Король оцепенел. Растерянно окинул взглядом присутствующих.
— Станислав Конецпольский. Konies Polski, — тяжело вздохнул Владислав.
20
Обитатели Субботова жили в какой-то тревоге и напряжении. У раскрытых ворот усадьбы Хмельницких Мелашка прощалась со своим сыном, теперь уже полковником Мартыном. Любовалась им, какой он стройный! Вот он подошел к казаку, державшему на поводу двух коней, взял из его рук поводья одного из них, рыжего, словно искупанного в золоте. А на дворе уже пахло весной, на деревьях набухали почки, по полям гулял теплый ветерок.
— Плакать, мама, не надо, — тихо уговаривал Мартын мать.
— Не надо, говоришь, сынку? Да разве я плачу, — тьфу, пропасть! Глаза матери, как колодезный сруб, всегда покрыты росой… В такую дорогу сына провожаю! — оправдывалась Мелашка и рукавом, как молодая жена, вытирала слезы.
В такую дорогу… Не в первый раз казаки отправляются в дальние походы. Мартыну уже приходилось бывать не только за Черным морем, не только воевать с турками, но и за Дунаем. Этот поход во Францию казался далеким не только старой Мелашке, но и казачьим полковникам.
Ганна Хмельницкая не выходила из дому, чтобы еще больше не расстраивать прощавшуюся с сыном мать. Своего мужа Богдана она проводила еще две недели тому назад. Едва высидел дома до масленицы, все рвался в Чернигов.
Ганна понимала, почему этот дальний заморский поход так увлек Богдана, и не осуждала его. Именно такого Богдана любила она, а не того, что свою самую лучшую саблю, память отца, так легкомысленно сломал на пне грушевого дерева.
Сегодня утром Ганна услышала, как один из казаков полковника Мартына рассказывал о гибели старшины из Черниговского полка, когда они переправлялись по хрупкому льду Днепра под Киевом. Эта весть встревожила и Ганну. Успел бы Богдан своевременно переправиться через Днепр!..
— Не слышал, казаче, кто этот несчастный? — спросила она казака.
— Старшина из Черниговского полка, пани Ганна. Сказывают, что муж сестры полковника Золотаренко.
Эти слова казака как-то больно кольнули в сердце Ганны. В ее душу закралась тревога. Как ей хотелось хотя бы услышать из уст мужа свое имя, произнесенное с такой же теплотой, как он однажды вспомнил Ганну Золотаренко… Вспомнил и задумался, как иногда задумывался, когда в разговоре кто-нибудь называл этот далекий от Субботова город. Так задумываются мужчины только тогда, когда таят в своем сердце какое-то непоправимое раскаяние!
Неужели только дела, связанные с военным походом во Францию, заставили Богдана так поспешно выехать в Чернигов?..
О несчастной сестре полковника Золотаренко, может быть, и до самой смерти не узнала бы Ганна, если бы Пешта не пожурил при отъезде Богдана: «Зачем полковнику брать харчи в дорогу, ежели в Чернигове его так гостеприимно принимают в семье полковника Золотаренко и его сестры!»
Богдан, как обычно, никак не реагировал на эту шутку, то ли не услышал ее, то ли не понял. Он даже бровью не повел! А у Ганны сейчас кошки скребут на душе. Почему он ни слова не говорил ей о том, что в семье Золотаренко его тепло принимает и эта несчастная теперь сестра?
А в действительности Богдан с сестрой Золотаренко до сих пор так и не встречался. Пешта услышал разговор о ней на свадьбе у пана Калиновского в Чернигове. Иван Золотаренко рассказывал о постигшем его сестру горе — гибели мужа во время переправы по талому льду под Киевом… Заметив, как Богдан реагировал на это, дальновидный Пешта сделал свои выводы. А Ганне с ее больным сердцем было достаточно и слов Пешты.
«Неужели он ради нее так спешил в Чернигов?..» — думала она, стоя уже на пороге дома и наблюдая, как Мелашка прощалась с Мартыном. Ганна послала куда-то Тимошу, Геленке велела заняться домашними делами, а маленькому Юрасю разрешила пойти вместе с дочерьми на Тясьмин. Ей хотелось остаться одной с этими тревожными мыслями…
Как раз во время проводов Мартына к усадьбе Хмельницких подъехал отряд субботовских казаков во главе с Карпом Полторалиха. Ганна вот уже несколько дней ждала их, время от времени выбегая за ворота. Они возвращались после проводов Богдана в ту далекую и неизвестную страну, где короли выдают замуж своих престарелых дочерей, делая их королевами. Франция казалась Ганне какой-то загадочной, сказочной страной!
— Эй, брат Мартын, не опоздаешь ли? Мы встретили твоих казаков под Золотоношей! — еще издали крикнул Карпо.
— Ничего, догоним! Мы так условились, чтобы шли через Золотоношу. Корсунские казаки вместе с белоцерковскими пойдут через Киев. А что это за молодца ты привел? — спросил Мартын, оглядывая безусого юношу.
