Но я не знаю, о чем они говорили. Что касается меня, то я с понедельника мало виделся с Джимом. А в те минуты, когда мне удавалось перекинуться с ним парой слов, речь в основном шла о том, какие меры я предпринимаю для его безопасности. Врачи советовали не очень тревожить его, и я считал, что еще рано сообщать ему о предложении Гузика.Утром в субботу я выехал из офиса на нашей служебной машине. Сначала я двигался по Стейт-стрит, а затем свернул на боковые улицы, иначе я бы не пробился через многолюдную толпу участников негритянского фестиваля Бад Билликенс, которые начинали собираться на 29-й улице, откуда должно было начаться праздничное шествие. Бад Билликенс был мифическим героем, выдуманным журналистами негритянской газеты «Чикаго Дефендер» – чем-то вроде чернокожего Санта-Клауса. Сегодня как раз должна была состояться праздничная процессия, на которой обычно присутствовало чуть ли не все черное население Чикаго.Я прибыл в больницу в восемь часов, сменив осоловевшего Уолта Пелитера, который был на дежурстве с полуночи, и впервые встретил доктора Снэйдена. Он был семейным врачом Рэйгенов в Майами, а сейчас находился в Чикаго. Вместе с нынешним семейным врачом Рэйгенов – доктором Графом – он занимался сейчас лечением Джима.Это был худой, загорелый мужчина лет сорока пяти в очках с толстыми стеклами, которые неестественно увеличивали его глаза.– Не знаю, как нам до сих пор не удалось встретиться, – сказал я, пожимая ему руку. – Я проводил здесь почти все вечера.– А я бываю здесь в основном днем, – сказал он, слегка улыбнувшись. Он был похож на человека, который не часто улыбается.– Вы знаете, у меня такое ощущение, что мы с вами где-то раньше встречались.– Мы встречались очень давно, мистер Геллер, в Майами.Я щелкнул пальцами.– Вы были одним из врачей Сермака?– Все верно, – сказал он. – Я был личным врачом мэра Сермака в Майами. Жалею, что не смог сделать для него больше.– Пути Господни неисповедимы. Как, по-вашему, идут дела у Джима? Он пожал плечами:– Трудно сказать. Вчера он хорошо перенес операцию. Он будет владеть правой рукой лучше, чем можно было ожидать. Однако ему предстоит еще несколько операций по пересадке кожи. Я думаю, Джиму придется провести здесь как минимум несколько месяцев.Это означало, что детективному агентству А-1 предстояли еще долгие дни круглосуточных дежурств. С другой стороны, Джим был миллионером, и на счет агентства исправно поступали деньги.– Вы думаете, он сегодня достаточно хорошо себя чувствует, чтобы я смог с ним поговорить?– Он сейчас сидит на кровати и пьет сок. Я думаю, он будет рад видеть вас, мистер Геллер.– Спасибо, доктор. Я желаю, чтобы с Джимом у вас все прошло удачнее, чем с покойным мэром.– Я постараюсь, – сказал он, усмехнувшись. – С другой стороны, насколько я помню, вы были телохранителем мэра Сермака. Скажите, все ваши клиенты в конце концов получают пулевые ранения, как в нашем случае?– Пятьдесят на пятьдесят, – сказал я с понимающей улыбкой и вошел в палату.Джим на самом деле сидел на кровати, потягивая через пластиковую трубочку апельсиновый сок. Он выглядел несколько осунувшимся, но на его щеках уже играл слабый румянец. Я подумал, что это результат нескольких переливаний крови, которые ему сделали.– Я чувствую себя сегодня на миллион баксов, Нат, – сказал он.– Которые зеленые и сморщенные?– Так говорили, когда я еще был мальчишкой, – сказал он с улыбкой, отставляя стакан.– Да, и так будут говорить после нас. – Я пододвинул к себе стул. – Ты подумал еще раз относительно возможной продажи?