– Если бы я не знал вас так хорошо, то сказал бы, что вы в него влюблены. – Он бестактно усмехнулся. – А может быть, это не шутка?
– Я... я... – «Конечно, я влюблена в него. Влюблена уже много лет и буду влюблена до самого дня своей смерти». Но вместо того чтобы повести себя как Лотти и возразить, она отвернулась, вспомнив рассуждения Финеллы на эту тему.
«Но что плохого в том, чтобы быть влюбленной? – хотелось Шарлотте спросить у всех них. – Что предосудительного в том, что Себастьян любит меня?»
Она украдкой бросила еще один взгляд на Себастьяна, который сидел, улыбаясь мисс Берк и ловя каждое ее слово, каждый взмах ее желтого шелкового веера. «Пожалуйста, Себастьян, – взмолилась про себя Шарлотта, – посмотри на меня».
И, словно по волшебству, он подчинился и, подняв голову, без колебаний встретился с ней взглядом. На секунду он прищурился, а затем Шарлотта увидела ее – эту вспышку, эту связь. И больше того, она ее почувствовала, ощутила всем своим существом до самых кончиков ног, одетых в шелковые лодочки, словно его взгляд обжег голую кожу ее шеи тем же жаром, каким раньше его поцелуй пробудил ее.
И на его взгляд отреагировало не только это место, однако Шарлотта еще недостаточно превратилась в Лотти, чтобы признаться в этом.
Но Себастьян на этом не остановился. Подняв руку, он прочесал пятерней свои густые темные волосы, и Шарлотта почувствовала его движение – вспомнила его.
«Лотти, мне так нравятся твои волосы». Он запускает пальцы ей в прическу и торопливо вытаскивает шпильки, чтобы собрать все локоны в свои руки.
Ощущение было таким реальным, воспоминание таким живым, что Шарлотта подняла руку, чтобы коснуться волос пальцами и убедиться, что ее тщательно сооруженная прическа еще в порядке.
Но все равно у нее стало покалывать кожу головы, тело затрепетало, жадно требуя своей доли прикосновений, а Себастьян улыбнулся так, словно все понял.
Адский жар разлился по ее венам, и Шарлотта беспокойно подвинулась в кресле.
Рука Себастьяна двинулась вниз от головы к сюртуку, медленно и нежно поглаживая воображаемые волосы или кусочек ткани на груди.
У Шарлотты затвердели соски, а дыхание перехватило, как будто его пальцы проявляли к ней такое же неторопливое внимание. Как он это делал?
Нежный, обольстительный голос прошептал ей из глубины памяти; «Хочешь еще, Лотти? Тебе нравится, когда я так делаю?»
Шарлотте казалось, что ее соски вот-вот лопнут от желания, пока его пальцы медленно и завораживающе поглаживали сюртук.
«О, перестань», – хотелось ей сказать. Но лучше так, чем предаться распутному желанию опустить лиф платья, освободить мучительно болящие груди и заклинать его взять то, что ему нужно, умолять целовать ее набухшие соски, пока она не... «Мой Себастьян. О, прошу тебя, Себастьян». Воспоминания нахлынули на Шарлотту, как какие-то непонятные волны, раньше неведомые ей, а сейчас встречаемые с желанием, которого она не могла подавить.
Его нагое тело сплелось с ее телом. Блеск пота у него на спине и его соленый вкус у нее на губах. Широкая грудь и упругие мышцы бедер. Он перекатывает ее под себя и накрывает своим телом.
Погружается в нее и наполняет ее.
Ее бедра поднимаются ему навстречу. Ее и его потребности настолько сливаются, что она не знает, как их различить, и не хочет знать.
Шарлотта заерзала на сиденье, совершенно не представляя себе, как такое могло происходить, но одно она поняла совершенно точно – теперь она многое узнала.
Туманные образы и смутные воспоминания наполнили ее мысли.
От поцелуя Себастьяна она вся вспыхивает огнем, а его губы прокладывают жгучую дорожку по ее телу. Она раскрывается навстречу его прикосновениям, его разведке, мечтая только о том, чтобы быть его Индией, его дальним берегом.
Его дыхание, горячее и частое, касается ее сокровенного места, и по ее телу пробегает волна желания.
Нет, он не собирался целовать ее там. Он не мог... Это было бы...
О Господи!
Внезапно ее ужас, вызванный рассуждениями Финеллы о любви по-французски, показался Шарлотте глупым, потому что, если бы здесь был Париж, она бы носила треуголку с кокардой и восторженно и неистово выкрикивала бы «Vive la France!».
А когда его язык, коснувшись ее, проворно юркнул в расщелину, она снова выгнулась, и ее бедра, храня воспоминания, безудержно потянулись вверх к нему.
Шарлотта прекрасно понимала, к чему могли привести ее телодвижения. Она закрыла глаза и постаралась прогнать от себя эти воспоминания, попыталась остановить их поток, но не могла сделать ничего, кроме как сдержать трепетавшее внутри ее желание.
...он руками еще шире раздвинул ей ноги, а его язык с жадностью нырнул еще глубже, посылая пронзительные волны желания во все части ее тела.
