Я попыталась выдавить из себя улыбку. -- Но я так и не знаю, как это случилось. Я не осознала ни одного. Со мной просто что-то происходило и я вдруг попадала в сновидение, не зная, как это случалось.
Ее глаза загорелись. -- Обычно это делается так: видят сон, заснув в гамаке или еще в чем-нибудь, висящем на балке крыши или под деревом. В подвешенном состоянии мы не касаемся земли. Земля препятствует нам, помни это. В таком подвешенном состоянии новичок в сновидении может осознать, как энергия переходит из состояния бодрствования в сон и из сновидения-во-сне в сновидение-наяву.
Как тебе уже говорила Флоринда, все связано с энергией. В момент ее появления ты и переходишь.
Теперь проблема будет заключаться в том, сможешь ли ты накопить достаточно энергии, потому что маги не смогут больше давать ее тебе. -- Зулейка нарочито высоко подняла брови и добавила. -- Посмотрим. Я постараюсь напомнить это тебе, когда мы окажемся в одном сновидении. -- Заметив тревогу на моем лице, она рассмеялась с детской непосредственностью.
-- Как мы попадаем к друг другу в сновидение? -поинтересовалась я, глядя в ее удивительные глаза. Они были темные и сияющие, с льющимися из зрачков потоками света.
Вместо ответа Зулейка подбросила в огонь несколько веток. Угли вспыхнули, рассыпались, и свет стал ярче. Мгновенье она стояла неподвижно, уставясь в огонь, словно вбирая в себя его свет. Потом резко повернулась и, мельком взглянув на меня, присела, обхватив ноги сильными мускулистыми руками. Глядя в темноту и прислушиваясь к треску огня, она покачивалась из стороны в сторону.
-- Как мы попадаем к друг другу в сновидение? -- повторила я.
Зулейка перестала раскачиваться. Она покачала головой, подняла глаза, вздрогнув, как будто очнулась.
-- Сейчас я не могу тебе этого объяснить, -- заявила она. -- Сновидение непостижимо. Нужно это прочувствовать, а не обсуждать. Как и в повседневной жизни: прежде чем что-то объяснять и анализировать, нужно это испытать. -- Она говорила медленно и осторожно, подчеркивая, как это важно. -- К тому же, иногда объяснения преждевременны. Сейчас как раз такой случай.
Настанет время, когда тебе все это будет ясно, -пообещала Зулейка, увидев мое разочарование.
Быстрым легким движением она поднялась на ноги и продолжала смотреть в огонь, ее глаза как будто насыщались огнем. Ее тень от огня на стене и потолке рамады выросла до огромных размеров. Едва кивнув, она повернулась и, плавно взмахнув своей длинной юбкой, исчезла внутри дома.
Мои ноги словно вросли в землю, и я не могла шевельнуться. Я едва дышала, а стук ее сандалий все удалялся. -- Не оставляй меня здесь! -- завопила я в панике. -- Мне нужно кое-что узнать.
Зулейка мгновенно появилась в дверях. -- Что тебе нужно узнать? -- спросила она отчужденным, почти рассеянным тоном.
-- Прости, -- пролепетала я, глядя в ее сияющие глаза и изучая ее, почти загипнотизированная. -- Я не хотела кричать, но испугалась, что ты ушла в одну из комнат, -- извиняющимся тоном добавила я и посмотрела на нее умоляюще, в надежде, что она мне хоть что-нибудь объяснит.
Она не ответила и снова спросила, что мне нужно узнать.
-- Поговоришь со мной, когда снова встретимся? -- выпалила я первое, что пришло мне в голову, опасаясь, что она уйдет, если я замолчу.
-- Когда мы снова встретимся, это будет не тот мир, каким он был раньше. Кто знает, что мы там будем делать?
Я настаивала: -- Но совсем недавно ты сама сказала, что ты мой учитель сновидения. Не оставляй меня в темноте. Объясни. Я больше не могу выносить это мученье. Я разбита.
-- Да, ты, конечно, разбита, -- признала она небрежно -Но только потому, что ты не позволяешь себе идти старым путем. Ты хорошая сновидящая. Мозги сомнамбулы имеют внушительный потенциал. То есть... если воспитаешь характер.
Я едва расслышала, что она сказала. Я пыталась собраться с мыслями, но не могла. Образы событий, вспоминаемых смутно, последовательно пронеслись в моей голове с невероятной скоростью. Их порядок и природа не повиновались моей воле. Эти образы превращались в ощущения, которые, несмотря на свою точность, не могли быть определены ни словами, ни мыслями.
На лице Зулейки появилась широкая улыбка: она, очевидно, знала, что я испытываю.
-- Из-за этого мы все помогали нагвалю Мариано Аурелиано втолкнуть тебя во второе внимание, -- произнесла она медленно и спокойно. -- В нем мы находим плавность и непрерывность, как и в повседневной жизни. В обоих случаях практическая сторона преобладает. Мы действуем плодотворно и там, и здесь. Но единственное, чего мы не можем сделать во втором внимании, -так это разложить то, что мы испытываем, на составные части, чтобы разобраться в этом, чувствовать себя безопасно, понимать это.