– Да.– И какова твоя позиция?– Прежняя.– У меня была небольшая беседа с Гузиком.Он прищурил глаза:– Когда?– В понедельник вечером, – сказал я. – Это была не моя инициатива – он послал за мной.Я пересказал ему свой разговор с Гузиком, включая его утверждение, что покушение устроил Сигел и что он, Гузик, готов выложить двести тысяч долларов, если Джим захочет продать фирму. Я не стал, по определенной причине, говорить ему, что получил пятьсот зеленых лишь за согласие передать ему эту информацию.– Двести тысяч – да это ж курам на смех, – сказал Джим, криво усмехнувшись.– Действительно?– Мой бизнес приносит ежегодно два миллиона дохода.– Это в случае, если ты жив, – сказал я, стараясь не показать, насколько меня поразила названная им цифра, и пытаясь подсчитать, каков же его ежедневный доход.– Почему бы тебе не назвать Гузику реальную цену? Ту, вокруг которой можно вести деловой разговор?– Ты на чьей стороне?– Главным образом на своей. Потом на твоей. Но уж никак не на стороне Гузика.Джим засмеялся:– По меньшей мере, ты хоть честный парень.– Только никому не рассказывай об этом. Это плохо скажется на моем бизнесе.– Как ты думаешь, «Грязный Палец» говорил правду? Ты можешь поверить тому, что это, – он показал здоровой левой рукой на свою перебинтованную правую, – результат работы этого сумасшедшего еврея?– Сигела? Вполне. Это возможно.– Ты разбираешься с этим?– Что ты имеешь в виду?– Ты пытаешься выяснить, кто это сделал?– По большему счету, нет. Я главным образом пытаюсь сделать все, чтобы ты остался жив. Я сотрудничаю с Друри, который делает все, чтобы найти наемных убийц.– Ты думаешь, ему удастся завершить это дело?– Кое-что уже сделано.И я рассказал ему о моем визите в Бронзевилль и о свидетелях, которых «Пит-Двухстволка» нашел для Друри.– Если стрелявшие являются парнями из Синдиката, – сказал Джим едва ли не торжествующе, – это станет доказательством того, что за всем этим стоит Гузик.– Совсем не обязательно. В этом городе найдется достаточно людей, которые время от времени, так сказать, выполняют «отдельные» поручения Гузика.– Тогда, если эти головорезы не из Чикаго, то, значит, за ними стоит не Гузик, а Сигел.– Опять не совсем так. Фрэнк Нитти обычно нанимал для своих мокрых дел мастеров за пределами города – чтобы спутать карты.– К черту все это, Нат! – Он ударил по кровати своей здоровой рукой. – У тебя есть какие-нибудь хорошие новости?– Успокойся, Джим. Хорошая новость – это то, что ты жив. Хорошая новость, что Гузик хочет торговаться с тобой, а не убивать тебя.– Это он так говорит.– Нет, это его способ действия. Ты имеешь дело не с Риккой, Кампаной или Аккардо. Любимое оружие Гузика – деньги.– Как я могу говорить о бизнесе с человеком, который пытался меня укокошить?– Ты же не знаешь, что это подстроил именно он.– Я не знаю, что именно он этого не делал. Выясни это.– Что?– Я хочу знать, кто за этим стоит? Работай вместе с Друри. Но веди и свое собственное расследование. У тебя есть свои контакты, связи. Выясни, кто – Гузик или Сигел – пытался меня убрать. Я заплачу тебе хорошие деньги.– Я люблю, когда мне платят хорошие деньги. Но мне не нравится подобная работа. Джим, у меня есть шанс выйти сухим из воды, будучи твоим телохранителем. Но если я суну нос в дела Синдиката, я могу получить пулю в лоб.На его скулах заходили желваки.– Ты говорил, что считаешь лучшим для меня продать фирму. Хорошо, я всерьез об этом подумаю. Но я пойду на сделку лишь в том случае, если покушение на меня устроил полоумный ублюдок Сигел. Как я смогу доверять Гузику, если это его рук дело?