Единственное, чего не было в квартире, так это человеческого присутствия, отчего две комнаты, кухня, прихожая и ванная напоминали уголки в мебельном магазине.— Ничего, обживешься со временем, — прогудел Бобров, угадав ее мысли.Маша открыла шкаф-купе с огромным зеркалом. Разумеется, он был пуст. Только в углу его покоился новенький пылесос.— Да, — Серж потер переносицу. — Попрошу Никиту походить с тобой по магазинам. Нужно, чтобы ты купила себе несколько выходных шмоток, ну.., и что там тебе еще нужно.Певица покраснела. Все происходящее смахивало на сказку. Однако это было лишь начало, а Маша с детства знала, что в сказках не может быть все только хорошо.Она в удивлении уставилась на мецената.— Глупая ты, — улыбнулся тот. — Черта с два я закидывал бы тебя шмотками, если бы мне это было не выгодно. Скоро начнется твоя раскрутка. Ты должна будешь выглядеть соответственно не только на сцене, но и в жизни, понимаешь? А на твои три рубля, которые ты привезла в Москву, ничего, кроме того красного платья с рынка, которое ты таскаешь с маниакальной настойчивостью, и черных туфель к нему, не купишь.Маша почувствовала, что волосы на голове взмокли.В груди ее словно печь разожгли.— Вам не понравилась песня, которую я написала, вам не нравится мой наряд, в таком случае почему вы меня выбрали?Меценат пожал плечами и ответил быстро, словно готовился к этому вопросу:— Мне нравишься ты.Ответ прозвучал просто и логично. Однако Машу он напугал. Ей бы больше понравились напыщенные объяснения о харизме, тембре голоса и оригинальной манере исполнения. Она застыла, как раз превратившись в того кролика перед удавом. Бобров, казалось, и это ее состояние разгадал. Он двинулся на нее медленно и уверенно.Маша отступила на шаг, но уперлась спиной в треклятый шкаф-купе. Серж подошел к ней вплотную, положил руки на плечи и, заглянув в глаза, вдруг усмехнулся и отступил на шаг.— Я что, такой противный? Ты бы ни за какие деньги не согласилась лечь со мной в постель?Машу колотила крупная дрожь. Она проглотила ком в горле и потупила взгляд.— Не понимаю… — задумчиво протянул он. — Многие начинающие певицы уверяют меня, что прыгнуть ко мне в койку — это единственная цель, ради которой они прутся в шоу-бизнес. Они, между прочим, убедили меня в том, что я венец творения на земле. Откуда такой ужас в ваших глазах, уважаемая? По-твоему, я монстр?Маша упрямо смотрела в пол, не решаясь ответить.Хотя на последний вопрос сейчас она могла бы, не задумываясь, произнести «да».— Ладно, — он отвернулся и, подойдя к окну, откинул тяжелую гардину. — Да будет тебе известно, что я не сплю со своими подопечными. Вас у меня так много, что со всеми не переспишь. У меня под покровительством симфонический оркестр, к примеру. Играют — просто блеск. Но тащить каждого в койку — уж извини-подвинься!Маша улыбнулась.— К тому же личные отношения портят профессиональные. Трахнешь такую вот сопливую дуру, а потом носись с ней как с писаной торбой. Капризы начнутся незамедлительно. А мне от тебя работа нужна, понятно?— Я очень рада, — искренне ответила Маша.Он резко повернулся к ней и, усмехнувшись, весело проговорил:— А зря! Я, между прочим, действительно венец творения. Особенно в постели. Ты многое теряешь. Я бы на твоем месте опечалился.— А по договору я имею право говорить вам правду?— Хм… — Он озадачился. — Такого пункта в договоре нет. Ну, то, что не запрещено, то разрешено. Валяй.— Вы ошибаетесь насчет венца творения. Вас обманули. И печалиться мне не о чем.— Эх, чем же ты еще можешь себя успокоить, коли не грубой клеветой, — и он фыркнул.Таким образом, Маша поменяла место жительства.Поменяла она и образ жизни. Вставала она теперь в восемь утра, мчалась на урок по вокалу. Строгий преподаватель — Игнат Робсон, неопрятный косматый мужик лет сорока, — спуску ей не давал. Выговаривал, что она полное ничтожество, петь совсем не умеет, а то, что умеет, пением не назовешь — так, вытье в подворотне. Уроки были странные — то она шипела от низов к самым верхним нотам, то «булькала» октавами, то выпевала музыкальные интервалы.— Нужно расширить твой диапазон, — ворчал преподаватель. — Иначе ни одну песню тебе не подберешь.Маша молча терпела, старательно выполняла его требования. Вечерами занималась еще и дома, повторяя по настоянию Игната утренний урок.К середине дня ее ждал преподаватель по хореографии, который на первом же занятии потребовал называть себя Вовиком, и никак иначе. С ним Маша испытывала настоящие муки. Сначала она проходила с ним классический станок. В детстве, как всякая девочка из хорошей семьи, она занималась танцами, но то были занятия для удовольствия. Она и понятия не имела, что все эти батманы, плиссе и арабески могут так выматывать за считанные минуты. Вовик стоял рядом и периодически лупил ее палкой то по ногам, то по спине, требуя ровных линий.