В испуге взглянув на Себастьяна, Шарлотта встретилась со взглядом его горящих темным огнем глаз.
«О, Себастьян! Прошу тебя, Себастьян», – молило ее воображение.
Его губы медленно растянулись в улыбке, как будто он понимал ее мысли, знал о ее потребности и имел возможность даровать ей такое облегчение, такое наслаждение, каких она никогда не знала – до нынешнего времени.
До тех пор, пока она не пожелала этой любви и не открыла, что в ней заключено гораздо большее, а не просто его доброе отношение, не только букет оранжевых цветов.
Как она могла быть столь наивной? Шарлотта снова посмотрела на Себастьяна и поняла, что любовь не романтичная выдумка поэтов и страдающих от одиночества глупцов, а глубокая, бесконечная страсть, которая возникает между мужчиной и женщиной, когда они делятся друг с другом своими мыслями, пристрастиями и всеми желаниями.
«Прошу тебя, Себастьян. Ну, пожалуйста же, черт возьми!»
Он так же медленно кивнул ей и провел языком по губам.
«О Господи!» Шарлотта едва не задохнулась, когда внутри ее вырвались на волю остальные воспоминания, принеся с собой ту же сладостную радость, которую Лотти-на-портрете скрывала за своей таинственной улыбкой.
«Нет, это невозможно», – решила Шарлотта, стараясь перевести дыхание, хотя ее тело продолжало таять от удовольствия, волнами накатывавшегося на нее.
Затем зажегся свет, и зал наполнился громом аплодисментов. Первый акт закончился, но Шарлотта не уловила ни единой ноты из него.
Обратив взгляд к Себастьяну, она улыбнулась ему, вздохнув напоследок, и он ответил ей нежной улыбкой.
Но потом связь между ними прервалась, потому что мисс Берк посмотрела сначала на одного из них, потом на другого, поняв, что ее почти жених не уделяет ей того внимания, которого она заслуживает. Что-то сказав Себастьяну и не получив от него ответа, она резко взмахнула веером и уронила его ему на колени, и этот полет, подобно удару молнии, разделил двух влюбленных.
Себастьян взял веер из шелка и слоновой кости и галантно подал его хорошенькой маленькой наследнице. После обмена несколькими фразами гордая дебютантка бросила уничтожающий взгляд через зал, направив его, как пушечное ядро, в сторону Шарлотты.
«Он будет моим, – казалось, говорили ее холодные глаза, – полностью моим».
«Никогда. Никогда. Никогда!..» Что-то горячее и непокорное кольнуло Шарлотту в сердце.
Она сомневалась, что другая девушка получит много радости от украденного угощения для пикника, или от бешеной скачки в экипаже, или от джиги, отплясываемой после выигрыша в азартную игру, а тем более от ночей, проведенных за чтением Кольриджа. Но что гораздо важнее, она никогда не узнает его страсти.
Что сказала ей Куйнс, когда Шарлотта возмутилась всем этим?
«Позвольте ему любить вас, а остальное...»
Шарлотта улыбнулась, потому что теперь до конца поняла, что имела в виду Куинс – и что теперь ей самой делать.
Она тоже будет любить его, всем сердцем, всей душой и, уж несомненно, всем телом.
Глава 8
Можно волноваться, сидя в опере и предаваясь фантазиям, всплывающим из памяти Лотти. Но как пережить невероятную смесь тревоги и радости, охватившую ее, когда она в своей гостиной ожидала приезда Себастьяна.
По уверению Куинс, все, что нужно было сделать Шарлотте, – это вспомнить...
Обхватив себя руками, Шарлотта зажмурилась. Эти воспоминания заставили ее содрогнуться от кончиков перьев на шляпе до нарядных туфелек.
О, она обнаружила, что притворяться Лотти Таунсенд очень легко, и весь остаток вечера восторженно приветствовала стадо поклонников в фойе распутной улыбкой, а потом на протяжении второго акта беззастенчиво флиртовала с Рокхестом, в то же время ловя недовольный взгляд Себастьяна из противоположной ложи.
Но когда Рокхест помог ей спуститься из кареты и холод булыжной мостовой пробрался сквозь ее туфельки, Шарлотта, остановившись у нижней ступеньки, посмотрела на свой дом.
Ее дом. Подарок, который она получила за то, что была любовницей герцога, за то, что впустила его к себе в постель и позволила ему...
Шарлотта закрыла глаза и сказала себе, что это не она, это Лотти вела себя так постыдно. Но теперь она была Лотти, а это означало, что нынешней ночью Себастьян будет подниматься по этим самым ступенькам, ожидая того, что не имеет никакого отношения к мечтам, зато напрямую связано с атласными простынями и полным отсутствием одежды...
– Миссис Таунсенд, мэм?
Лотти обернулась и увидела на пороге гостиной служанку. О Господи! Неужели он уже пришел?
– Гм... – запинаясь, пробормотала она, стараясь придумать, что бы ей ответить. Возможно, ей помогло бы, если бы она смогла вспомнить имя служанки, но – увы.