Пока она говорила, я думала про себя: -- Теряет время, рассказывая мне все это. Она что, не понимает, что я слишком глупа для ее разъяснений? -- Но она продолжала говорить, широко улыбаясь, вероятно, сознавая, что для меня признание своей глупости, означает то, что я каким-то образом изменилась; иначе я никогда не признала бы такую точку зрения, даже для себя лично.
-- Во втором внимании, -- продолжала она, -- или, как я предпочитаю называть его, -- в сновидении-наяву -- нужно верить, что сновидение -- это такая же реальность, как повседневный мир. Другими словами, нужно признавать это безоговорочно. Для магов устремления в этом мире или в другом управляются безупречными законами, а за этими безупречными законами лежит молчаливое признание. И молчаливое признание не является принятием. Молчаливое признание включает в себя некий активный элемент: оно включает в себя действие. -- Ее голос звучал очень мягко, а когда она остановилась, в глазах был какой-то лихорадочный блеск. -- В тот момент, когда начинаешь cнoвuдemь-нaяву, открывается мир увлекательных неизведанных возможностей. Мир, в котором самые смелые представления становятся реальностью. В котором ждешь неожиданного. Это время, когда начинается настоящее приключение человека. Мир становится миром неограниченных возможностей и чудес.
Зулейка долго молчала; казалось, она раздумывает, что бы еще сказать. -- С помощью нагваля Мариано Аурелиано ты видела однажды даже сияние сурэма, -- начала она, и ее тихий задумчивый голос стал еще тише. -- Магические создания, которые существуют лишь в индейских легендах. Сурэм -- это существа, которых маги могут видеть только во время сновидения-наяву на самом глубоком уровне. Это существа из другого мира; они светятся, как фосфоресцирующие земные существа.
Она пожелала мне спокойной ночи, повернулась и исчезла в доме. Секунду я стояла онемев, потом стремительно бросилась за ней. Едва достигнув порога, я услышала за спиной голос Флоринды:
-- Не догоняй ee!
Присутствие Флоринды оказалось настолько неожиданным, что мне пришлось прислониться к стене и подождать, пока сердце не станет биться нормально. -- Составь мне компанию, -- сказала Флоринда. Она сидела на скамейке, подбрасывая ветки в огонь. Неуловимый свет в ее глазах, призрачная белизна ее волос скорее вспоминались, чем виделись. Я растянулась на скамейке рядом с ней и, как будто это было чем-то совершенно естественным, положила голову ей на колени.
-- Никогда не догоняй Зулейку или кого-либо из нас в подобных случаях, -- сказала Флоринда, расчесывая мои волосы пальцами. -- Как ты знаешь теперь, Зулейка не та, кем кажется. Она всегда больше, нечто большее. Никогда не пытайся определить ее, потому что когда ты думаешь, что все возможности исчерпаны, она поставит тебя в тупик, оказавшись еще больше, чем ты могла представить себе в самых необузданных фантазиях.
-- Я знаю, -- вздохнула я удовлетворенно. Я почувствовала, как уходит напряжение. Я чувствовала, как оно покидает мое тело. -- Зулейка -- это некий сурэм с гор Бакатете, -- сказала я в абсолютной уверенности. -- Я всегда знала об этих созданиях. -- Видя удивление на лице Флоринды, я продолжала отважно. -- Зулейка -- не земное существо. Она -- создание. Она сама -- магия.
-- Нет, -- категорически возразила мне Флоринда. -Зулейка -- земное существо. А вот Эсперанса нет. -- Улыбнувшись мне, она добавила: -- Это должно быть достойной загадкой для тебя.
-- Кажется, я поняла, -- пробормотала я,--ноя такая невосприимчивая и не могу сформулировать, что я поняла.
-- У тебя хорошо получается, -- тихо усмехнулась она. -Будучи такой невосприимчивой, какой ты бываешь обычно, тебе нужно подождать, пока ты действительно, на самом деле, на 100 процентов проснешься, чтобы понять. Весь фокус в том, чтобы остаться в повышенном осознании. Когда мы в повышенном осознании, нет ничего невозможного для понимания. -- Чувствуя, что я готова прервать ее, она закрыла мне рот рукой и добавила: -- Не думай сейчас об этом. Всегда помни, что ты обладаешь силой воздействия, даже в состоянии повышенного осознания, а твое мышление несовершенно.
Я услышала, что кто-то движется в тени за кустами. -- Кто там? -- спросила я, привстав. Я оглянулась, но никого не увидела. Женский смех эхом отозвался во дворе. -- Ты их не видишь, -- сонно сказала Флоринда. -- А почему они от меня прячутся?
Флоринда улыбнулась: -- Они не прячутся от тебя. Просто ты не можешь видеть их без помощи нагваля Мариано Аурелиано.
Я не знала, что ответить на это. На каком-то уровне это было абсолютно понятно, но я покачала головой.
