https://wodolei.ru/catalog/accessories/Schein/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Мы уже не улыбались. Эта сельская идиллия была приятна, и я хотел, чтобы она длилась вечно. Но это было невозможно... Люди, которые стремились заполучить тайну в свои руки, все еще продолжали нас искать.
Но Джейн была права, и теперь она сказала:
— Что мы, в конце концов, ищем? Какой указатель оставил нам Питеркин и где мы можем найти его?
— В Олбани, — ответил я. — И все, что мы имеем, — это два слова: одно — «толкай», другое — «тяни».
Глава 17
До Олбани мы добирались шесть дней. Мы подъехали к городу со стороны безлюдной местности национального парка Поронгоруп-Рейндж. С тех пор как нас выследили на том концерте, мы не встретили никого. Мы с Джейн все еще не были женаты, ни фактически, ни юридически. Однажды, я надеялся, может такое произойти, но пока это были лишь мои мечты.
Мы почти час сидели, рассматривая мой родной город сверху. Я мысленно пытался предугадать, где и как начнут происходить дальнейшие события. Но сначала необходимо познакомить майора Джейн Страт с городом и основными сведениями о нем. Город, на который мы смотрели, тянется вдоль бухты Принсесс Ройал, одной из самых закрытых бухт в мире. Олбани — огромный порт, безопасный для судов даже в самый сильный шторм. Он может сравниться с Гонконгом или с Сан-Франциско, с Саванной или с Сиднеем. Во времена парусного флота Олбани был раем для кораблей, натерпевшихся лиха в южных морях, а позднее местом, где они могли запастись углем и продовольствием. После того как угольные копи иссякли, бухта Олбани потеряла свое прежнее значение. В дни моей юности из нее отправлялись суда, груженные зерном, шерстью, древесиной и фосфатами. Кроме того, в то время процветал промысел китов, их было множество, поскольку континентальный шельф тянется здесь на пятьдесят километров от берега и китобоям не приходилось уходить далеко в море. Потом началось движение в защиту китов. Протест против истребления разрастался, и в 1978 году китобойный промысел на Чейниз-Бич закончился. Теперь там музей, где рассказывают, как на континентальном шельфе киты даже голодают, потому что их стало больше, а корма меньше, и криль, которым они питаются, теперь собирают и продают, компания же в защиту криля не ведется.
Я описал Джейн весь город, от залива Френчмен на западе до пляжа Нанарап на востоке, где занимаются серфингом. Там и я некогда проводил беспечно время.
— Очень красиво, — пробормотал я, — но нигде нет знаков «толкай» или «тяни».
— Может, это двери универмагов?
— Да тут всего один приличный. Нам придется поискать.
— Пабы?
— То же самое.
— Но двери где-то должны быть, — сказала она. — Признаюсь, я никогда не смотрю на указатели, всегда толкаю от себя, когда надо тянуть к себе. А потом чувствую себя идиоткой.
— Все так делают.
Джейн улыбнулась, чтобы сделать мне приятное, но вообще-то ей это не особенно удавалось.
— Что еще, кроме дверей, толкают люди?
— Испортившиеся машины, — сказал я. — Косилки для травы. Коляски. Велосипеды на крутые склоны.
— А что мы тянем?
— Есть и жаргонные выражения. А так — веревки, цепи. Телегу, если ты лошадь, корабль, если ты буксир. Зубы, если ты дантист.
— Наверняка это все-таки двери, — сказала Джейн. — Итак, нам нужно...
— Продавцы толкают товар, — вспомнил я.
Она покачала головой.
— Опиши мне Питеркина.
— Большой, сильный, спокойный.
— Нет, не это... Он был умный?
— Эйнштейном, конечно, не был.
— Насколько хорошо он знал английский?
— Питеркин? Почти прилично. Говорил с сильным акцентом и не совсем правильно, сразу было видно — иностранец. Всю жизнь занимался физическим трудом. Не ваял скульптур и не писал театральных рецензий. Почему ты спрашиваешь?
— Ведь он оставил ключ к разгадке, правда? Только два слова, поэтому необходимо быть очень точным. Он должен хорошо понимать их значение, знать наверняка, что они будут правильно поняты нужным человеком, а именно тобой, Джоном Клоузом, адвокатом.
Я задумался.
— Ты имеешь в виду, точно ли он знал значения слов? Дай-ка мне подумать. Хотя, должен признаться, рассказ о побеге написан весьма неплохо. — Я вздохнул. — Там все понятно. Он записал, что с ним случилось, и сделал это толково. — Я еще немного подумал, вспоминая. — Он писал так, как говорил. Даже в прозе у него был сильный иностранный акцент.
— Ты понимал каждое слово? Не припомнишь каких-либо серьезных ошибок в употреблении слов? Были случаи, когда совсем нельзя было понять?
— Нет. Правда, я читал уже давно, несколько недель назад...
— Не имеет значения. Последний вопрос: он точно понимал значения двух слов — толкать и тянуть на себя?
— Да, несомненно.
