Бидди обожала путешествовать и всегда с радостью срывалась с насиженного места, следуя за мужем, куда бы его ни послали. Два года на Мальте были незабываемым временем, да и все остальное тоже. Да, ей очень повезло, в этом нет никаких сомнений.
Часы на каминной полке пробили половину девятого, а Молли все еще не было. Бидди уже не так страдала от похмелья и решила, что самое время выкурить первую сигарету. Она направилась к буфету, где лежала серебряная сигаретница, и на обратном пути подхватила оставленную Бобом газету, собираясь просмотреть заголовки. Они не сулили ничего хорошего, и Бидди поняла, почему муж выглядел таким непривычно обеспокоенным. Испания, похоже, неуклонно двигалась к кровавой гражданской войне, герр Гитлер произносил громкие речи насчет ремилитаризации Рейнской области, Муссолини в Италии похвалялся растущей мощью своего средиземноморского флота. Неудивительно, что Боб скрежетал зубами. Он терпеть не мог Муссолини, называл его не иначе как «жирная фашистская свинья» и не сомневался, что достаточно сделать пару залпов с одного из британских линейных кораблей, чтобы сбить с него спесь.
От всего этого становилось как-то не по себе. Бидди выронила газету, стараясь не думать о шестнадцатилетнем Неде, которого, случись что, могли как служащего ВМС запросто направить в самое пекло.
Открылась дверь, и в столовую вошла Молли.
— Извини, что я так поздно.
Бидди не оделась к завтраку. На ней был домашний халат, который она надевала каждое утро поверх ночной рубашки. Поэтому появление тщательно одетой Молли с аккуратно взбитыми волосами и скромным утренним макияжем вызвало в душе Бидди прилив раздражения.
—Нисколько не поздно. Да и какая разница! Хорошо выспалась?
—Не очень. Вскакивала всю ночь. Бедняжку Джесс мучили кошмары, она все время просыпалась. Ей снилось, что Старуха из того спектакля проникла в комнату и пытается ее поцеловать.
—А-а… Корсет и так далее. Страшнее не придумаешь.
—Она все еще спит, бедная крошка. Джудит тоже еще не спускалась?
— Наверно, собирает вещи.
— А Боб?
— Был да сплыл: работа не ждет, праздничный отпуск кончился. Велел передать тебе привет. Я подброшу вас до поезда. Угощайся — миссис Клиз приготовила сосиски.
Молли подошла у буфету, приподняла крышку кастрюльки и, поколебавшись, опустила ее. Она налила себе кофе и вернулась к столу. Бидди удивленно подняла брови.
— Ты не голодна?
— Нет, не очень. Я, пожалуй, съем гренков.
Молли Данбар была моложава и привлекательна: пышные белокурые волосы, пухлые щечки и ясные глаза, смотревшие с невинным и каким-то смущенным выражением. Она не обладала острым умом, любое высказывание с намеком или подтекстом воспринимала буквально, и до нее всегда медленно доходила соль шутки. Мужчин это умиляло, она казалась такой беззащитной, а они чувствовали себя рядом с ней такими сильными. Что касается Бидди, то ее лишь раздражала безыскусная наивность сестры. Однако сейчас она встревожилась: тонкий слой пудры не мог скрыть темные круги под глазами Молли и ее необыкновенную бледность.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, просто у меня нет аппетита. И еще я недоспала. — Она отпила из своей чашки. — Ненавижу, когда приходится вскакивать ночью: чувствуешь себя будто в каком-то другом измерении и все кажется гораздо ужаснее.
— Что именно?
— Ох, я не знаю… Ну, все, что предстоит сделать, когда мы вернемся домой. Купить Джудит школьную одежду, распорядиться обо всем, освободить дом, помочь Филлис найти новое место…
А потом ехать в Лондон, садиться на корабль и возвращаться в Коломбо… Я выкинула все это из головы, пока жила здесь у тебя. Просто не думала об этом. А теперь придется подумать. Плюс ко всему, нужно выбраться на несколько дней к родителям.
— Разве это так уж необходимо?
— Да.
— Ты просто святая великомученица! Кстати, я получила от мамы письмо.
— У них все в порядке?
— Какое там. Все плохо… как обычно.
— Я чувствую себя виноватой из-за того, что они остались одни на Рождество.
— А я — нет, — резко ответила Бидди. — Я пригласила их, разумеется. Я каждый год их приглашаю и при этом молюсь, чтобы они отказались. Слава Богу, и на этот раз у них нашлись отговорки: папа так занят, дороги занесены снегом, двигатель в машине как-то странно шумит, пошаливает мамин ревматизм… Они несносны. Заплесневели в своей рутине. Что толку пытаться хоть как-то скрасить их унылое существование? У них тогда не останется повода для нытья.
— Что с них взять — старики…
— Нет, они сами сделали себя стариками! А у тебя и так проблем хватает, чтобы еще и о них волноваться.
