— А нечего соваться к порядочным людям с дурацкими обменами! — заметил художник, взял бутылку и как следует наполнил рюмки. Поставил пустую бутылку под стол. Отодвинул её ногой в угол. Там уже стояла целая батарея, скопившаяся за последнюю неделю. Что ни день, то новый повод.Собутыльники быстренько разобрали свои рюмки, приготовившись их опрокинуть.Но тут отец что есть силы хлопнул его по плечу, и Илья расплескал водку из рюмки, зажатой в руке. Но даже этого не заметил. Пришлось Сереге откупорить следующую бутылку и налить ему снова.— Это чудо, сынок! — радостно сказал Терентич. — Это значит, что тебя охраняют. Вон дружок-то мой, прокурор, уже все. Помер! Не дотянул и до семидесяти. Жена его, хорошая женщина, мы с ней были близко знакомы в молодости. Ох, как знакомы! Так она жива, а он уж нет. А тебе, значит, ещё рано. Ты ещё своей задачи не выполнил. А ему, значит, время подошло. Ну, за помин его души!Не чокаясь, он перелил водку себе в рот и сразу заглотнул её. Причмокнул, зажевал куском черного хлеба с кружочком сервелата. Серега последовал его примеру. Илья тоже выпил и мутными глазами внимательно посмотрел на отца, пытаясь пьяным умом уяснить суть того, что тот только что сказал. Фраза показалась ему бессмысленной: какой-то прокурор умер в молодости, женщина близко знакома с кем-то, кто не выполнил своей задачи… Ничего не поймешь. Наверное, папаня тоже изрядно пьян и городит что-то несурахное.— Какой ещё задачи? — на всякий случай поинтересовался Илья.— Потом узнаешь, — сказал отец и посмотрел на художника. — Вон, Серега, свою задачу уже знает! Так ведь? Он — художник. Его задача — отображать время. И он знай себе, рисует картины. Ни на что не отвлекается. Рисует и рисует, хлебом не корми. И какие полотна рисует, любо дорого посмотреть!— А сам говорил, мазня, — обиженно пробубнил Серега, впрочем, немного расчувствовавшись от похвалы.Терентич потрепал его по щеке.— Это я сгоряча, дурак. А так мне твои картины очень нравятся. Правда! Все! Особенно эта баба, как ее…?Серега опустил голову, уставился на свою рюмашку, в которой плескалась на донышке водка, напомнил старику:— Джоконда. Ее другой художник написал давным-давно. Тоже химик по профессии, между прочим.Терентич самодовольно осклабился, стукнул по столу ладонью.— Ничего! Ты ещё свой шедевр нарисуешь. На закате дней. Когда опыта наберешься. У тебя ещё все впереди. Каждый человек хоть один раз в жизни создает свой шедевр.Серега поморщился, то ли от выпитой водки, то ли от разочарования в жизненных идеалах.— Ничего я не нарисую. И картины мои — мазня. Прав ты, Терентич. Нет в них ни чувства, ни смысла. Красивые пустые картинки.Терентич усмехнулся.— Нет, Серега, ты так не говори. Ты — художник с большой буквы «Хэ». Вот взял бы и помог Илье словесные портреты мазуриков нарисовать. Мы бы их отнесли в Управу. Там бы их пересняли и повесили бы по столбам. Вдруг кто и признает.— Запросто! — обрадовался Серега. Оказывается, и он может пригодиться в этом деле, несмотря на творческое отображение действительности. — Давай, Илья, распиши мне их поподробней, а я попробую намалевать.Илья поднял голову, посмотрел на собутыльников. В его глазах заиграли азартные искорки, незамутненные пьяной поволокой.— Зачем словесные? Можно и живые нарисовать. Спокойно можно нарисовать.— Что ты имеешь в виду? — не понял Серега.— Я вот думаю, как же все это было хорошо разыграно. Прямо как по нотам. Мне сказал один из этих, что бизнес — это музыка. Так и кажется, что за ними какой-то талантливый дирижер стоял. И все они — участники одного оркестра. И Федя, и Роман, и этот простак Толик, и даже банкир. Кто-то из них дирижировал.— И что теперь? — поинтересовался Серега. — Надо искать дирижера?— Ага! — радостно кивнул Илья. Теперь ему все стало ясно, как божий день. Нет, настоящие мошенники не упустили бы такую выгодную вещь, как целая трехкомнатная квартира. Значит, дирижер настолько талантлив, что и квартира не пропадет даром.— Я знаю, где этот дирижер сидит, — уверенно сказал он. Глава 7 Труп бомжа обнаружили только под утро. Его унюхала собака. Она радостно вылетела из подъезда, чтобы облегчиться, увидела лежащего человека и рванула к нему, учуяв запах крови. Хозяин выскочил следом, погнался за ней и чуть не споткнулся о тело, не заметив его в утренних сумерках. Хотел было ругнуться, что, мол, пьяные бомжи валяются, где ни попадя, но увидел красную лужу и рваную дырку в голове трупа. Схватил собаку за ошейник и, не дав ей насладиться свободой, потащил обратно. Поднялся в свою квартиру и звякнул в ментуру.