е. через семь лет после смерти актера в Стратфорде.
И дополнительная странность. В 1665 году было опубликовано антикварием Уильямом Дугдейлом описание достопримечательностей графства Уорик. В этом сочинении находится изображение памятника Шекспира. Другой подобный же рисунок помешен в первой биографии Шекспира, принадлежащей перу Роу и увидевшей свет еще через полвека, в 1709 году. На этих двух рисунках надгробие выглядит совсем по-другому, чем впоследствии, когда оно стало предметом поклонения бесчисленных почитателей гения великого драматурга. Памятник на этих первых рисунках изображает грузного, бородатого человека, прижимающего к животу обеими руками какой-то мешок (или подушку). Следовательно, жители Стратфорда после 1709 года, когда имя Шекспиpa стало завоевывать всемирную славу, переделали памятник. Вместо мешка теперь в одной руке находится перо, а в другой — лист бумаги. В восторженном похвальном слове Шекспиру, составленном в связи с появлением первого собрания сочинений в 1623 году, близко знавший его современник — выдающийся драматург Бен Джонсон бросил таинственные слова: «Ты — памятник без могилы» (Thou are a Monument without a tomb). Разве только этого недостаточно, чтобы возбудить серьезное сомнение в том, был ли актер Шекспир автором приписываемых ему пьес, не скрывается ли за этим многовековая тайна, которую призваны распутать упорство и остроумие исследователей?
В авторстве Шекспира высказывали сомнение крупные писатели, даже Байрон и Диккенс, писавший, что должна вскрыться «тайна» шекспировского вопроса.
Отрицание авторства Шекспира порождалось в различных случаях различными причинами. Очень нередко это было стремление отрицать возможность того, что гениальные шекспировские творения принадлежат перу выходца из народа, и приписать их одному из представителей правящих верхов. Часто играла немалую роль и погоня за сенсацией, желание предложить новое эффектное разрешение вековой загадки. А порой была здесь и искренняя любовь к великим творениям английского гения (недаром работы ряда противников авторства актера Уильяма Шекспира немало способствовали изучению шекспировских сочинений), протест против того образа удовлетворенного собой, благонамеренного и чинного стратфордского обывателя, который рисовало на основе немногих биографических черт великого драматурга буржуазное литературоведение.
«Кандидатов в Шекспиры» было выдвинуто немало. В XIX в. среди них главное место принадлежало выдающемуся современнику Шекспира, философу и государственному деятелю Фрэнсису Бэкону. Потом в число претендентов был зачислен граф Ретленд (эта гипотеза приобрела в 20-е годы некоторое распространение и у нас). Позднее Ретленда сменили графы Дерби и Оксфорд, сохраняющие роль главных претендентов до наших дней. В Англии и США существуют специальные научные общества, имеющие единственную цель обосновывать «права» избранного ими кандидата — Бэкона, Оксфорда и др. Количество претендентов все возрастает, в их число попали не только мужчины, но и женщины — жена Шекспира и даже сама королева Елизавета. Кандидатов насчитывается теперь более полсотни (57). Уже осталось мало представителей елизаветинской аристократии, которых не наделяли хотя бы участием в сочинении шекспировских сонетов, трагедий и комедий. О многих из претендентов неизвестно даже, что они когда-либо написали хоть несколько стихотворных строк или проявляли интерес к театру.
Помимо «отрицательных доказательств», которые должны, как мы видели, свидетельствовать, что не актер Шекспир написал пьесы, изданные под его именем, изобретено много других, призванных доказать, что они созданы именно данным претендентом и никем иным. Так, бэконианцы, например, отыскали в пьесах Шекспира шифр. Если по определенной системе брать буквы из разных страниц первого издания его произведений, то можно будет якобы составить фразу, удостоверяющую, что они написаны Фрэнсисом Бэконом. Сторонники авторства Ретленда установили, что последний учился в Италии со студентами-датчанами, носившими фамилии Розенкранц и Гильденстерн. Точно такие же имена носят придворные в «Гамлете». Стараниями антистратфордианцев — под этим именем объединяют всех противников авторства Шекспира из Стратфорда — найдено немало эпизодов в шекспировских пьесах, которые в какой-то мере совпадали с событиями в разных странах, свидетелем которых был (или мог быть) во время своих заграничных путешествий тот или иной аристократ, выдвинутый в «претенденты».
