купить смеситель для ванны 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Он направился к обеденному столу, который стоял в углу, и передвинул его на середину комнаты, ближе к огню. Дотянувшись до стула с прямой спинкой, он переставил его на одну сторону стола, а потом повернулся к креслу у камина. Наклонившись, он легко поднял его и поставил у стола напротив стула.
Аня рассеянно следила за его движениями. Красная фланелевая рубашка, которую она прислала ему, плотно облегала спину и плечи, когда он наклонялся, подчеркивая упругость мышц. Отлично сшитые брюки со штрипками плотно обтягивали мускулистые ноги и стройные бедра. Он двигался с грацией хищника. В нем таились сила и опасность, а также безрассудная решимость. Наблюдая за ним, Аня испугалась, что допустила ошибку, уступив его настойчивости.
Он повернулся к ней и, поклонившись, указал жестом на кресло.
– Прошу.
Встретившись с ним взглядом, она покраснела из-за того, что только что думала о нем. Она опустила ресницы и, поправляя юбки так, чтобы сложить кринолин и не помять шелк, осторожно села в кресло. Он подождал, пока она устроилась поудобнее, а затем подвинул тяжелое кресло ближе к столу. Ладонью он слегка задел ее руку, и она бросила на него удивленный взгляд, ощутив обжигающий жар этого прикосновения.
Цепь прогромыхала по полу, когда он проходил к другой стороне стола и занял место напротив. Она отвела от него взгляд, но при этом чувствовала, что он на нее смотрит. Ее изумляло, насколько, глубоко чувствует она его присутствие. Никогда раньше она так остро не ощущала близость мужчины, и конечно же, она на испытывала такого чувства, вызывающего неловкость и смущение, по отношению к Жану. Аня попыталась уверить себя, что это вызвано обстоятельствами, ее неприязнью к Равелю, воспоминаниями о прошлом, которое связывало их, и необычной ситуацией в настоящем. Но полной ясности у нее не было. Что-то было в самом этом человеке, что всегда неблагоприятно влияло на нее. Так было и в те давние дни ее помолвки, когда Равель был другом Жана.
Желание выйти из этого состояния было настолько велико, что она подсознательно вновь вошла в роль радушной хозяйки.
– Мы говорили утром об Уильяме Уокере, – сказала она с холодной улыбкой. – Ты ходил на встречу Общества друзей Никарагуа на прошлой неделе?
Прежде чем он ответил, по его лицу промелькнула тень удовольствия от предпринятой ею хитрости.
– Да, я был там.
– Не был ли ты, случайно, одним из выступавших?
– Случайно, был.
– Твои симпатии были на стороне Уокера, я полагаю.
Он снова наклонил голову.
– Говорят, что он может предстать перед судом за нарушение законов о нейтралитете. Как ты думаешь, он будет осужден?
– Это будет зависеть от того, где состоится суд. Если в Вашингтоне, то это вполне возможно. Если же здесь, в Новом Орлеане, где он пользуется самой большой поддержкой, то вряд ли.
– В последнее время ходит много различных слухов о людях, которые сражались с Уокером в Центральной Америке. Говорят, что именно они являются силой, скрывающейся за тайным Комитетом бдительности.
На какой-то момент его лицо застыло. Он смотрел на нее внимательным изучающим взглядом. В его душе зародилось страшное губительное подозрение, и он почувствовал, что должен разобраться в этом.
– Просто удивительно, что ты находишься в курсе всех последних событий!
– Удивительно для женщины, ты хочешь сказать.
– Немногие женщины интересуются тем, что происходит за пределами семейного круга.
– Я хочу знать, что происходит вокруг и почему. Я не права?
– Вряд ли. Это просто удивило меня.
Его ответ был всего лишь отвлекающим маневром, с помощью которого он попытался отвлечь ее от заданного вопроса. Она безыскусственно улыбнулась и сказала:
– Возвращаясь к Комитету бдительности, ты знаешь что-нибудь об этом?
– Бдительность к кому или чему? Что-нибудь слышно об этом?
– К бесчестным чиновникам и полиции Нового Орлеана, подкупленным и оплачиваемым партией «Ничего не знающих».
– Ясно. И ты одобряешь это?
Резкость, с которой он задал свой, вопрос, поразила ее. Аня гордо подняла подбородок и сказала:
– Не могу сказать, что я не одобряю. Мне кажется, что кто-то должен что-нибудь сделать.
Он ошибался. На его плотно сжатых губах появилась улыбка, а темные глаза засветились от удовольствия.
– Я должен был знать, что женщина, готовая добиваться своей цели самыми нетрадиционными способами, не станет обвинять других в том, что они поступают подобным же образом.