Оперативники приехали через час. Пока проснулись, пока собрались, пока погрузились в машины. Лена Муравьева принялась осматривать тело, установила причину смерти, что было довольно просто. От пулевого ранения в голову не умирает разве что курица. Говорят, она и без головы продолжает носиться по двору и даже кудахтать.— Одна в грудь, другая в голову, — доложила Лена. — Первая прошла в пяти сантиметрах от сердца и была не смертельной. Вторая — контрольный выстрел. Явно работа киллера. Но труп уже ледяной. Всю ночь тут пролежал.— Странно, — заметил Самохин, только бросив взгляд на тело. — На нем надеты рваные грязные брюки и ботинки со стоптанными каблуками. А кожаная куртка — высший шик! Даже у меня такой нет.Техэксперт Коля Балашов осмотрел куртку, которая спереди была изорвана пулевым отверстием, и выудил из карманов несколько пробитых автобусных билетов и связку ключей от квартиры. От какой квартиры, оставалось только догадываться. Тем не менее, это означало, что у человека все-таки есть квартира, раз есть от неё ключи, и вполне возможно, она находится в этом доме. Хотя больше походило на то, что человек был пришлый, и, судя по стойкому запаху застарелого пота, представлял многочисленную армию бомжей. Но откуда у бомжа дорогая кожаная куртка? Все объяснилось довольно просто, как только рядом с подъездом под скамейкой обнаружили столь же вонючее драное пальто с облезлым цигейковым воротником. А в боковом кармане пальто нож-выкидуху с засохшей кровью на кончике лезвия.— Этот парень потряс кого-то из прохожих и снял с него куртю, приставив к горлу перо, — догадался Самохин. — Прохожий, конечно, перепугался, отдал куртку и сделал ноги.— А может, и не сделал? — предположил Костя. — А вынул пушку, догнал бомжа и добавил. Чтобы не попрошайничал.— А почему куртку не забрал? — поинтересовался Тарасенко. — Зашил бы дырочку и носил бы себе дальше. Кровь-то отстирать пару пустяков.— Ну, положим, тот, у кого с собой пушка, вообще бы не стал куртку снимать, — веско сказал Самохин. — А сразу бы показал, кто есть кто. Нет, снимал он с одного, а стрелял другой. Это несомненно. Непонятно другое. Зачем киллеру понадобился этот прощелыга? Неужели перепутал?— Запросто! — поддержал идею Костя. — Хотел завалить одного, попал в другого. Так бывает. То квартирой ошибутся, то машиной, то портретом. Сейчас в киллеры лезут все кому не лень. Никакой профессиональной подготовки. Готовы за сотню баксов человека мочкануть. Ну и лупят первого, кто под руку подвернется. Халтурщики!Самохин внимательно осмотрел двор. В одном углу — детская площадка, в другом стоянка машин, правда, машинами заняты все свободные пятачки, так что в стоянку превращен весь двор. Во двор выходят несколько парадных, причем одно из них за углом дома. Бомж шел не по проходу между машинами, огибающему детскую площадку, а напрямик через нее. Недалеко от песочницы его и застрелили.— Давайте, ребятки, пройдитесь по квартирам. Надо поспрашивать жильцов, может, кто этого гражданина знает, — распорядился Самохин. — И выясните по ходу дела, может быть, кто вчера вечером случайно курточку потерял.— Ясно, пошли, — кивнул Костя своему бессменному напарнику.Целый час Корнюшин с Тарасенко толкались по квартирам дома на Вятской улице, будоража едва проснувшихся жильцов пугающими вопросами о принадлежности трупа, лежащего под окнами их дома. Но никто так и не признался в родственных чувствах к убиенному. Особенно любопытные одевались и выходили во двор, но так и не смогли опознать его. На странный вопрос о потери куртки все пожимали плечами и отнекивались, тут же понимая все по-своему: кто потерял куртку, тот и убийца. Даже если действительно потеряли, кто же в этом сознается?Тем временем помощники Балашова нашли две гильзы, быстренько отвезли их в баллистическую лабораторию и установили, что пули выпущены из того же пистолета, из которого был убит врач Чекмарев, несчастный свидетель самого первого убийства.— А парень не лентяй, — между делом заметил Костя. — Работает без выходных. Не успел одного ухлопать, уже за второго принялся. Завтра ещё кого-нибудь…— Залетный, — констатировал Тарасенко. — Настреляет тут, соберет бабки и ищи ветра… Поедет в другой город стричь купоны. А мы расхлебывай!— Наша задача не расхлебывать, — строго сказал Самохин, — а предотвратить. Если допустить, что киллер ошибся, то, значит, он придет ещё раз за тем, кто ему нужен. Кого-то в этом доме он невзлюбил, и попытается ещё раз свою нелюбовь доказать на деле. Надо выяснить, сколько в доме состоятельных жильцов, которые покупают себе дорогие куртки. Возможно, кому-то из них уже светят пышные похороны. Только он об этом ещё не знает. А может, и знает, но думает, что пронесет.— И как это выяснить? — поинтересовался Тарасенко.