-- Ты можешь помочь мне увидеть их?
Флоринда кивнула. -- Но твои глаза устали; они устали от того, что слишком много видят. Тебе нужно поспать.
Я специально широко открыла глаза, боясь пропустить того, кто выйдет из кустов в момент, когда ослабнет мое внимание. Я пристально глядела на листья и тени, уже не отличая их друг от друга, пока не заснула крепко, без сновидений.
Глава 18
Смотритель дремал на своей любимой скамейке в тени сапотового дерева. Это было все, что он делал последние два дня. Он больше не подметал дворики и не сгребал листья, а просто сидел часами на скамейке, подремывая или глядя вдаль, как будто у него было тайное знание о чем-то, что мог видеть лишь он один.
В доме все изменилось. Я бесконечно задавалась вопросом, не напрасно ли приехала сюда, и чувствовала себя как обычно виновато и настороженно. Единственное, что я делала -- это непрерывно спала. А когда просыпалась, то, бесцельно слоняясь по дому, с беспокойством осознавала, что ничто не осталось прежним. Казалось, что-то очень важное для меня исчезло из дома.
Протяжные и громкие вздохи смотрителя вторглись в мои мысли. Не в состоянии сдерживать тревогу дольше, я оттолкнула книгу в сторону, поднялась на ноги и преодолела короткое расстояние между нами.
-- Почему ты сегодня не собираешь и не сжигаешь листья? -спросила я.
Вздрогнув, он поднял голову, но не ответил. На нем были очки, сквозь темные стекла которых я не могла видеть выражения его глаз. Я не знала, остаться, или уйти, или дождаться ответа. Боясь, что он может уснуть снова, я спросила громко и нетерпеливо:
-- Есть ли какая-нибудь особая причина того, что ты больше не собираешь и не сжигаешь листья?
Он отделался от моего вопроса своим собственным:
-- А ты видела, чтобы хоть один лист упал за последние два дня?
Когда он приподнял очки, его глаза, казалось, просверлили меня насквозь.
-- Нет, -- сказала я.
Серьезность тона и манера поведения скорее, чем его заявление, которое я нашла нелепым, заставили меня удержаться от ответа.
Кивком головы он предложил мне сесть рядом с ним на скамейку и, пододвинувшись вплотную, прошептал мне на ухо:
-- Эти деревья точно знают, когда позволять листьям опадать.
Он осмотрел все вокруг себя, как будто боялся, что нас могут подслушать, а затем добавил таким же доверительным шепотом:
-- А сейчас деревья знают, что их листьям не нужно падать.
-- Листья увядают и падают независимо от чего бы то ни было, -- важно произнесла я. -- Это закон природы.
-- Эти деревья крайне капризны, -- упорно настаивал он. -У них есть собственный разум. Они не подвластны законам природы.
-- Что же заставляет деревья не сбрасывать листья? -спросила я, пытаясь сохранить серьезное выражение.
-- Хороший вопрос, -- размышлял он, задумчиво потирая подбородок. -- Боюсь, что я еще не знаю ответа. Деревья не сказали мне. -- Он глупо улыбнулся и добавил: -- Я уже говорил тебе, что это не обыкновенные деревья.
Прежде чем я успела возразить, он спросил:
-- Ты уже приготовила себе завтрак?
Я чрезвычайно удивилась такой внезапной смене предмета разговора.
-- Да, -- согласилась я, потом запнулась на минуту. Мной овладело почти дерзкое настроение. -- Вообще-то я не так уж и забочусь о пище. Мне нравится есть одно и то же и утром, и вечером. Я жила бы на шоколаде и орехах, если бы от этого не появлялись прыщи.
Забыв об осторожности, я по своему обыкновению начала жаловаться. Я сказала смотрителю, что очень хотела бы поговорить с женщинами. -- Для меня чрезвычайно важно, чтобы они объяснили, что со мной происходит. Тревога -- вот все, что занимает меня в последнее время. -- Я почувствовала себя более спокойно после того, как сказала все, что хотела. -- Правда, что они ушли навсегда? -- спросила я.
-- Да, навсегда, -- ответил смотритель. И увидев недоумение, написанное на моей физиономии, добавил: -- Но ведь ты знала об этом, правда? Ты уже разговаривала со мной, не так ли?
Прежде чем я могла оправиться от шока, он спросил меня искренним, но приводящим в замешательство тоном, -- Почему же это так шокировало тебя? -- Он на минуту остановился, как бы давая мне время подумать, потом сам ответил на свой вопрос. -О, я знаю! Ты бесишься, потому что они взяли с собой Исидоро Балтасара. -- Он похлопывал меня по спине, как бы подчеркивая каждое слово. По его глазам было видно, что ему все равно, как я отреагирую: яростью или слезами.
Знание, что встречи не будет, дало мне непостижимое чувство самообладания.
-- Я не знала этого, -- пробормотала я. -- Клянусь, я на самом деле ничего не знала. -- Я смотрела на него в немом отчаянии и ощущала, как кровь отливает от моего лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47