— Насколько мне известно, Генри действовал по собственной инициативе.
Человек, который, скорее всего, приказал ее брату рисковать, сидел рядом с ней. Однако у него не было причин отрицать, что он отдавал такой приказ. Или были? Полковник Уорд, кроме всего, один из немногих людей, которым был известен точный маршрут денег: когда деньги прибудут в Накитош, где они будут храниться, когда, как и кем они будут перевезены в Монро.
Она вела себя глупо. Томас Уорд был кадровым офицером армии Соединенных Штатов. Он никогда бы не опустился до такого предательства.
И в то же время ему, наверно, было непросто наблюдать, как другие люди обогащаются на ограблении поверженного Юга. Он намекал и раньше, что чувствует, как его используют эти сборщики податей. Кроме того, было очевидно отсутствие у него патриотического пыла в отношении линии Севера на Реконструкцию, чего можно было бы ожидать от человека в форме федеральной армии. Он был не первым из тех, кто готов служить и ваши и нашим в этой войне.
— Я все же не понимаю, — произнесла она, усилием воли пытаясь сохранить голос ровным, не допустить обвинительных тонов, — много ли людей знало о перевозке денег?
— Три-четыре человека. Какое это имеет значение? Если велось наблюдение, тяжелых седельных сумок было достаточно, чтобы вызвать подозрение.
— Тем более были причины дождаться вооруженного сопровождения.
— По идее да. Я не вижу тому, что произошло, какого-либо удовлетворительного объяснения. Это всего лишь один из тех случаев, которые постоянно происходят. Трудно оградить себя от них, когда люди, такие, как Шип и ему подобные, готовы идти на любой риск, чтобы заполучить желаемое.
Больше Летти не развивала эту тему, она перевела беседу на более светские разговоры, на книги и от них перешла к рассказу о ее занятиях с Рэнни и двумя мальчишками, потом, совершенно естественно, к воспоминаниям об ее учительстве. Их разговор шел легко, оживляясь смехом, они понимали друг друга. Во многом, может быть, из-за того, что полковник носил форму и смотрел на многие вещи по-военному, этот разговор не мог не напоминать беседы с Генри. К тому времени, когда они добрались до Сплендоры, ее сомнения в отношении полковника показались такими ужасными, что она готова была извиниться. Летти не сделала этого, но когда он спросил, может ли еще заехать, ответ ее был несколько теплее, чем мог бы быть при других обстоятельствах.
Они стояли у ворот, куда он проводил ее после того, как помог спуститься с коляски. На веранде никого не было, а ароматы, доносившиеся со стороны кухни, говорили о том, что все, наверное, собираются обедать. Полковник взял ее руку, провел большим пальцем по тыльной стороне ладони.
— Вы необычная девушка, мисс Летти. Поехать одной так далеко и посвятить свою жизнь и свои знания этим краям, Югу.
Она покачала головой с улыбкой:
— В семье меня считают своевольной, если не сказать, упрямой, как миссурийский мул.
— Я думаю, что вы чудо. Но я хотел бы предостеречь вас от поездок, таких, как та, которую вы предприняли к ручью. Я хотел бы оградить вас от соревнования, в котором и сам собираюсь принять участие. Люди узнали, что поблизости живет девушка, которая не только говорит, как они, но и более чем привлекательна. Очень скоро тетушке Эм придется взять палку и сгонять со своей веранды молодых людей в синей форме, как петухов с насеста.
— У нее это очень хорошо получится.
— Вы думаете, я шучу, не так ли?
— Ну, немножко преувеличиваете.
— Подождите, и вы увидите. И вам лучше повторить ту фразу, которой вас научила мама и которая начинается словами: «Но это так неожиданно!»
— Если только, — ее глаза блестели, — эта фраза не понадобится мне прямо сейчас.
— Я не обещаю, — он пожал ей руку и отпустил ее. Но вдруг он потянулся и положил палец ей на подбородок.
— Постойте немного спокойно, пожалуйста. Я вот уже час собираюсь кое-что сделать.
— Что? — она отпрянула, сразу насторожившись. Его голос дрожал от смеха:
— Не то, что вы думаете, хотя и этого мне более чем хочется. У вас перышко застряло между ресниц.
— Что застряло?
— Да пух. Стойте спокойно.
Через секунду она ощутила прикосновение к сомкнутым векам. Когда она открыла глаза, полковник осторожно продемонстрировал ей небольшую белую пушинку.
— Вот. Доказательство.
Он сдул пушинку, взял шляпу, которую держал под мышкой, и надел ее.
— Я скоро снова заеду.
— Приезжайте, пожалуйста, и привозите своих друзей, — откликнулась она, когда он повернулся и пошел прочь.
— Не надо так зло смеяться, — бросил он через плечо, но когда забрался в повозку и натянул поводья, на лице его была улыбка.
Летти помахала на прощание, затем повернулась и пошла в дом.
Сбоку от дома, от ствола отбрасывающей густую тень магнолии отделился и выпрямился Рэнсом. Он смотрел вслед повозке, взгляд его был обращен внутрь самого себя, хотя в жестких складках рта была покорность. Он не имел никакого права ревновать, никакого.