Самохин посмотрел на него удивленно. Он не любил, когда подчиненные задавали наивные вопросы. По его мнению, они должны были все схватывать на лету, не переспрашивая, не уточняя, и не интересуясь, сколько им за это будет. В принципе, его ребята не страдали непониманием, но иногда позволяли себе расслабиться. Чтобы за них подумал начальник. Ему, мол, за это зарплату платят, чтоб он думал. Полковник это прекрасно знал, но спуску не давал. Настоящий опер, считал он, должен всегда думать своей головой, как ему выполнить приказание начальства.— Пойдем, я тебе объясню, — сказал Костя, заметив недовольство шефа.Он взял Тарасенко под локоток и потащил за собой к машинам, плотными рядами сгрудившимся с одной стороны двора, по бокам от единственного проезда.— Значит, так. Переписываем все не самые старые иномарки, выясняем их хозяев, сам знаешь где, и вперед. Сообщаем владельцам неприятную весть — вас, мол, ищут, и сделайте так, чтоб вас искали как можно дольше. Если кто-то из них вспомнит, за что его могут искать, он нам об этом рассказывает.— А если не расскажет?— Ему же хуже. Тогда его найдут очень скоро, и мы ему ничем не сможем помочь.— А мы ему и так не сможем помочь, — проворчал Юра. — Если его захотят убрать, уберут в любом случае. Между прочим, нам шеф поручил банкира пасти.— Банкир от нас никуда не уйдет, — уверенно сказал Костя. — Банкир сидит в банке и только нас и ждет.Он достал записную книжку и начал переписывать в неё номера всех более-менее приличных иномарок. Тарасенко через гаишную справочную выяснил их владельцев, и они с Костей снова отправились в путешествие по квартирам, но уже целенаправленно. Было опрошено больше двадцати человек, но с нулевым результатом. Ни один не признался в том, что ему кто-то угрожает. Ну что ж, оперативники сняли с себя всякую ответственность за их дальнейшую судьбу.
Илья проснулся довольно рано и решил прямо с утра отправиться на охоту за банкиром, ему не терпелось снова повидать Разумовского в неформальной обстановке, где тот не будет изображать из себя аристократа, а покажет свое истинное лицо — лицо матерого афериста.Хотя в глубине души он и сомневался в его причастности к этому делу. Мошенники ведь могли выйти на этого сговорчивого банковского деятеля, сунуть ему на лапу, чтобы тот не отказал в кредите, и направить к нему доверчивого Илью. Ведь он, несомненно, работает в банке — вряд ли мошенникам удалось бы на время арендовать кабинет в этом учреждении. Это все-таки солидная контора, которая не разменивается сдачей внаем своих помещений. Но с такой же долей вероятности банкир, настоящий банкир, мог стать участником этого спектакля, и совсем не на вторых ролях.Марина ещё спала и видела кошмар про тяготы суровой жизни под забором в обществе бомжей и вокзальных потаскух. Кошмар был цветным и полнометражным, в подробностях живописующим уличные будни, и заканчивался тем, что она сама в облике шлюхи ловила на вокзале клиентов, а её драгоценный муж в дерюге и обносках стоял на привокзальной площади с протянутой рукой. Вздрогнув от ужаса, Марина проснулась и увидела в дверном проеме мужа, одетого по полной походной форме — в старую куртку, потертые джинсы и кроссовки. Ну, чем не костюм для паперти?— Я пошел на дело, — сказал Илья, пытаясь отогнать похмелье. — Если живым не вернусь, считай меня коммунистом.— Ты что, совсем опупел? — удивилась она и вылезла из постели, норовя преградить ему путь к входной двери. — Только этого мне не хватало! Пускай милиция их ищет. Ей за это деньги платят. Ты представляешь, если эти бандиты тебя изловят и отправят на тот свет? Что тогда?Илья зловеще ухмыльнулся.— Двум смертям не бывать…Они меня уже похоронили. И в этом мое преимущество. Они уверены, что меня нет. А я есть. И только я знаю их в лицо. Значит, я должен сам их найти.— Посмотри на себя, — усмехнулась она. — Ты же ещё не отошел после вчерашнего. Куда ты собрался идти в таком состоянии?— Не волнуйся, Марин, я возьму в помощь отца и Серегу. Втроем мы горы свернем. Нам бы только узнать, где они живут.Марина тяжко вздохнула. Ну и муженька себе посадила на шею! На войну собрался, а сам лыка не вяжет. Доковыляет до ближайшего винного ларька, там и останется. Что ж, пускай себе идет, если ноги не заплетаются.— Да иди, иди! Только если на карачках приползешь, я тебя не пущу.— Главное, мне бы их только увидеть, — продолжал буровить свое Илья. — А дальше посмотрим, кто из нас будет на карачках ползать!— Хорошо, хоть отец будет с тобой, — жена немного успокоилась. — А то ты, как малое дитя, вечно за тобой пригляд нужен. Обязательно влезешь в какое-нибудь дерьмо.— Ничего, теперь буду умней, — пообещал сам себе Илья и ушел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56