Она посмотрела вниз, на раскинувшийся под нами Олбани. Солнце освещало спокойную гладь моря в широкой бухте и просторы Кинг-Джордж-Саунд с простиравшимся за ним Индийским океаном, безмятежным внешне.
— Странно, — произнесла Джейн. — Надо же случиться, чтобы в таком отдаленном и спокойном месте скрывалась столь запутанная тайна.
— Скрывается, — поправил я. — Мы же не знаем, заканчивается здесь след Питеркина или нет.
— Не может быть, чтобы он нас снова куда-то отослал, — сказала она.
— Возможно, вовсе не стоит полагаться на этот покой и безмятежность, — предостерег я. — Никогда. И не здесь...
— Но посмотри вокруг! — запротестовала она. — Океан гладкий, как...
Я возразил:
— Он очень коварен, этот увалень. Индийский океан. Вот послушай. В школе у меня был товарищ, звали его Брюс Росс. В то время ему было двенадцать. В такой же, как сегодня, день он стоял на вершине гранитного утеса вон за тем полем для гольфа. Место называется Гэп. Стоял он просто так, на высоте приблизительно двадцать пять метров. Казалось, был в безопасности. Но случается, что вдруг накатываются огромные волны. Они зарождаются в сотнях километров к югу, но континентальный шельф слишком близок к берегу, чтобы их разбить. Брюсу не повезло. Но и он чертовски был неосторожен, потому что нас миллионы раз предупреждали. Накатилась такая волна и аккуратненько слизнула Брюса со скалы. Больше его не видели.
— Двадцать пять метров!
— Да, случается, — сказал я.
* * *
Немного к северу от шоссе Саут-Коуст расположен ипподром и конюшни. Мне удалось за несколько баксов оставить там наших лошадей. Теперь нам были нужны кое-какие вещи. У меня не было иллюзий относительно того, что переодевание поможет, если нас обнаружат, но можно будет затеряться в толпе, ведь Олбани — туристический город. Летом население увеличивается вдвое и становится очень разнообразным. В Поронгорупе можно поиграть в теннис, в гольф, съездить на экскурсию. Побродить по холмам, полазить по скалам, поискать красивые камни, походить под парусом, покататься на водных лыжах...
Мы подошли к стоянке жилых автоприцепов на Маунт-Баркер-роуд. Попросили разрешения позвонить по телефону. И я набрал номер доктора Макквина, того самого Джима Макквина, с сообщения которого о смерти Питеркина и началась вся эта история. Услышав по его автоответчику: «Извините, но доктор сейчас занят, оставьте, пожалуйста, свой номер...», я через стекло улыбнулся Джейн и сказал магнитофону: «Джим, это — Джон. Я хотел бы, чтобы ты дал мне свой „лендровер“. Сейчас я к тебе заеду». Потом поймал такси.
— Что было смешного? — спросила Джейн.
— Это местная шутка, не волнуйся.
Я раздумывал. Нельзя было предугадать, кто еще толчется в городе. Теоретически никто не знал, что мы в Олбани. Даже Боб Коллис. Единственными, кому известно о листе с Аброльоса, были Алекс и Джо Хэг, но они находились в далеком Фримантле, занимаясь ремонтом двигателя и балансировкой погнутого винта. Возможно, мы были в полной безопасности здесь. Но не исключалось, что Сергей и Элин Гундерссон были рядом.
«Лендровер» Джима Макквина, припаркованный на широкой дорожке у дома, имел темные тонированные стекла. Отдельно на бетонированной площадке стояли спортивный автомобиль «мазда», седан «тойота» и красивый удлинненый «лидер» с двумя двигателями от «вольво». Можно было быть уверенным, что, по жизненным стандартам австралийских врачей, Джим не пребывал в нищете и тем более на грани голодной смерти.
А такие люди не любят расставаться с тем, что имеют. Когда я рассказал, как он втянул меня в историю, связанную со смертельным риском, его это нисколько не удивило.
— Я привык к такому, — сказал он. — Не забывай, моя работа ежедневно связана с жизнью и смертью.
— Даже если это чужая жизнь?
Он задумался.
— Если что-либо случится с машиной, — сказал Макквин, — ты ее починишь. Чтобы выглядела как новенькая. От и до. На сколько времени ты ее забираешь? И кстати, зачем?
— Нужно, Джон.
— На сколько?
— На два-три дня. — И вдруг увидел флаг с шотландским львом на задних лапах, развевающийся над его садом. Я сказал: — Познакомься с моей невестой. Леди Джейн Фрейзер. Она тоже шотландка.
Это его пробрало: шотландка, да еще с титулом!
— Фрейзер, — почтительно пробормотал он. — Наверное, из клана Ловат?
— Ветвь Кадет, — сказал я. — Двоюродные Салтунов.
Вся эта ерунда была известна мне от матери, которая приехала в Австралию из Ская, главным образом потому, что ей надоел дождь. Но Макквин был под впечатлением: он сочтет за честь, если леди Джейн полюбуется на океан из окна его автомобиля. Это место очень похоже на западное побережье Шотландии.
