернувшись, он вышел из дома и зашагал в сторону сада.
Глава 15
Когда Бекки через несколько часов вернулась домой, Оливия долго не решалась посмотреть ей в лицо – она чувствовала себя лицемеркой.
– Обед уже готов! – крикнула она вслед дочери, когда та направилась наверх.
– Я не хочу есть, – прозвучало в ответ.
Вскоре раздался стук – это хлопнула дверь в комнате Бекки. Оливия со вздохом привалилась к стойке. Какая же она лицемерка! Совсем недавно отчитывала дочь, а сама…
К обеду Бекки не вышла из своей комнаты. Кэрри же с Мирандой непрерывно болтали, а Конор держался так, будто ничего особенного не случилось. Оливию такое его поведение возмущало.
Ведь она все еще ощущала жар его губ. И даже воспоминание о его объятиях и поцелуях вызывало какое-то странное волнение. И чувство вины.
Украдкой поглядывая на Конора, Оливия спрашивала себя: «Ну почему же он держится так, будто никакого поцелуя и не было? Как он может быть таким спокойным, таким непринужденным после всего произошедшего? Впрочем, ничего удивительного. Он ведь сам говорил, что целовал множество женщин».
Отодвинув свою тарелку, Оливия встала из-за стола. Собрав на поднос обед для Бекки, она направилась в ее комнату. Постучалась, но дочь не ответила. Немного помедлив, Оливия открыла дверь и увидела Бекки на постели – она лежала, уткнувшись лицом в подушку. Девочка не подняла головы, когда Оливия вошла в комнату.
– Дорогая, я подумала, что тебе, возможно, захочется поесть.
– Уходи, – пробурчала в подушку Бекки.
Оливия поставила поднос на умывальник и подошла к кровати. Присев на край постели, она тронула дочь за плечо.
– Бекки, дорогая, думаю, нам нужно поговорить. Знаю, что тебе сейчас не очень хочется разговаривать, но мне нужно кое-что тебе сказать. А ты просто послушай меня. – Помолчав, она вновь заговорила: – Знаешь, я очень огорчилась, узнав о том, что случилось сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35