– Я отнесла поднос этому герру Тромлеру, – переминаясь с ноги на ногу, заговорила девушка, – и если я вам больше не нужна, то пойду вниз к себе в комнату спать. Миссис Финелла сказала, что вернется домой поздно и я ей не понадоблюсь.
– Герр Тромлер?
– Да, немец.
Закусив губу, Шарлотта пожала плечами.
– Тот, из соседнего дома, – вздохнула служанка. – Вы сказали, что я обязана хотя бы раз в день кормить его, чтобы он играл для вас на своей скрипке.
Как по мановению волшебной палочки, из открытых окон полилась сладостная, волшебная мелодия.
– Это он? – Шарлотта стояла как завороженная.
– О да, мадам. Осмелюсь сказать, вы очень добры, что кормите его. На прошлой неделе хозяйка заставила его продать сюртук, чтобы заплатить ей за квартиру. – Наклонив голову набок, девушка с растерянным видом прислушалась. – Музыка красивая, но не думаю, что она стоит бифштекса.
Не стоит бифштекса? Закрыв глаза, Шарлотта слушала нежную мелодию. Нет, она стоит целой коровы. Шарлотта постояла еще некоторое время, размышляя, почему герр Тромлер не играет для высшего общества каждый вечер, не дает концерты для самого короля. Его музыка, такая чарующая, невероятно чувственная, успокоила ее страхи, заставила забыть обычное беспокойство о том, что нужно быть осмотрительной и скромной.
Пруденс! Ее имя Пруденс.
– Да, Пруденс! – вслух повторила Шарлотта.
– Да, мэм. Это все, мэм?
– О да. Простите. Не думаю, чтобы мне еще что-нибудь понадобилось.
– Быть может, только отворить дверь.
– Дверь?
– Да, мадам. Колокольчик звонит. Посмотреть, кто там? – У нее на лице было такое непроницаемое выражение, словно вовсе не удивительно, что кто-то наносит визит в столь поздний час.
Шарлотта испуганно вскинула глаза. Он здесь? Сейчас?
О Господи, как же пережить эту ночь?! Волшебная мелодия скрипки герра Тромлера, струившаяся из окна, постепенно притупила ее страхи, они улетели в ночь и оставили час удовольствию совершенно иного рода.
– Мэм? Дверь?
Колокольчик снова зазвонил, и Шарлотта резко повернула голову. А что, если он, как раньше высказалась кузина Финелла, «нагулял аппетит»?
Что ж, вероятно, пришло время это выяснить, и Шарлотта, сделав глубокий вдох, кивнула Пруденс:
– Да, пожалуйста, посмотрите, кто там.
Коротко кивнув, девушка оставила Шарлотту одну в окружении мягких романтичных звуков скрипки герра Тромлера.
Словно прикованная к месту, Шарлотта прислушивалась, как Пруденс открывает дверь, а затем до нее донесся бархатный голос Себастьяна, спрашивающего, дома ли миссис Таунсенд.
Все совершенно официально и пристойно, и Шарлотта рассмеялась бы, если бы не паника, поднимавшаяся внутри ее. Но лучше это, рассудила она, чем если бы он ворвался в дом, грубо забросил бы ее на плечо и понес наверх для ночи французского распутства.
«Qui. Oh, qui, – выкрикивала та бесстыжая часть памяти Лотти. – Tres bon!»
– Ну конечно, тебе легко так говорить, – пробормотала ей в ответ Шарлотта. – Но что скажу ему я?
Она повернулась и прошлась по комнате, слушая, как Пруденс берет у него пальто и шляпу, а Себастьян отпускает несколько игривых замечаний по поводу ее рыжих волос.
«Придумала. Мы немного поговорим – о погоде». Шарлотта представила себе картину наподобие той, что описана в одной из ужасных адаптации Шекспира, принадлежащей леди Уолбрук.
Себастьян: Чудесная ночь.
Шарлотта: Поистине, милорд. Исключительно теплая для этого времени года.
Себастьян: Пойдем в постель сейчас?
Шарлотта: Вы очень горячи и нетерпеливы.
Шарлотта постаралась подавить еще одну волну панического страха. Предложит ли он, или она сама должна пригласить его наверх?
Шарлотта зажмурилась, надеясь, что это он заявит о своей готовности поскорее подняться наверх, потому что совершенно не представляла, как ей удастся выдавить из себя хотя бы слово.
– Я не ослышался? Ты все еще кормишь герра Тромлера? Обернувшись, она увидела, что Себастьян в вечернем костюме стоит на пороге.
В синем сюртуке, кружевном шейном платке, свисающем поверх жилета, расшитого серебряными нитями, которые поблескивали в сиянии свечей, и в бриджах из буйволовой кожи, скроенных так – специально так, – чтобы подчеркнуть, что лорд Рокхест не единственный мужчина в обществе, которому не требуются подкладки, он был ослепительно красив.
Если одежда придавала ему блеск и особый стиль, то его искусно высеченная линия подбородка, черные волосы, темно-зеленые глаза и прямые, уверенно расправленные плечи делали его неотразимым.
По скромной оценке Шарлотты, Себастьян Марлоу был самым красивым мужчиной во всем Лондоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40