— Тебе нравится бить людей? — однажды, не вытерпев, поинтересовалась она.— Человеком станешь, когда научишься спину держать, — холодно ответил садист и, поддев палкой ее бедро, заставил поднять ногу. — Упражнение не закончено.Давай работай, а не огрызайся.Серж не появлялся на занятиях. Один раз заглянул в класс к хореографу, оглядел ее, вымученную, растрепанную, мокрую с ног до головы, хмыкнул:— Потрясающе выглядишь.И разочарованно обратился к Вовику:— Смотрю, ты ее жалеешь.Маша только головой покачала.Вечером у нее был неизменный шейпинг в спортивном клубе, который заканчивался бассейном, массажем и солярием. А по субботам сауной.Домой она приползала к десяти. Пела упражнения и плюхалась в кровать. На ужин сил не оставалось. Вот и вся жизнь.Спустя неделю у Маши появился репертуар. Пока состоящий из одной песни. Выбор происходил в офисе Сержа.— Нравится? — гордо вопросил он, когда они прослушали первую композицию в исполнении автора.— Ну… — уклонилась от прямого ответа Маша, которой песня не очень понравилась.— Ты что, она бешеных бабок стоит! Пять тыщ долларов! Автор — известный человек, — обиделся меценат.— В общем-то, она не слишком интересна в музыкальном плане, — неожиданно поддержал певицу преподаватель по вокалу. — Голос показать не на чем.— На нашей эстраде голос показывать не принято, — угрюмо заметил Серж. — Некоторые звезды вообще петь не умеют, и ничего. Была бы морда смазливая да раскрутка хорошая.— Тогда почему я? — На сей раз Маша смело вскинула на него глаза. — Есть куча девиц куда смазливее меня.— И то верно, — запальчиво ответил Бобров.— Тайм-аут, — на манер рефери поднял руку Игнат. — Может быть, эта песня и хит, но не Машин.Повисла тяжелая пауза. Бобров потер переносицу и недовольно пробубнил:— Сам знаю. Ладно, есть у меня еще одна на примете.Правда, автор никому не известен. Держал его про запас, думал, спихну, когда случай подвернется.Он поставил другой диск. Музыка Маше понравилась, но вот исполнение… Голос у композитора был хриплым — слов не разберешь.
Нет, не умею я ждать, Не умею просить, Не умею прощать, Но я умею любить…
Маша задумалась. Песня явно не про нее. Скорее ее Ирма могла бы спеть с чувством. Наверное, для нее она и предназначалась: для гордой женщины, лукавой, жестокой, сильной, как леди Макбет. Мужчины такой восхищаются на расстоянии, потому что подойти боятся. Такая всегда выбирает сама, но остается одинокой. Впрочем, про одиночество — это ей сейчас очень даже понятно. Но вот все остальное…— И ты такой должна стать, — словно опять прочитав ее мысли, тихо произнес Бобров и накрыл своей ладонью ее.Она вздрогнула. В который раз удивилась, как это ему удается видеть ее насквозь.— Слушай, у тебя на лице все написано, — он усмехнулся. — Может, тебе преподавателя по актерскому мастерству найти? Чтобы маску научил носить. Негоже такой простушке петь арии роковых женщин. Машка, ты должна стать роковухой, понятно? Иначе наше дело — дрянь.Роковухой, похоже, Серж Машу решил сделать незамедлительно. Для чего и потащил этой же ночью в модный клуб на закрытую вечеринку.— Пора выводить тебя в свет, — буркнул он, впихнув ее в зал, набитый знаменитостями и богачами.Таким образом Маша впервые появилась на публике официально, как «новый проект Боброва». И первое, что она сделала, — это растерялась. Меценат взял ее за руку, шепнул: «Вперед» — и поволок знакомиться. Отвечали ей приветливо. Мужчины целовали ручку, женщины с натянутой вежливостью улыбались. Но заговаривали только с самим Бобровым. Для всех она оставалась никем — глиной в руках мастера или бессловесной куклой. Во всяком случае, именно так к ней относились все эти люди.— Вот, наконец-то тебя нашел! — как никогда обрадовался Серж, чуть ли не впихнув ее в объятия того самого голубоглазого высокого субъекта, с которым она видела мецената в ресторане и которого приняла за киллера.Правда, как выяснилось на музыкальном вечере, он оказался вовсе не киллером, а английским аристократом, но от этого вид у него не исправился. Маша по-прежнему считала его довольно грозным типом.— Сэр Александр Доудсен, — представил он аристократа и указал на певицу:— А это наша Маша. Вернее, Мария Иванова — восходящая звезда российского шоу-бизнеса.— Весьма польщен, — заверил ее лорд, на ее взгляд, куда искреннее остальных в этом зале. А может быть, он с детства тренировался скрывать свои истинные эмоции.— Ну, пойду поговорю.., тут нужно мне.., в общем, отойти, — неожиданно смутившись, Бобров растворился в толпе, оставив ее наедине с сэром Доудсеном.