Или еще более поразительный факт — бросающееся в глаза совпадение между мыслями, обнаруженными в записных книжках Бэкона и пьесах Шекспира. А между тем этих мыслей философ в произведениях, изданных под его собственным именем, не высказывал или же если и высказывал, то только после опубликования шекспировских трагедий и комедий, где встречаются параллельные замечания и утверждения. Трудно предположить, чтобы актер Шекспир имел возможность знакомиться с заметками, которые делали вельможи, государственный деятель Фрэнсис Бэкон исключительно для себя лично, в записных книжках, отнюдь не предназначенных для постороннего взгляда. Не следует ли из этого, что сам Бэкон повторил свои мысли, зафиксированные сначала в записных книжках, в пьесах, которые он опубликовал под именем Шекспира? Подобных совпадений и подобных вопросов немало расставлено в произведениях антистратфордианиев, пытающихся доказать, что Шекспир из Стратфорда был лишь прикрытием, маской, за которой скрывался действительный автор шекспировских произведений…
Однако есть и другая сторона медали. Стратфордианцы не остались в долгу, нанося один за другим удары по самым основам построений своих противников и обвиняя их прежде всего в том, что они изучают Шекспира без знания среды, в которой он вращался, без исследования творчества других драматургов его эпохи. А как только мы поставим изучение Шекспира в эти рамки, многие сомнения отпадут сами собой.
От Шекспира не сохранилось почти никаких биографических данных и никаких рукописей? Но Шекспир не является исключением — таковы наши знания почти о всех драматургах — его современниках. Их рукописи также затерялись. Шекспир в глазах современников еще был только одним из известных сочинителей пьес, ставился наравне с другими авторами. Он не являлся для современников тем величайшим, непревзойденным гением, которым он по справедливости стал во мнении потомства. Лишь в XVIII, и особенно в XIX в., пришла к Шекспиру его мировая слава. Понятно, что в течение нескольких поколений, для которых Шекспир «еще не был Шекспиром», его рукописи могли затеряться, как рукописи большинства других драматургов, живших во время правления Елизаветы I и Якова I. К тому же сочинители пьес занимали в их время крайне низкое место на социальной лестнице. Когда Бен Джонсон издал свои пьесы под названием «Труды», это вызвало насмешки и издевательства. В ту эпоху еще не привыкли к высокой оценке творчества драматургов.
Здесь, между прочим, можно ответить на вопрос, почему Шекспир ничего не говорит в завещании о своих пьесах. Да просто потому, что они ему не принадлежали, что их не было в Стратфорде. Рукописи, конечно, составляли собственность театра, где шли эти пьесы, и должны были храниться в его библиотеке. А отсутствие упоминания книг в завещании отнюдь не говорит, что их не было у него в доме. Исследователи изучили завещания ученых и государственных деятелей конца XVI — начала XVII вв. В большинстве завещаний не упоминаются книги. Это относится даже и к завещанию самого Фрэнсиса Бэкона! Напротив, порой даже в завещаниях простых йоменов говорится о нескольких книгах. Быть может, еще раньше было решено, что книги Шекспира перейдут к доктору Холлу.
Шекспир был сыном сравнительно зажиточных родителей, занимавших довольно видное положение среди стратфордских горожан. Поэтому нет оснований считать, что он не посещал местную школу. Конечно, находясь в Лондоне, он должен был пополнять свои знания самоучкой. Но таков был путь, проделанный многими современными ему драматургами. Книги же вовсе не были тогда так дороги, как полагают антистратфордианцы. Дешевые издания («кварто») продавались по нескольку пенсов за томик — цене, вполне доступной для пайщика театра «Глобус». А в этих дешевых изданиях было опубликовано немало исторических хроник, переводов греческих и римских классиков, географических сочинений и т.п. Изучение пьес Шекспира показывает к тому же, что представление о необычайной учености их автора преувеличено. Все сведения, которые содержатся в них, Шекспир мог почерпнуть из не очень большого числа изданных в то время книг, а грубые ошибки, в которые он впадает, в частности в географии, вряд ли могли быть сделаны высокообразованными аристократами или тем более крупнейшим ученым Фрэнсисом Бэконом.