– Какая разница, кто из них нанял убийц? Гузик настроен сторговаться с тобой. Возможно, эти твои показания под присягой, эти твои так называемые «страховые полисы» сыграли свою роль.Джим потер подбородок.– Это может объяснить ситуацию. Сигела эти показания мало волнуют, там о его делишках ничего нет.– Верно. И если Сигел – тот, кто хотел убрать тебя, то, продав свое дело Гузику, ты избавляешься от Сигела. У него не будет причины желать твоей смерти, каким бы сумасшедшим он ни был.– К черту, Нат! Выясни это! Узнай, кто из этих ублюдков пытался меня убить. Пытался убить нас!Я поднялся:– Джим, своими разговорами я лишь огорчаю тебя. Я думаю, мне лучше уйти. Если я тебе понадоблюсь, я буду за дверью до полудня. Затем меня сменит мой человек.Он смотрел на меня умоляющим взглядом. Такими же были и его слова:– Нат... возьмись за это. В городе, в стране не найдется частного детектива, который бы знал этих ублюдков из Синдиката лучше, чем ты. Ты единственный, кто способен выполнить эту работу, дружище...– Джим – ты мой друг и, более того, ты – мой клиент, и я делаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить твою безопасность. На этом мои функции исчерпываются.И я вышел из палаты. Даже будучи раненым, этот чертов ирландец мог взять измором кого угодно.Я прошел в холл, где мы разговаривали с Пегги в прошлый понедельник, «стрельнул» сигарету у проходящего врача и закурил. Вообще-то я не курил. Вернувшись со службы на флоте, я бросил эту привычку, но время от времени у меня возникало сильное желание выкурить сигарету. Особенно в эти сумасшедшие дни.Когда я встал, притушив сигарету, и уже собирался отправиться обратно к дверям палаты Гэйгена, ко мне подошел санитар, чернокожий парень лет двадцати.– Вы один из тех детективов, которые охраняют мистера Рэйгена? – спросил он.Я сказал ему, что да, я один из них.– Я думаю, мне следует вам кое о чем рассказать.– Давай, выкладывай, раз ты так думаешь. Он слегка откашлялся:– О'кей. Вчера после работы мы играли в мяч недалеко от больницы, на Вентворт-авеню. Мы играли в софтбол. Потом я увидел этих двух мужчин, которые за мной пристально наблюдали. Я думал, что они смотрят, как мы играем в софтбол, но они главным образом смотрели на меня. У меня на груди был фирменный значок нашей больницы. – Он проглотил комок в горле.– Продолжай, сынок.– Ну вот. Один из них подошел ко мне и спросил, не работаю ли я в этой больнице. Я сказал ему, что работаю. Он задал мне несколько вопросов о здоровье мистера Рэйгена. Он сказал, что он репортер. И еще он спросил, где палата мистера Рэйгена. И я... я сказал ему.– Он дал тебе денег, да?Парень, глядя в пол, кивнул.– Что ты ему сказал?– То, что мистер Рэйген лежит на третьем этаже, рядом с запасным выходом.– Как выглядели эти двое?– Оба белые... У одного были темные волосы. Вьющиеся. У другого были очки и лысина. Оба они были такими... ну, здоровыми, что ли.– Что они еще говорили, мальчик?– Тот, у которого не было очков, стал задавать еще какие-то вопросы, но я сказал ему, что мне больше некогда разговаривать. Ночью я думал: а что, если они не из газеты? Они не были похожи на репортеров. Я почти не спал сегодня ночью.– Ты рассказывал об этом кому-нибудь еще?– Нет, сэр. Я слышал, что вы частный детектив, не полицейский. Поэтому я ждал вас. Я бы не хотел, чтобы с мистером Рэйгеном что-нибудь случилось, но я тоже не хочу попасть в какую-нибудь неприятную историю.