Маша тут же покраснела, не зная, что делать и что говорить. Как незадачливая школьница, стоящая у доски и начисто забывшая вызубренный накануне урок, замотала руками. Лорд ей еще раз поклонился, ободряюще улыбнулся, мол, расслабься.— Александр? — пискнула Маша, теряя остатки самообладания. — Сэр Александр? Разве это английское имя?— Скорее греческое, — тот жестом показал ей, что можно сесть за столик, и продолжил уже на пути к нему:— Пожалуй, самый известный грек, носивший это имя, был Александр Великий — царь Македонии.— Точно, — согласилась Маша, усаживаясь за столик. — Но все равно в Англии не так уж много Александров…— Меньше, чем Джонов, но тоже встречаются. Александр Тунисский — известный полководец — был даже министром обороны в середине XX века.— Похоже, вы все знаете о своем имени.— И о вашем немножко, — улыбнулся он ей.— Да? И что же?— Гм… — Сэр Доудсен сделал вид, что задумался ненадолго. Ровно настолько, чтобы она поняла, что сморозила глупость. — Мария Богородица, или Дева Мария, известна как мать Иисуса Христа, не путать с Марией Магдалиной — наоборот, грешницей, правда, раскаявшейся Мария Стюарт — интриганка, участница многих заговоров. Вам не кажется, что Шиллер ее образ изрядно идеализировал? Мария Нагая тоже не слишком приятная особа.Седьмая жена Ивана Грозного. Отличалась удивительным непостоянством: сначала признала Лжедмитрия I сыном, потом отреклась от него…— Прошу вас, — взмолилась Маша, уже опять красная как рак. — Мне стыдно за мое имя.— Не стоит, — поучительно заявил аристократ. — Одна Мария, породившая Христа, искупает грехи всех остальных.— Вы прекрасно знаете историю.— Я вас расстрою, если замечу, что неплохо знаком с литературой, юриспруденцией, географией, к сожалению, химией и свободно говорю на четырех языках?— И еще вы здорово хвастаетесь, — засмеялась она.— Что вы! Если бы я хвастался, сказал бы, что прекрасно танцую и читаю на тайском без словаря.Он показался ей человеком очень приятным и легким в общении. Удивительно, как он, аристократ по рождению и воспитанию, умел быть простым парнем. Она не чувствовала его превосходства. Вернее, знала о нем, но Александр ни жестом, ни взглядом не давал ей понять, что едва терпит общество дурочки из провинции. Он был много проще в общении, чем вся та «богемная знать», которая их сейчас окружала.«А может быть, аристократическое воспитание — это и есть умение быть проще, а не напускать на себя неприступный вид, как богатый простолюдин?» — подумала Маша.Они болтали довольно долго. Александр рассказал Маше о своих предках, которые жили в России, о том, чем он занимается в Москве. Маша, в свою очередь, поведала, как она попала в столицу, как познакомилась с Бобровым. Когда дошли до музыкального вечера, она погрустнела.— Да, я помню ту девушку. Ее зовут Анастасия. Кажется, она представила вас Сержу. Вам нужно ее поблагодарить.— Ну… — Маша вздохнула. — Боюсь, это теперь невозможно.— Вот как? — Он вскинул брови. — Она уехала? Где же она теперь? Хотя нет, я догадаюсь… Я не вижу на вечере еще одного постоянного завсегдатая, некоего Бориса.Мне показалось, что в посольстве…— Она погибла, — перебила его Маша и замолчала.Больше всего на свете ей не хотелось заканчивать разговор с этим приятным молодым человеком на грустной ноте, но и слушать его догадки она была не в состоянии.— Мне жаль, — с грустью сказал он, словно Ася была его близкой подругой. — Приношу свои соболезнования.Как это случилось?— Ее убили грабители в ее же квартире. Застрелили…— Господи святы! — обескураженно выдохнул аристократ.На Александра это сообщение подействовало как удар молнии. Он вспомнил ту хрупкую девушку с повадками подростка. Скорее от избытка эмоций, чем от желания выяснить правду, он порывисто спросил:— Неужели они ворвались к ней ночью?— Нет. — Маше очень не хотелось говорить об этом.Она чувствовала, что тоска наваливается на нее, мешая дышать, а к горлу подступает горячий ком. Чужое участие наконец пробудило в ней дремавшую скорбь. — Она вернулась с репетиции слишком рано. Почему-то сама им открыла. Или у них были ключи, не знаю.— Ужасно. — Сэр Доудсен сжал набалдашник трости в пальцах. — Просто отвратительно! Могу ли я вам чем-то помочь?— Мне? — слабо удивилась Маша.Он тут же почувствовал, что совершил промах, и быстро поправился:— Ради бога, простите. Я не имел желания навязывать себя, но такие минуты пережить в одиночку очень трудно.— Вы правы, — несколько ошарашенно согласилась она, — но у меня есть работа. Как бы жестоко это ни звучало, я стараюсь думать только о ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41