Аня не успела ответить. Их беседа была прервана появлением Марселя, который принес огромный серебряный поднос, уставленный блюдами. Он поставил перед ними густой суп из креветок и крабов в темно-коричневом соусе. Кроме того, на столе оказались жареный цыпленок в устричном соусе с кукурузными лепешками, бифштекс из оленины с рисом и несколько сортов сыра. В белую салфетку были завернуты французские булочки, а на десерт был подан напиток из черники, законсервированной прошлым летом, с сахаром и взбитыми сливками. На подносе стояли хрустальные бокалы и бутылка вина, кофейник на серебряной подставке, под которой горела свеча, чтобы кофе оставался горячим.
Марсель наполнил бокалы и отставил бутылку в сторону. Он еще раз окинул взглядом стол, как бы убеждаясь, что на столе все – от серебряных приборов и тонких фарфоровых тарелок до маленьких солонок с воткнутыми в них крошечными ложечками. Он поклонился.
– Что-нибудь еще, мамзель?
– Нет, спасибо, Марсель, это все.
– Мне остаться, чтобы прислуживать вам?
– Думаю, мы сами справимся.
– Может быть, мне послать за вами экипаж через полчаса, на тот случай, если скоро начнется дождь?
– Не нужно. Я не думаю, что он начнется так скоро.
В тот же момент она пожалела, что произнесла эти слова. Забота о людях, которые служили ей, людях, которые сами могли устать или проголодаться, была настолько присуща ей, что она ни на мгновение не задумалась над предложением Марселя и над тем, что скрывалось за ним. Марсель, возможно, по совету своей матери, хотел предложить ей пусть небольшую, но защиту либо своим присутствием, либо скорым прибытием ее кучера. Сейчас Аня уже не могла изменить принятое ею решение, чтобы тем самым не выразить открыто свое недоверие к пленнику. Со смущением наблюдала она, как Марсель, поклонившись, выходит из комнаты.
Когда он вышел, она попыталась успокоиться. Она позволила воображению зайти слишком далеко. Ей ничто не угрожает. Человек, сидящий напротив нее, прикован к стене цепью. Что он сможет сделать?
И все же он угрожал ей. Вдобавок ко всему, она вовсе не была уверена в том, что мужчина, подобный Равелю Дюральду, так легко смирится со своим положением пленника. И что он не предпримет серьезной попытки сбежать, чтобы ради своей чести вовремя появиться на месте дуэли. Ей следует быть осторожней.
У нее пропал аппетит. Она едва справилась с супом, а жареного цыпленка всего лишь пару раз ковырнула вилкой.
Она отпивала небольшими глотками вино и была довольна тем, что руки заняты, а вино немного согревает изнутри.
Она стала припоминать какую-нибудь безобидную тему для разговора, но не смогла наши ничего подходящего. Тишина нарушалась только стуком приборов о тарелки и все сильнее приближающимися раскатами грома.
Равель также ощущал витающее в воздухе напряжение, но, казалось, находил в этом удовольствие. Он ел с какой-то безжалостной методичностью, отламывая своими сильными пальцами небольшие кусочки хрустящих булочек, аккуратно отделяя ножом мясо цыпленка от костей, затем перейдя к бифштексу. Аня налила кофе в чашки. Равель доел десерт, откинулся на спинку стула, держа в руках чашку и бросая на Аню взгляды поверх края чашки в те моменты, когда отпивал крепкий черный кофе.
Наконец он поставил свою чашку на стол. Задумчиво, но все же с нотками обвинения в голосе сказал:
– Так что же с любовью?
Анина чашка покачнулась на блюдце. Она торопливо поставила ее на стол.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты сказала днем, что тебя не интересует ни брак, ни дети. Но любовь? Или ты собираешься оставаться всю жизнь девственницей?
Креолов нельзя было назвать сдержанными в интимных вопросах. Аня сама слышала, как в присутствии мужчин женщины описывали свои брачные ночи и во всех подробностях рассказывали об ужасных муках и страданиях при родах. Мадам Роза жаловалась всем на те мучения, которые она испытывает во время болезненного изменения своего жизненного цикла, и все, включая и Гаспара, сочувствовали ей. Селестина же могла совершенно спокойно сообщить Муррею, что не может поехать кататься в экипаже или верхом из-за месячных. Креольские леди удивлялись нежеланию англосаксонских женщин обсуждать подобные вещи публично. Ведь это все так естественно! И все же Ане никогда не удавалось в полной мере избавиться от присущих ей представлений о существовании сугубо личных проблем и вопросов.
Нахмурившись, она сказала:
– Это не твое дело.
– О, я думаю, что мое. Я чувствую себя ответственным за твое одиночество.
– Пусть это тебя не беспокоит.
– Это невозможно. Из-за того, что случилось той ночью семь лет назад, мы стали такими, какие мы есть сейчас. Хочешь ли ты признать это или нет, но между нами существует определенная связь. Необходима она нам или нет, но эта связь существует.
В небе над хлопковым сараем вспыхивали молнии, их призрачный белый свет заливал комнату. Спустя мгновение над их головами оглушительно загрохотал гром, а затем затих и стал отдаляться. Сразу же после этого по крыше застучал дождь, В камине зашипело и затрещало, когда дождевые капли попадали в него через трубу.
