Перевешиваться через парапет он едва ли станет. Но если взять пожарную машину…— Я не хотел бы вмешивать в это дело пожарников, — сказал Мартин Бек.— Мы можем привлечь тех полицейских, которые уже оделись пожарниками. Если они будут жаться к стене, ему в них все равно не попасть.— Если у него нет при себе ручных гранат, — брюзгливо добавил Гюнвальд Ларссон.— А что они будут делать там, в углу? — спросил Мартин Бек.— Просто ковыряться. — сказал Колльберг. — Больше ничего и не нужно. Это я могу взять на себя. Но чтоб с твоей стороны ни звука.Мартин Бек кивнул.— Вот так, — сказал Колльберг. — Значит, договорились?Мальм все время с удивлением глядел на Мартина Бека и наконец спросил:— Это следует рассматривать как добровольный почин?— Да.— Должен признаться, что я тобой восхищаюсь, — продолжал Мальм. — Но понимать тебя, по совести говоря, не понимаю.Мартин Бек ничего не ответил.Через пятнадцать минут он отправился к крепости на Далагатан. Он старался держаться поближе к стенам домов. Рукой он прижимал к боку складную алюминиевую лесенку.Одновременно пожарная машина с включенными сиренами выехала из-за угла Обсерваториенгатан.Под пиджаком у Мартина Бека был спрятан коротковолновик, а 7,65-миллиметровый «вальтер» упирался дулом под мышку. Он отмахнулся от полицейских в штатском, которые вылезли навстречу ему из котельной, и начал медленно подниматься.Наверху он открыл дверь студии универсальной отмычкой, которую добыл для него Колльберг, и оставил в холле верхнее платье и куртку.По профессиональной привычке огляделся — уютная, со вкусом обставленная квартира — и подумал, что интересно бы узнать, кто здесь живет.Вой пожарных сирен не умолкал ни на минуту.Мартин Бек чувствовал себя вполне спокойно и уверенно. Он открыл окно, выходящее во двор, и сориентировался. Он находился как раз под северным балконом. Он собрал лестницу, выставил ее наружу и зацепил за перила балкона, примерно в трех с половиной метрах над окном.Затем он слез с подоконника, вернулся в квартиру и настроил приемник. Рённ отозвался тотчас же.Со своего поста, позади больничной территории, на крыше двадцатиэтажного дома «Боньерса» Эйнар Рённ вел наблюдение за расположенным на пятьсот метров юго-западнее домом 34 по Далагатан. Глаза у него слезились от резкого ветра, но объект наблюдения был виден вполне отчетливо — крыша над северной студией.— Ничего, — сказал он в приемник. — Пока ничего.Он услышал вой пожарной машины, и вслед за тем какая-то тень скользнула по узкой, освещенной солнцем полоске крыши.Он поднес микрофон к губам и сказал обычным голосом:— Да. Вот он. Вижу. На этой стороне. Лежит на крыше.Через двадцать пять секунд сирены умолкли. Рённ, удаленный от Далагатан на полкилометра, не отметил сколько-нибудь серьезных изменений. Но уже мгновенье спустя он увидел вдали тень на крыше, увидел встающую фигуру и сказал:— Мартин! Давай!Вот теперь голос у него был хриплый от волнения. Ответа не последовало.Будь Рённ метким стрелком — а он таковым не был — да будь у него вдобавок винтовка с оптическим прицелом — а таковой у него тоже не было, — он, пожалуй, мог бы попасть в фигуру на крыше. Да, и еще если бы он рискнул выстрелить, что тоже очень сомнительно. Ибо фигура на крыше вполне могла оказаться Мартином Беком.Для Эйнара Рённа не имело большого значения, что у пожарной машины перегорел предохранитель и смолкла сирена.Для Мартина Бека это значило все.Едва получив сигнал от Рённа, он оставил радио, метнулся к окну и стремительно взобрался на балкон. Прямо перед собой он увидел глухую заднюю стену студии с узкой ржавой лестницей.Когда смолк защитный звук сирены, он уже карабкался наверх, сжимая пистолет в правой руке.После страшного, рвущего уши воя тишина вокруг казалась полной.Дуло пистолета чуть слышно звякнуло о правый стояк лестницы.Мартин Бек достиг крыши. Его голова и плечи уже поднялись над ее краем.На крыше в двух метрах от него стоял Оке Эриксон, широко расставив ноги и нацелив дуло пистолета ему в грудь.Мартин Бек же все еще держал свой «вальтер» под углом кверху и слегка в сторону, не успев придать ему нужное направление.