Я похлопал его по плечу:– Молодец, что пришел ко мне.– Мне не нужно от вас никаких денег, мистер.– Хорошо, ну а теперь возвращайся на работу. Я спустился на второй этаж, к ближайшему телефону, и набрал номер домашнего телефона Друри. Его жена ответила, что он еще спит, и я сказал ей, чтобы она его не будила – я позвоню ближе к обеду. Затем я вернулся к дверям палаты Рэйгена и расположился на стуле напротив, рядом с дежурным полицейским. Он читал утреннюю «Трибюн». Я сказал ему, что он не должен отвлекаться, забрал у него газету и сам стал читать. Но из головы у меня не выходили те двое, о которых рассказал парень-санитар.Около одиннадцати часов я обратил внимание на то, что полицейский, охранявший запасной выход, куда-то исчез.– Где твой приятель? – спросил я у копа, стоявшего рядом со мной.– Откуда мне знать? Может, вышел справить нужду?– Я пойду к тому выходу и буду там, пока он не появится.Я пошел туда и выглянул на улицу в окно. Внизу прогуливались в своих зеленых пижамах пациенты психиатрического отделения.Приблизительно минут через десять один из них подошел к пожарной лестнице и стал взбираться по ней. За ним последовал другой.Я вышел на балкон третьего этажа в тот самый момент, когда они взобрались на него, и сказал: «На этот этаж нельзя подниматься, приятели». И вдруг осознал, что смотрю на двух загорелых субъектов, у одного из которых были темные волнистые волосы, образовывавшие на лбу и висках форму клина, и удлиненное лицо, а у второго – круглое лицо, лысеющая голова и очки. На обоих были полосатые бледно-зеленые пижамы «психов». Я почувствовал сильное желание сделать им лоботомию черепа с помощью своего девятимиллиметрового пистолета, который я тут же выхватил из-за пазухи.– Не двигаться, – сказал я, направив ствол в их сторону.Они застыли, вытаращив на меня глаза. У парня с вьющимися волосами был крупный нос, черные густые брови, толстые губы, гнилые зубы и пара родинок на лице. Очкастый тоже не был Аполлоном, хотя черты его лица были более правильными.– Поднимите свои вонючие лапы вверх, – сказал я, и они послушно это сделали.Я знал их. Я имею в виду не то, что их внешность совпадала с описаниями свидетелей «Пита-Двухстволки» и парня-санитара. Я знал их до Вест-Сайду. Курчавого звали Дэви Финкель. Очкастый был Джозефом «Блинки» («Очкарик») Леонардом. Оба из Вест-Сайда, такие же, как и я. Впрочем, надеюсь, не совсем такие.– О'кей, Дэви, – сказал я, обращаясь к Финкелю, – сделай один шаг вперед. – Левой рукой я быстро обыскал его. Зеленая пижама была надета поверх его обычной одежды. За пояс ремня был заткнут пистолет сорок пятого калибра. Я выхватил его и отбросил назад, на балконный пол.– Шаг назад, – скомандовал я ему и кивнул его лысоватому приятелю: – Теперь ты, «Блинки».Я разоружил и его. У него был довольно небольшой револьвер тридцать второго калибра, но с глушителем; его я также отбросил себе за спину.– Что это вы, ребята, из скромных евреев-букмекеров вдруг решили превратиться в крутых наемных убийц?– Почему бы тебе, Геллер, не отпустить нас с миром? – сказал Финкель. Его голос напоминал звук трущейся наждачной бумаги. – Ты выиграл этот раунд. О'кей?– Мы не в обиде, – сказал «Блинки». Его голос был выше по тону, но таким же неприятным.– Зато я в обиде. Вы, приятели, чуть не отправили меня на тот свет в понедельник.Они замолкли, переглядываясь и посматривая на меня. Финкель глядел хмуро, у «Блинки» было просительное, заискивающее выражение лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37