С другой стороны, пьесы Шекспира действительно отражают глубокие знания его автора в одной области — законов театра, которые естественны у профессионального актера и маловероятны у аристократических дилетантов, в числе различных увлечений которых было и занятие драматургией. Ничего нет странного и в знании нравов двора, поведения государственных деятелей, которые обнаруживает Шекспир — актер придворного театра. Знакомство с деталями быта и географии других стран могло быть почерпнуто не только из книг, но и из рассказов товарищей — актеров (английские труппы в эти годы не раз выезжали на континент, где давали спектакли, пользовавшиеся большой популярностью). Наконец, многие пьесы Шекспира являются переделками — хотя и гениальными переделками — более ранних пьес на ту же тему (такой путь создания новых произведений для театра считался тогда вполне нормальным). «Детали», на которые указывают антистратфордианцы, могли быть несомненно почерпнуты Шекспиром из пьес, послуживших для него материалом, а они в значительной своей части не дошли до нас. Эти же источники объясняют и загадку совпадений между отдельными местами в записных книжках Бэкона и пьесах Шекспира — и тот и другой, вероятно, использовали одни и те же материалы.
Самые «неопровержимые» доказательства антистратфордианцев рассыпаются как карточный домик при внимательном их анализе. Например, загадка памятника. Более подробно исследовали книгу, в которой памятник Шекспиру изображен в виде, отличающемся от современного. И что же выяснилось? Ее автор — Уильям Дугдейл, писавший в середине XVII в., — ещё не питал особого пиетета к имени Шекспира. Памятник великого драматурга срисован им в числе других местных «древностей». Сравнили изображения в книге других памятников с их оригиналами и установили, что почтенный антикварий часто путал, очевидно, рисуя по памяти, десятки бегло осмотренных им достопримечательностей. А автор первой биографии Шекспира Роу попросту скопировал рисунок, содержащийся в книге Дугдейла. Таким образом, утверждение о переделке монумента превращается из почти неоспоримого факта в явную легенду. В 1725 году памятник, бесспорно, уже имел современный вид. Имеется также свидетельство стратфордского учителя Джозефа Грина. Он принимал участие в сборе средств на ремонт надгробия в 1749 году. В сентябре того же года, после уже произведенного ремонта, Грин отмечал, что было проявлено особое старание сохранить памятник в прежнем виде. Маловероят-
Однако в 1769 году писатель Гораиий Уолпол отмечал, что городские власти Стратфорда «весьма сильно перекрасили Шекспира», явно намекая на переделку памятника, но, чтобы учитель из Стратфорда сделал печатно такое заявление, не опасаясь быть тут же уличенным во лжи сотнями свидетелей, если бы памятник подвергся изменениям. Да и не было причин специально оправдываться и лгать: тогда еще не существовало «шекспировского вопроса».
Литературоведческий анализ разрушает миф об аристократических симпатиях Шекспира, показывает, что наивно отождествлять драматурга с персонажами его пьес. К тому же нельзя забывать, что Шекспир был человеком своей эпохи, а в конце XVI в. прогрессивная роль монархии в Англии ещё не была полностью сыграна. «Код» в пьесах Шекспира, обнаруженный бэконианцами, как показали работы экспертов по шифрованию, также оказался выдумкой. При таких методах «расшифровки» из текста пьес можно извлечь любую фразу, в том числе и утверждение, что они написаны Шекспиром из Стратфорда.
Или подписи Шекспира. Детальный графологический анализ показывает, что все они на разных документах имеют характерные общие черты и, следовательно, принадлежат одному и тому же лицу. А различное написание фамилий не было, как мы знаем, редкостью в елизаветинской Англии. Фамилии многих исторических деятелей и писателей той поры дошли до нас в десятках транскрипций. Также отпадают доказательства «неграмотности», которые вообще нелепы в отношении актера придворной труппы, обязанного быстро разучивать порученные ему роли.
Наконец малоубедительны доводы, которыми антистратфордианцы обосновывают для Бэкона или других претендентов необходимость сохранять свое инкогнито, скрываясь под маской Шекспира. Правительство Елизаветы и Якова I явно не видело в пьесах Шекспира ничего «противозаконного». Цензура их одобряла, лишь иногда требуя изъятия отдельных мест, вроде сцены свержения с престола в «Ричарде II», в которой нашла какие-то аналогии с современными событиями. Напротив, труппа «Глобуса» постоянно находилась в милости у двора. Когда в 1600 году один из участников заговора Эссекса, сэр Джелли Меррик, решил использовать «Ричарда II», сыгранного с этой изъятой сиеной, чтобы возбудить лондонцев против Елизаветы, королева, естественно, пришла в ярость и поручила провести тщательное расследование. В результате Меррик был казнен, а актеры нисколько не лишились королевского благоволения, так как они явно были лишь ничего не подозревавшими орудиями заговорщика. Не вызван был для допроса в тайный совет и автор «Ричарда II» — актер Уильям Шекспир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66