Что он успел подумать?Что уже слишком поздно.Что Эриксон ему запомнился куда лучше, чем можно было ожидать: белокурые усы, зачесанные назад волосы с косым пробором. Противогаз на затылке.Вот что он успел увидеть.И еще странной формы пистолет «хаммерли» с массивным прикладом и синий блеск стали в вороненом дуле четырехгранного ствола.Из дула таращился на него черный глаз смерти.Это он где-то вычитал.А главное, было уже слишком поздно.Эриксон выстрелил. Тысячную долю секунды Мартин Бек видел его голубые глаза.И вспышку выстрела.Пуля ударила в середину груди. Как тяжелый молот. XXIX Балкон был размером примерно два на три. Узкая и ржавая железная лестница крепилась болтами к желтой задней стене и вела на черную крышу студии. А в каждой из боковых стен балкона было по запертой двери. Высокая ограда со стороны двора состояла из толстых пластин матового стекла, а поверх ограды шла толстая балка. На полу балкона, выложенном глазурованной плиткой, стояла складная подставка для выколачивания ковров из оцинкованных железных палок.Мартин Бек лежал на спине на этой подставке. Голова у него откинулась назад, на толстую трубу, составляющую основу конструкции.Он медленно пришел в себя, поднял веки и глянул в ясное голубое небо. Все поплыло перед его глазами, и он снова их закрыл.Он вспомнил или, точнее сказать, вновь ощутил грозный толчок в грудь, вспомнил свое падение, но совсем не мог припомнить, каким образом очутился на земле. Неужели он упал во двор? С крыши девятиэтажного дома? Разве после такого падения человек может уцелеть?Мартин Бек пытался поднять голову, чтобы оглядеться по сторонам, но от физического напряжения его пронзила такая боль, что он снова на несколько секунд потерял сознание. Больше он не повторял попытки, а огляделся как мог, не двигая головой, из-под полуопущенных век. Он увидел лестницу, черный край плоской крыши и понял, что упал от силы метра на два вниз. Он прикрыл глаза. Потом попытался по очереди приподнять каждую руку и ногу. Но от малейшего усилия его пронизывала все та же острая боль. Он понял, что хоть одна пуля наверняка угодила ему в грудь, и удивился, что до сих пор не умер. С другой стороны, не возникало у него и то ощущение счастья, которое в аналогичных ситуациях испытывают герои книг. Впрочем, страха он тоже не испытывал.Он думал, сколько времени прошло с тех пор, как в него попала первая пуля, и попадали ли в него другие пули с тех пор, как он потерял сознание. На крыше ли Эриксон? Выстрелов вроде бы не слышно.Мартин Бек успел увидеть его лицо — лицо старца и в то же время детское. Возможно ли такое сочетание? А глаза — безумные от страха, ненависти, отчаяния или, может быть, просто лишенные всякого выражения.Бог весть с чего Мартин Бек вообразил, что он понимает этого человека и что и на нем лежит часть вины, а потому он должен прийти на помощь, но человек на крыше уже находился вне пределов человеческой помощи. В какое-то мгновение за последние сутки он совершил решающий шаг через границу, шаг в безумие, в мир, где нет ничего, кроме ненависти, насилия и мести.«Вот я лежу здесь и, может быть, умираю, — подумал Мартин Бек, — но какую вину я искуплю своей смертью? Никакой».Он испугался собственных мыслей, и вдруг ему показалось, будто он уже целую вечность лежит здесь без движения. А что, если человек на крыше убит или арестован, если все кончено, а его забыли, оставили умирать в одиночестве на этом балконе?Мартин Бек пытался закричать, но из груди его вырвались лишь булькающие звуки, и он ощутил во рту привкус крови.Теперь он лежал тихо и гадал, откуда взялся могучий рокот, звучащий в его ушах. Рокот походил на шум ветра в вершинах деревьев, на рев морского прибоя, а может быть, его издавал работающий поблизости кондиционер?Мартин Бек почувствовал, что погружается в мягкую, безмолвную тьму, где рокот смолкнет, и не стал противиться. Снова возник рокот и фосфорическое мерцание на кроваво-красном фоне под закрытыми веками, и, прежде чем снова погрузиться во тьму, он понял, что этот рокот звучит в нем самом.