ГЛАВА 7
Свежие яйца на завтрак, только что из-под курицы — это замечательно. Куры начали кудахтать от гордости, что снеслись, уже с восходом солнца. Летти проснулась рано и отправилась собирать яйца по росе. Когда фартук, который она надевала, выполняя разные поручения, наполнился ими, Летти повернула к кухне.
Услышав возбужденные голоса, она замерла на полпути. Летти различила раздраженный говор Мамы Тэсс, с которым перемешивались более низкие звуки, издаваемые мужчиной. Летти меньше всего хотелось стать свидетелем чужой ссоры, но все же она не могла долго стоять со своей хрупкой ношей.
Тетушка Эм, принимавшая все близко к сердцу, вне всякого сомнения, найдет способ уладить препирательство. Летти с надеждой оглядывалась на дом, но никаких признаков появления пожилой женщины заметно не было. Даже появление Рэнни помогло бы, так как, когда он был рядом, Мама Тэсс ни на кого больше не обращала внимания. Он проснулся. Выходя из дома, Летти слышала движение в его комнате, но сейчас его нигде не было видно. Единственными живыми существами в поле зрения были пестрый кот, направлявшийся к ней по дорожке, чтобы потереться о ее ноги, да еще полдюжины цыплят, усердно копавшихся в растущей рядом траве.
Голоса замолкли. Летти подождала несколько секунд. Тишина. Она облегченно вздохнула, двинулась было вперед, но тут же снова остановилась. Мама Тэсс опять заговорила, ее голос дрожал от горечи:
— Тебя же убьют, вот что случится.
— Я должен помочь моему народу.
— Да ведь эти «саквояжники» используют тебя.
— Если они и используют меня, то я использую их. Наши мотивы различны, но хотим мы одного и того же — помочь освобожденным невольникам.
— Много ли ты сможешь сделать, если тебя убьют? Если хочешь кому-нибудь помочь, помоги своему сыну, Лайонелу, помоги мне, помоги людям здесь, в Сплендоре. Ты всем нам нужен, это как раз то место, где ты должен быть.
— Я ничем не обязан Сплендоре!
— Конечно, ты ничем не обязан! — бросила Мама Тэсс с мрачной иронией. — Разве что своей жизнью, которую мастер Рэнни тебе все время спасал, разве что своей ученостью, благодаря которой ты думаешь, что можешь стать сенатором…
— Представителем.
— Не поправляй меня, мальчишка! И не забывай: одежда, что на твоих плечах, куплена тетушкой Эм. Не говоря уже о куске хлеба, который кормит твоего сына и меня.
— Как же я могу забыть, ты же не даешь мне этого сделать.
— Я и не дам тебе ничего забыть, потому что еще кое-что помню, что такое благодарность, потому что вся эта свобода на самом деле означает лишь то, что мы сами должны о себе заботиться. И еще я немного знаю белых. Янки и наша черная шваль им все уши прожужжали о том, что они должны делать. И тебе не надо иметь никаких дел с этой сворой. Если ты будешь продолжать все по-прежнему, то однажды ночью придут люди в белых простынях и повесят тебя на первом же дереве.
— Я не боюсь их.
— Замечательно, но это не спасет твою шею от веревки, а я не для этого тебя растила!
Это был ее сын, Брэдли, бывший слуга Рэнни. Именно с ним разговаривала Мама Тэсс. Будет ужасно неловко, если ее застанут за подслушиванием. Летти огляделась; ей не удастся проскочить мимо открытой двери кухни незамеченной, но она может обойти кухню сзади и разгрузить полный яиц фартук в столовой. Она шагнула назад и наступила на пестрого кота. Кот взвыл, вцепился ей когтями в ногу, а потом с шипением бросился прочь. Три куренка, которые рылись в земле и что-то клевали, осторожно поглядывая на кота, кудахтая, взмыли вверх. Летти отпрянула от хлопающих крыльев, потеряла равновесие и плюхнулась на землю. В переднике послышался зловещий хруст.
С верхней веранды дома донесся звонкий ребячий смех. Летти взглянула вверх и увидела Лайонела, который перевесился через перила и показывал на нее. В это время Рэнни, пытаясь скрыть улыбку, вышел из дома и сбежал вниз по лестнице. Лицо Летти мгновенно запылало, этот жар совсем не могло охладить что-то холодное и липкое, стекающее по подолу. Никогда в жизни на нее не сваливалась целая волна унижений, как здесь, с самого ее приезда в Луизиану. Она отказывалась это понимать. До приезда сюда ее жизнь протекала спокойно и размеренно. Может быть, скучно, но благопристойно и вполне надежно. Она чувствовала, что лишилась этой надежности заодно с уважением к самой себе. Летти не понимала, как это могло случиться. Одно следовало за другим. Она совершала ошибки и расплачивалась за них. И цена расплаты, как она обнаружила, когда сидела на земле и боролась с желанием разрыдаться, была выше, чем она могла предположить. Рэнни остановился перед ней и опустился на колено. Одной рукой он взялся за углы, другой за верх ее фартука.