Аня ощущала озноб, прислушиваясь к шуму холодного дождя и вспоминая слова Равеля, произнесенные им глубоким пророческим голосом. Неожиданно ей показалось, что отсюда так же далеко до главного дома, как до луны. Эта мысль о затерянности их убежища пришла внезапно.
Она почувствовала, что ее пальцы сковали ручку кофейной чашки. С усилием она заставила их расслабиться, поставила чашку и скрестила руки на груди.
– Ты чувствуешь эту связь, правда?
Она поняла, о какой связи он говорит, хотя ей казалось, что она заключается во взаимном неприятии. Но даже это чувство она считала слишком личным, чтобы признаться Равелю в его существовании.
– Нет, – торопливо сказала она. – Нет.
– Ты чувствуешь, но не хочешь признаться в этом. Ты боишься меня и пытаешься прикрыть свой страх гневом. Почему? Почему ты меня боишься?
– Я не боюсь тебя, – ответила она, вынужденная сказать то, что при других обстоятельствах сказать бы не решилась. – Я ненавижу тебя!
– Почему?
– Для тебя это должно быть очевидно.
– Действительно? А если бы Жан убил меня тогда ночью, ты бы тоже обвинила его точно таким же образом? Ты бы называла его убийцей, бешеным псом, который знает только, как убивать других?
Произнесенные им слова пробудили в ней какие-то смутные воспоминания. Неужели она действительно сказала их ему в ту ночь, когда он пришел сообщить ей о смерти Жана? Должно быть, ему было очень больно, если он так хорошо запомнил их.
– Ты молчишь. Значит, ты так не поступила бы. Значит, твоя ненависть основывается на каких-то личных мотивах. Возможно, это мое происхождение или, скорее, его отсутствие.
– Конечно, нет, – резко ответила она, обеспокоенная гораздо больше, чем сама признавалась себе в этом, безжалостными вопросами и тем направлением, которое приняла их беседа.
– Тогда остается всего лишь одна возможность. Ты чувствуешь существующее между нами влечение, которое зародилось очень давно, задолго до смерти Жана. Ты чувствуешь его, но боишься себе в этом признаться. Ты боишься, так как это может означать, что ты вовсе не сожалеешь о смерти своего жениха.
Аня вскочила на ноги так резко, что задела стол, ее чашка перевернулась, и на скатерти стало медленно растекаться темно-коричневое пятно пролившегося кофе. Но она даже не задержалась, чтобы бросить взгляд на стол, а, оттолкнув кресло, быстро повернулась и направилась к двери.
Звон цепи предупредил ее о его намерениях, но в своем вечернем платье, да еще в таком количестве нижних юбок она не могла бежать достаточно быстро, чтобы ускользнуть от него. Он схватил ее сзади за руку и резко развернул к себе. Тут же, предупреждая ее возможные движения, он сомкнул пальцы на ее другой руке.
Она попыталась вырваться, но в его солдатских руках было больше силы, чем она когда-либо в своей жизни встречала. Ее охватила ярость. Сжав зубы, она сказала: – Отпусти меня!
– Ты действительно ждешь, что я это сделаю?
Равель какое-то время смотрел прямо в ее горящие гневом глаза, а затем перевел взгляд на ее раскрасневшиеся щеки, трогательный изгиб шеи и ниже, туда, где в глубоком декольте платья взволнованно подымались и опускались белые округлые груди. Желание прижать губы к этой соблазнительной мягкости было так велико, что у него даже слегка закружилась голова. Пытаясь овладеть собой, он еще сильнее сжал Анины руки.
Аня задохнулась от боли.
– Мерзавец!
Его лицо окаменело. Резко наклонившись, он поднял ее на руки и быстро повернулся, взметнув бело-розовый вихрь ее юбок. Анина шаль соскользнула с плеч и упала прямо на его кандалы, угрожая запутаться у него в ногах, но он нетерпеливо отбросил ее и направился к кровати.
– Нет! – закричала Аня, увидев, куда он направляется. Она изогнулась у него на руках и сначала попыталась оттолкнуть его, а затем даже выцарапать ногтями глаза.
Он тихо выругался и швырнул ее на толстый ватный матрац. Она тут же выпрямилась и попыталась отодвинуться от него, но он оперся коленом о кровать и, обхватив ее одной рукой, заставил лечь рядом с собой. Она кулаками била его по голове и плечам. Он поморщился, когда она попала ему в скулу, но тут же схватил ее кулаки, завел руки ей за спину и зажал их там одной рукой. Затем он повернулся и положил свою ногу сверху на обе ее ноги, заставив ее, таким образом, лежать неподвижно.
Она смотрела на него глазами, потемневшими от гнева и страха, в котором она не хотела сама себе признаться. Надавившая тяжесть заставляла ее прерывисто дышать, и она чувствовала, как по телу пробегает сильная дрожь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54


А-П

П-Я