Когда мы отъехали, Джейн не знала, смеяться ей или сердиться, а у меня в ушах все еще звучал его прощальный шепот: «Смотри, чтоб ни единой царапинки». В специализированных магазинах мы потратили часть денег Питеркина и оделись как туристы. Я купил клетчатые шорты и ярко-красную рубашку. Джейн предпочла белые шорты, футболку с картинкой Сиднейского моста, желтые кроссовки и белую бейсболку. Такой наряд она уже однажды носила. Чтобы не привлекать к себе внимание, мы надели большие темные очки, как и все в Олбани.
Теперь мы не выделялись из толпы отдыхающих на Йорк-стрит, а за солнцезащитными стеклами макквиновского «лендровера» были почти невидимы. Приятно чувствовать себя в безопасности. И мы устроились в мотеле, который был удобно расположен и в то же время достаточно удален от сутолоки центра.
Пока Джейн принимала ванну, я сел и, подумав минутку, стал обзванивать своих бывших одноклассников и соседей. Необходимо было придумать предлог, так как последний раз я разговаривал с ними много лет назад. Я объяснил, что заехал в Олбани по делу на один-два дня и что у меня заключено пари. Это был самый верный способ возбудить интерес австралийца к моей персоне. Один приятель в Перте, сказал я, поспорил, что я ни за что не сумею найти дверь, на которой написано «тяни», тогда как в действительности надо открывать ее, толкая от себя, при этом я обязательно буду проходить мимо этой двери. Кто-нибудь слышал что-нибудь о таком чуде?
Им понравилось. «Забавная штучка. Но прости. Позвоню, если придумаю, где это. Приятно было поговорить...»
Когда вошла Джейн, я сказал:
— Все мои звонки закончились неудачно. Придется искать по всему городу. Единственный способ.
Она глубоко вздохнула:
— Что ж, ладно. Нам нужна система.
— Лучше бы удача. Ведь существуют магазины, универмаги, пабы, отели, туалеты, площадки для игры в гольф, больницы. Дверь с указанием «к себе» и «от себя» может быть везде, в любом из этих мест.
— Или во всех, — подытожила Джейн. — Как мы узнаем? Справедливо предположить, что Питеркин подумал об этом и подстроил все так, чтобы мы, когда увидим, догадались.
— Или догадаешься ты, — сказал я.
Она нахмурилась.
— Я, может быть, не сумею. Это предназначалось для тебя.
Несколько минут мы пребывали в унынии. Потом Джейн выпрямилась:
— Питеркин знал, что ты родом из Олбани?
— Не думаю. Своим клиентам обычно я ничего не рассказываю. Во всяком случае, о себе. Все, что им известно, так это то, что я стряпчий из Перта.
— Но он мог знать?
— Возможно, но сомневаюсь.
— Ты навещал его в тюрьме?
— Нет. Здесь — нет, только во Фримантле. Что тебе пришло в голову?
— Представь себя на месте Питеркина. Ты оставляешь закодированное послание на глиняном предмете. В нем говорится: «Олбани», «тяни», «толкай». Предназначается такому-то стряпчему из Перта. Если тот знает Олбани хорошо, ему ничего не удастся найти по всем тем причинам, которые мы только что рассмотрели. Если же он не знает города, если он турист, то сможет познакомиться как следует с городом. — Она оживилась. — Джон, так куда ходят туристы?
— Ну, те, кто любит гольф, идут играть. В округе семь площадок. Тысячи мест для рыбной ловли.
Она нетерпеливо перебила меня:
— А куда все ходят?
Теперь до меня дошло.
— В бухту, покататься на лодке. В Гэп, Джимми-Ньюэл, краеведческий музей, бриг «Амити», «Мир китов», конечно.
— О Гэпе ты мне рассказывал, да? Это где смыло мальчика?
— Да, Брюса Росса.
— Что такое бриг «Амити»?
— Модель корабля. Местная достопримечательность. Интересно для любителей истории.
— А Джимми-Ньюэл?
— Маленькая бухточка. Бедняга Джим неожиданно попал в бурю в океане, и его случайно занесло туда. Ему здорово повезло, поверь. Не то погиб бы.
— Так, что осталось? Музей — хороший?
— Да, вполне приличный. Маленький, но...
— Ты еще сказал «Мир китов» — это что?
Я ответил:
— Это, Джейн, главное чудо. Ничего подобного нет нигде в мире. Старая китобойная база на Чейниз-Бич. Помнишь, я ее тебе показывал сегодня утром?
Джейн нетерпеливо кивнула.
— А слово «мир»?
— Это китобойный музей: они переоборудовали его из когда-то действующей китобойной базы. Там можно увидеть весь процесс. Китобойную шхуну, палубы, где свежуют туши, разделочные камеры, гарпуны. Весь комплекс.
— И туда все ходят?
— Единожды, — сказал я. — Любитель острых ощущений, возможно, зайдет еще раз, а для слабонервных одного раза достаточно посмотреть на гильотину.
* * *
Майор Страт не из тех, кто падает в обморок, отводит глаза или пользуется нюхательными солями. Во всяком случае, она производит такое впечатление. У нее ясные глаза, твердый подбородок, открытый взгляд и ни тени стеснительности.
И все-таки мы начали не с «Мира китов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я