— Развяжите тесемки, — сказал он.
Она сделала, как он просил. Рэнни поднял его левой рукой, как мешок, а правую протянул ей, чтобы помочь встать. Летти подала ему руку и робко улыбнулась. Сила, с которой он оторвал ее от земли, оказалась для нее неожиданной. Она прильнула к нему, не сумев остановиться, и отстранилась только через мгновение.
Рэнни стоял и держал ее за руку, все еще ощущая прикосновение к руке ее упругой груди, вглядываясь в нежно-розовый цвет ее щек, влагу, которая оживила ее глаза и сделала их огромными и яркими, в ее слегка раскрытые губы. По нему прошла волна желания такой силы, что он чувствовал себя глупым и несмышленым, каким только хотел казаться.
— Мистер Рэнни? Что происходит? Идите сюда оба, я сделаю вам завтрак, и дело с концом.
Благослови Бог Маму Тэсс, подумал Рэнни. Она хоть и старая мегера, но мудрая женщина. Он отпустил Летти и отступил, пропуская ее вперед, затем последовал за ней на кухню.
Сын Мамы Тэсс Брэдли, взявший себе фамилию Линкольн, был среднего роста, крепок и хорошо сложен. Он был очень похож на свою мать, кожа его была темно-коричневой, лицо четко очерченным, а в глазах светился живой ум. Он поприветствовал Рэнни тепло и непринужденно, а Летти встретил несколько настороженно. Он заговорил с ней, демонстрируя довольно грамотную речь и несколько натянутый интерес к ее ответам.
— Итак, вы новая учительница? Ну, и как вам показался Юг?
— Трудно сразу сказать, — ответила она, в некотором замешательстве от столь прямого вопроса.
— Не совсем таким, как вы думали?
— Да, не совсем таким.
— Без замков с башнями, позолоченных экипажей и распростертых ниц бывших рабов, поющих хвалу за освобождение от цепей? Для этого вы несколько запоздали. Все, что осталось — руины, да тяжкий труд, да аристократия в лаптях, — если не считать рыцарей в белых простынях вместо лат.
— Брэдли! — Мама Тэсс посмотрела на сына и покачала головой.
— Я приехала сюда, чтобы работать. — В словах Летти было спокойное достоинство.
— А я думал, вы приехали сюда из-за брата, а учительство — это просто так.
— Брэдли!
На этот раз предостережение в голосе Мамы Тэсс звучало сильнее. Она стояла у стола, за которым они все сидели. Перед ней были две чаши. В одной находились разбитые яйца, все еще в фартуке с завернутыми углами, другая была приготовлена для неразбившихся яиц. Мама Тэсс выбирала их.
Летти охватило раздражение. Отчасти оно было вызвано тоном вопросов, отчасти тем, что этот человек прав. Она нахмурила брови.
— Вы хотите сказать, мистер Линкольн, что вам не нужна помощь?
— Я хочу сказать, что устал от всех этих людей, которые приезжают и говорят, что хотят помочь, а на самом деле пекутся лишь о своих интересах.
— Полегче, Брэдли! — прикрикнула Мама Тэсс, но отреагировал на эти слова скорее Рэнни, а не ее сын.
Летти оставила без внимания их переглядывания.
— Уверяю вас, я не пекусь ни о каких своих интересах! Но если вы получаете помощь, столь необходимую вам, разве имеют какое-то значение мотивы, с которыми она связана?
— Они имеют значение потому, что вы, мисс Мейсон, и подобные вам никогда не поймете, что мы, может быть, и были рабами, но у нас есть своя гордость. Но прежде всего потому, что мы — тоже южане.
Летти некоторое время смотрела на него, потом глаза ее потеплели от появившейся в них улыбки.
— Да, я, кажется, понимаю. Скажите, когда вы с Рэнни были на войне, вам приходилось стрелять во врага?
— Этого от меня не требовалось. Но когда вы находитесь среди солдат, а в руках у вас ружье, которое вы перезаряжаете, а на холм, где вы стоите, волной накатываются две тысячи человек в синих мундирах, которые сделают все, лишь бы убить вас, вряд ли вы задумаетесь об истинных целях их появления. Вы будете думать только о том, как остаться в живых.
Рэнни, сидевший ближе всего к Маме Тэсс, потянулся, взял яйцо из ближней к нему чаши и стал вертеть его в руке.
Летти опять заговорила:
— Вы спасли жизнь своему хозяину, когда он был ранен, и, по-моему, были вместе с ним в лагере для военнопленных?
— Если вы хотите сказать, что я не такой, как все, то вы ошибаетесь. Таких, как я, были тысячи. Если я спас Рэнсома, то он делал то же самое для меня десятки раз. Что же мне было делать, когда его ранили? Бросить? Я был его слугой со времен, когда он еще лежал в колыбели. Мы выросли вместе. Мы были, как Дон-Кихот и Санчо Панса, всегда в поисках подвигов, чем отчаяннее, тем лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48