— Ничего не могу с собой поделать. — Молли смущенно замолчала, а затем, с какой-то лихорадочной поспешностью, продолжала: — Весь ужас в том, что сейчас, в эту самую секунду, я бы все отдала, только бы не уезжать. Мне невыносима мысль, что Джудит останется одна, что мы будем оторваны друг от друга. Из-за этого я чувствую, будто у меня вообще нигде нет своего места. Знаешь, у меня иногда бывает чрезвычайно странное ощущение… будто я нахожусь в каком-то чистилище, между раем и адом, и сама я — что-то неопределенное, ни то ни се. Это находит на меня всегда неожиданно: едешь на лондонском автобусе… или на лайнере «Пи энд Оу», перегибаешься через перила на корме, смотришь, как пенящийся кильватер уносится в прошлое, и думаешь: зачем я здесь? И где мне предназначено быть? И кто я такая?
Ее голос сорвался. Бидди испугалась, что сестра сейчас разрыдается.
— Молли, дорогая…
— …И тогда я понимаю, что значит жить между двух миров. А самые страшные мгновения — когда эти миры сходятся, почти соприкасаются друг с другом. Как сейчас. И я чувствую, что не принадлежу ни тому, ни другому. Словно я… разодрана на части…
Бидди показалось, что она поняла.
— Есди это может тебя утешить, таких, как ты, женщин — тысячи… Например, жены служащих или работающих в колониях —каждая из них находится в таком же безвыходном положении…
—Я знаю. И в этом нет ничего утешительного. Я просто не могу избавиться от этого чувства неопределенности.
—Ты просто переутомилась, не выспалась. Отсюда и твоя подавленность. Это естественно.
—Да, — Молли вздохнула, глотнула еще кофе и поставила чашку. — И все равно я хотела бы, чтобы Брюс работал в Лондоне, или в Бирмингеме, или где-нибудь еще… лишь бы мы жили в Англии и все вместе.
— Уже поздновато мечтать об этом.
— Или пусть бы мы вовсе не женились. И даже никогда не встречались. Пусть бы он нашел себе другую женщину.
— Но ты вряд ли бы нашла другого мужчину, — жестоко оборвала ее Бидди. —Представь себе, что было бы тогда: жизнь в Викаридже вместе с мамой. И без прекрасных дочерей.
— Просто эта мысль о необходимости начинать все сначала, собирать пожитки… И ты больше не принадлежишь самой себе… — Ее голос затих. Несказанные слова повисли в воздухе. Молли опустила глаза, и на ее щеках проступил слабый румянец.
Бидди невольно посочувствовала сестре. Она прекрасно понимала, что стоит за этим бурным и неожиданным излиянием. Все это, на ее взгляд, не имело никакого отношения к предстоящим рутинным сборам в дальнюю дорогу и к неминуемому отъезду; равно как и к прощанию с Джудит. Дело было в Брюсе. Бидди очень жалела его, несмотря на все его занудство. Четырехлетняя разлука не могла пойти на пользу никакому браку, к тому же, Бидди омневалась, что Молли, такая нежная, утонченная и застенчивая, хороша в постели. Как одинокие мужья удовлетворяют свои стественные сексуальные потребности — было недоступно ее пониманию. Но по зрелом размышлении — не настолько уж и недоступно. Самым простым разрешением проблемы для таких пар было бы закрыть глаза на возможную неверность, но… даже Бидди, при всей своей легкомысленности, с детства была обременена свойственными ее поколению предрассудками и потому не позволяла себе заходить слишком далеко в своем воображении. Она старалась просто не думать об этой печальной истории.
Краска сошла с лица Молли. Бидди решила, что настал момент сказать что-нибудь ободряющее. С наигранным оптимизмом она начала:
— Знаешь, я уверена, что все в конце концов образуется. — Но это прозвучало не слишком убедительно. — Я в том смысле, что… я думаю, тебя ждет впереди много ярких впечатлений. Как только ты сядешь на корабль, ты почувствуешь себя совершенно другим человеком. Только подумай о блаженстве, которое тебя ждет: три недели полнейшего безделья — можешь полеживать себе в шезлонге и не думать ни о чем. В Бискайском заливе ты перестанешь страдать от морской болезни, и тогда, может быть, наступит самая восхитительная пора в твоей жизни. Ты вернешься к солнцу, в тропики, в твоем распоряжении будет масса слуг. Встретишься со старыми друзьями. Я почти завидую тебе!
— Да… — Молли выдавила из себя сконфуженную улыбку. — Это правда. Я просто дура. Прости меня. Я знаю: ты считаешь меня дурой.
— Да нет же, глупенькая! Я тебя понимаю. Я помню, как тяжело мне было оставлять Неда, когда мы с Бобом уезжали на Мальту. Но так устроен мир. Нельзя быть и здесь и там одновременно. Главное, ты уверена, что оставляешь Джудит в такой школе, где о ней сумеют позаботиться, где ей будет хорошо. Как, к слову, называется это заведение?
— «Школа святой Урсулы».
— Тебе понравилась директриса?
— О ней очень хорошо отзываются.
— Понятно. Но тебе она понравилась?