Карпо засмеялся. Может быть, Карпо ответил бы ему, как всегда, прибауткой, но прежде всего подошел поздороваться со своей тетей Мелашкой.
Совсем юный, если судить по едва пробивавшемуся светлому пушку на губах, стройный казак, приехавший вместе с Карпом, понимал, почему так заинтересовались им в семье Хмельницких. Ведь они приехали в дом Богдана, наказного атамана, возглавившего такой ответственный заморский поход казаков! Он сам просился туда у известного на Приднепровье наказного атамана. Для этого он и в Чернигов убежал от родителей. А Богдан Хмельницкий, взяв его обеими руками за плечи, улыбаясь, посоветовал, как отец:
— Единственному сыну у родителей я не советую прямо из бурсы да в поход…
— Но такой поход, во Францию! Хотелось бы повидать свет после шестилетнего обучения в бурсе, — умолял юноша.
— Сначала погляди на этот свет, юноша, у себя на родине… — И Богдан умолк, о чем-то думая. — А не пошел бы, Петр, учителем к моим сыновьям? Старшему сыну уже пора за учебу браться.
— Пошлите его в бурсу, пан полковник.
— Какой я тебе пан? Скорее отец. Ну как, Петр, договорились? Вот мои хлопцы с Карпом едут в Субботов. Поезжай и ты с ними туда, там и подождете моего возвращения из Франции. Тимоша, моя надежда, подрастает! Латинскому языку его уже немного научили учителя, а вот казацкую науку постигает на улице. А ты его научишь владеть саблей, стрелять из пушки. Пора уже приучать хлопца к военному делу. Я давно уже ищу такого человека, как ты. Ведь говоришь, что любишь пушечное дело, учился ему у киевских пушкарей. В доме полковника наставником его сыновей должен быть хороший, к тому же молодой воин, вот такой, как ты… Ну, так что, согласен?
Молодого Петра Дорошенко уговаривать не пришлось, он сразу же согласился. Его привлекала не роль учителя в семье Хмельницкого — он давно мечтал ближе познакомиться с этим знаменитым в казацком краю человеком. Поэтому и стремился отправиться с ним во Францию! Возможность ближе познакомиться с Богданом, его семьей показалось юноше еще более заманчивой…
— А где же вы оставили полковника? Не у Золотаренко ли в Чернигове? — спросила Ганна с искренней простотой.
— Что вы! Да он сам нас оставил там! — восторженно воскликнул Карпо. — Не успели мы с ним встретиться, как пан наказной атаман и умчался из города! Он должен был нагнать полковника Золотаренко. Потому что только с ним и с сотником Серко они должны раньше всех прибыть во Францию, к Мазарини. Там они будут встречать своих казаков.
21
В течение одной ночи казаки оставили крепость Азов, отошли по приазовской степи за Дон и скрылись там в густых лесах, не опасаясь преследования турок. Наступила весна. Бездорожье и опасность поджидали казаков за каждым буераком. Измотанные осадой, турки, заняв Азов, не погнались за ними. Теперь казаки остерегались своих внутренних врагов. На родной земле приходилось оглядываться и прислушиваться. Ведь их землю заполонили алчные паны колонизаторы, их наемные, не менее жадные войска.
Сначала Назрулла не раздумывал над тем, куда ему податься. Распространявшийся слух о походе казаков во Францию по призыву какого-то Пьера Шевалье манил и его за пределы Речи Посполитой. Русским воинам, входившим в азовский отряд, посоветовал самим выбирать себе путь, а донских казаков отпустил на Дон. Весной его небольшому отряду легче пробиться во Францию, раздобывая продовольствие.
Но на Украине казакам Назруллы пришлось преодолевать не только полноводные весенние реки. Им преграждали путь отряды польских жолнеров. При первой же стычке с разжиревшими на украинских харчах немецкими драгунами утомленные длительным переходом азовские казаки Назруллы вынуждены были отступить.
— Не с таким настроением шли мы сюда!.. — с горечью жаловались азовцы, направляясь к казачьим хуторам Приднепровья.
Однако казаки Назруллы не бросили оружия, не разбежались по домам. Жолнеры Потоцкого вместе с кавалерийскими отрядами реестровых казаков объявили, что они хотят схватить только их атамана полковника Назруллу.
— Будем драться! — говорили казаки Назруллы поселянам, жившим в низовьях Днепра. — Казаки должны защищать не только свое человеческое достоинство! Мы будем воевать не за то, чтобы попасть в реестр. Шляхтичи составляют его в своих интересах. Но за свободу нашего народа не пощадим мы своей жизни. А полковника нашего Назруллу мы в обиду не дадим!..
В приднепровских селах все больше собиралось вооруженных людей, объединявшихся в отряды.