— В общем, да. Хотя сначала я ее боялась. Умные женщины всегда пугают меня до смерти.
— Чувство юмора-то у нее, по крайней мере, имеется?
— Да я с ней шутками не обменивалась.
— Но ты довольна этой школой?
— О да. Даже если бы не надо было ехать на Цейлон, думаю, следовало бы отправить Джудит в «Святую Урсулу». Порткеррисская школа превосходна в плане образования, но там учатся дети из разных слоев… и все вместе. Достаточно сказать, что ее лучшей подругой была дочь бакалейщика.
—Я не вижу в этом ничего плохого.
—Да, но ты же понимаешь, как это бесперспективно… в отношении будущего…
Бидди деланно рассмеялась:
—Право, Молли, ты всегда была невозможным снобом!
—Ничего подобного. Просто выбор друзей — это важно.
—Да уж, в отношении правильных друзей ты преуспела.
—На кого ты намекаешь?
— На Луизу.
— Она тебе не нравится?
—Так же, как и я ей. Во всяком случае, я бы не хотела провести Рождество у нее в гостях. Молли опять взволновалась:
— О, Бидди, заклинаю, только не лезь в это дело и оставь свои возражения при себе! Обо всем уже договорено, и я не хочу ничего слышать!
— Никто и не собирается высказывать никаких возражений, — заверила Бидди и тут же принялась закидывать ее возражениями: — Луиза, этот старый сухарь! Эта зануда со своим вечным гольфом и бриджем! В ней нет ни капли женственности, ни капли естественности, ни капли… — Она нахмурила лоб в поисках подходящего слова — …ни капли теплоты!
— Ты ошибаешься, она очень добрая. Она подставила мне плечо, сама предложила позаботиться о Джудит, мне даже просить не пришлось. Это поистине великодушно с ее стороны. И еще она обещала подарить Джудит велосипед, это щедрый подарок, ведь они очень дорогие. А самое главное — на нее можно положиться, так что Джудит будет как за каменной стеной, и я смогу о ней не волноваться.
— А ты не задумывалась о том, что Джудит, возможно, требуется больше, чем «каменные стены»?
— Что, например?
— Свобода для выражения чувств, возможность развиваться в соответствии со своими наклонностями. Ей скоро пятнадцать, это пора поисков, время, когда расправляют крылья. Она захочет найти новых друзей, захочет общения с противоположным полом…
— Ах, Бидди, я так и знала, что ты скажешь о «противоположном поле»! Джудит еще рано думать об этом.
— Молли, может, хватит притворяться глухой и слепой? Ты же была здесь, рядом с ней все эти дни. Она буквально расцвела в этой жизнерадостной атмосфере! Ты не должна отнимать у нее естественные радости жизни. Ты же не хочешь, чтобы она, как мы в свое время, росла в беспросветной обстановке монастыря?
— Мое мнение не имеет значения. Я же сказала, что уже поздно говорить об этом. Она будет у Луизы.
— Так я и знала — тебя ничем не прошибешь!
— Раз знала, так зачем затеяла весь этот разговор?
Бидди захотелось ударить сестру, но она подумала о Джудит и сдержала свое негодование. Вместо этого она решила испробовать другой, более мягкий подход, попытаться убедить сестру кроткими и разумными доводами:
— Джудит могла бы навещать нас изредка. Не смотри же на меня с таким ужасом, это вполне реально. На самом деле, это предложил Боб. Джудит ему очень понравилась. Для нее это будет приятная смена обстановки, да и Луиза отдохнет без нее.
— Я… Мне нужно посоветоваться с Луизой…
— О, Молли, во имя всего святого, есть у тебя своя голова на плечах или нет?!
— Я не хочу огорчать Луизу…
— Потому что Луиза не одобряет моего образа жизни, да?
— Нет, потому что я не хочу опять все переворачивать вверх дном, менять то, что уже решено… заставлять Джудит разрываться… между вами. Во всяком случае, не сейчас. Пойми, Бидди, умоляю тебя. Может, когда-нибудь в другой раз…
— Другого раза может не быть.
— О чем ты? — встревоженно спросила Молли.
— Почитай, что пишут в газетах. В Германии победил нацизм, а Боб считает, что герру Гитлеру нельзя доверять, не говоря уже об этом жирном борове Муссолини.
— Ты хочешь сказать… — Молли сглотнула, — …война?
— Не знаю. Но я считаю, что мы не можем жить так, как будто у нас в запасе целая вечность, потому что завтра мы можем остаться ни с чем… Признайся, ты просто не хочешь, чтобы Джудит приезжала ко мне. Вероятно, ты считаешь, что я плохо на нее влияю. Все эти развеселые вечеринки, молодые лейтенанты… Так ведь?
— Неправда! — Беседа их переросла уже в настоящую перепалку, и обе говорили на повышенных тонах. — Ты же знаешь, что это не так. Наоборот, я очень тебе благодарна. Вы с Бобом были так добры…
—Ради Бога, ты говоришь так, словно мы сделали тебе одолжение. Ты просто провела у нас Рождество, и мы вместе отлично повеселились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12