Чигиринский полк реестровых казаков во главе со своим полковником Кричевским вдруг поспешно отправился из Чигирина в далекий поход на Подольщину. Николай Потоцкий приказал Чигиринскому полку прочесать подольские леса и села, усмирить разбойников, действующих, как говорят, под началом Кривоноса…
Теперь у чигиринского подстаросты Данила Чаплинского были развязаны руки. И ему нетрудно было сказать, что и на Чигиринщине появились смутьяны. Чаплинский поспешно собрал отряд из жолнеров и реестровых казаков, приказав ему изловить всех «разбойников» из распыленного отряда Назруллы. Ближайшим советником у него был Сидор Пешта.
— Все азовцы, уважаемый пан Данило, настоящие казаки. Стоит ли вступать с ними в драку — наши ведь люди. Их надо прибрать к рукам, только попугать, а может быть, кое-кого и лозой отстегать для острастки. И разбредутся они по домам, пойдут за панским плугом, как та коза за возом. Ловить надо их атаманов! — говорил Пешта Чаплинскому.
— Кто же они, из чьих хуторов? — раздраженно допытывался Чаплинский.
— Да это неважно! Ловите, пан Данило, турка! — поучал полковник Пешта.
— Турка, турка! Теперь сама пресвента дева не разберет их. Все отуречились, кому, где и когда вздумалось. Со своим Назруллой они разговаривают только по-хлопски! Попробуй разбери, узнай гунцвота! А все этот Хмельницкий…
Пешта и успокаивал Чаплинского, и давал ему советы не только по долгу службы — как писарь и полковник реестровых казаков. Даже и не глубокая ненависть к казацкой вольнице толкала его на это. Он сам дрожал от страха, когда думал о встрече с Назруллой. Пешта прекрасно понимал, что Назрулла никогда не забудет и не простит ему то, что он предал его и выдал разъяренной шляхте!..
Пешта узнал о том, что рейтары разгромили казаков Назруллы возле острова Кодак. Они разбрелись по всему Правобережью, а часть из них переправилась на левый берег Днепра. Значит, их надо ждать в Чигирине!
— Хмельницкий сейчас служит у французского короля, теперь трудно до него добраться — руки коротки, — рассуждал Пешта.
— Погоди, пан Сидор. Да и тут, под рукой, можно ему насолить. Турок считается побратимом Хмельницкого. Ходили слухи, что джура, побратим владельца субботовского хутора, причастен к вооруженному нападению донских казаков на турецкого посла, чтобы освободить Назруллу. Очевидно, Назрулла захочет повидаться со своим спасителем…
И Чаплинский в сопровождении большого вооруженного отряда задумал посетить Субботов. А какие у Хмельницкого мельницы, пруды, сенокосы! Откуда все это взялось у простого хлопа, не шляхтича, какой богатый урожай собирает он каждый год! Послать бы туда хороших карателей, чтобы проучить его за турка-выкреста, за укрытие государственного преступника! Кому, как не подстаросте, следует нагрянуть с отрядом рейтар на хутор, разыскивая преступника Назруллу. По долгу службы он может заглянуть и в покои субботовского хозяина!..
А Назрулла в это время уже находился на Веремеевском хуторе у Джеджалиев. Мелашка ночью проводила его вместе с Карпом за Тясьмин. А позже сама же и подстаросту к столу пригласила, радушно угощала. Ведь пани Ганна совсем занемогла.
Отряд Чаплинского продвигался медленно, ища удобного повода, чтобы проникнуть в пределы Субботова.
22
Еще ночью рыбаки перевезли Назруллу с Карпом через Днепр, высадив их на веремеевском берегу. Густая шелюга да ивы приветствовали полковника, помахивая желтыми сережками. Не только казаки, но и рыбаки знали этого прославленного атамана, защищавшего Азовскую крепость. Знали также и о том, что хотя он и турок, но крещеный, носит на шее большой серебряный крестик, сделанный в известном Афонском монастыре. То ли он хотел подчеркнуть всем своим естеством, что он казак, то ли вызывал на поединок иезуитов, осудивших его на смерть!
— Да тут немало и азовцев укрывается, наверно, встретитесь с ними. Только, казаче, не зная броду, не сунься в воду. Будь осмотрительным, — советовали рыбаки.
— Спасибо, друзья! — старался Назрулла правильно выговаривать слова.
К вечеру они выбрались из зарослей лозы, приблизились к хутору. А там уже три дня поджидали их гайдуки, наблюдавшие за берегом Днепра. Они окружили хутор Джеджалия и, как говорили, собирались этой ночью переправиться на противоположный берег Днепра.
В Лубнах поднялась суматоха. Непоседливый лубенский магнат Вишневецкий в это время приехал домой. Ему тут же сообщили о том, что турок-выкрест, которого донские казаки отбили у ехавшего из Варшавы турецкого посла, ушел из Азова на Приднепровье!
— Кто-нибудь видел этого выкреста или только болтают со страху? — поинтересовался Вишневецкий, возвратившийся домой после долгого пребывания в Варшаве, на сейме, в хорошем расположении духа. Он не жалел денег на содержание вооруженной охраны староства, состоявшей из отрядов гайдуков, возглавляемых молодыми ротмистрами из обедневших шляхетских семей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74