Сознание уходило и возвращалось, уходило и возвращалось, словно его качали ленивые мягкие волны, в мозгу проплывали видения и обрывки мыслей, которых Мартин Бек уже не мог удержать. Он слышал бормотание, отдаленные звуки и голоса в наплывающем рокоте, но все это не имело больше к нему никакого отношения.Он рухнул в громыхающий колодец мрака. XXX Колльберг нервно барабанил костяшками пальцев по своему коротковолновику.— Что случилось?В аппарате послышался треск, но больше ни звука.— Что случилось? — опять закричал он.Широко шагая, к нему подошел Гюнвальд Ларссон.— С пожарной машиной? Короткое замыкание.— Да при чем тут пожарная? Что с Беком? Алло! Алло! Слушаю!Небольшой треск, пожалуй, чуть сильней, чем первый раз, после чего голос Рённа тягуче и неуверенно спросил:— В чем дело?— Да не знаю я! — закричал Колльберг. — Что ты видишь?— Теперь ничего.— А раньше?— Трудно сказать. По-моему, я видел Эриксона. Он подошел к краю, и тогда я подал Мартину сигнал. А потом…— Ну, — нетерпеливо подгонял его Колльберг. — Говори же.— Потом сирена смолкла, а Эриксон после этого поднялся на ноги. Во всяком случае, мне так кажется. Он стоял во весь рост спиной ко мне.— А Мартина ты видел?— Нет, ни разу.— А теперь?— Теперь вообще ничего не вижу. Теперь там никого нет.— Черт возьми, — выругался Колльберг и уронил руку с радиопередатчиком.Гюнвальд Ларссон сердито хмыкнул.Они стояли на Обсерваториенгатан, возле поворота на Далагатан и менее чем в ста метрах от дома. Мальм тоже был здесь, и еще довольно много народу.Подошел пожарник и спросил:— Машине с лестницей оставаться на прежнем месте?Мальм поглядел на Колльберга, потом на Гюнвальда Ларссона. Теперь он уже не рвался командовать, как вначале.— Не надо, — ответил Колльберг. — Пусть едет назад. Не стоит ребятам без надобности маячить у него на глазах.— Ну, — сказал Ларссон, — сдается мне, что Мартин загремел.— Да. — глухо откликнулся Колльберг. — Похоже, что так.— Минуточку. — вмешался кто-то. — Послушайте-ка.Это был Норман Хансон. Он что-то сказал в свой микрофон, потом обратился к Колльбергу.— Я только что поймал наблюдателя на колокольне. Ему кажется, что он видит Бека.— Видит? Где?— Лежит на северном балконе со стороны двора.Хансон серьезно поглядел на Колльберга и добавил:— Похоже, что он ранен.— Ранен? А он шевелится?— Сейчас нет. Но наблюдатель считает, что несколько минут назад он шевелился.Сообщение могло оказаться справедливым. Ведь с крыши «Боньерса» Рённу не видна дворовая сторона. А церковь расположена севернее дома, да вдобавок ближе на двести метров.— Надо вынести его оттуда, — пробормотал Колльберг.— Да и вообще пора кончать эту волынку, — мрачно сказал Гюнвальд Ларссон.Через несколько секунд он добавил:— В конце концов, только дурак мог полезть туда в одиночку. Только дурак.— Молчим в глаза и говорим пакости за глаза, — подытожил Колльберг. — Знаешь, Ларссон, как это называется?Гюнвальд Ларссон долго глядел на него. Потом резко сказал:— Что ты хочешь — это безумный город в потерявшей рассудок стране. А на крыше перед нами сидит несчастный маньяк, и нам предстоит теперь снять его оттуда.— В общих чертах верно, — сказал Колльберг.— Сам знаю.— Господи Боже мой, нашли о чем разговаривать, — нервничал Мальм.Ни тот, ни другой даже не взглянули на него.— О'кэй, — сказал Гюнвальд Ларссон, — ты пойдешь выручать своего дружка Бека, а я займусь остальным.Колльберг кивнул.Он пошел было к пожарникам, но на полдороге остановился и сказал:— Знаешь, как я расцениваю твои шансы вернуться с крыши живым и невредимым? При твоем методе?— Могу догадаться, — ответил Ларссон.Потом он посмотрел на окружающих его людей и громко объявил:— Я собираюсь взорвать дверь и штурмовать крышу изнутри. Мне нужен еще один человек. Максимум два.Четверо или пятеро молодых полицейских и один пожарник тотчас подняли руки, потом еще один голос за его спиной сказал:— Можно мне?— Боюсь, вы меня не поняли, — продолжал Гюнвальд Ларссон. — Мне не нужен помощник, который считает, что это его долг, не нужен и такой, который воображает себя героем и хочет отличиться. Возможность угодить под пулю здесь гораздо больше, чем вы подозреваете.— К чему ты клонишь? — недоумевал Мальм. — И кого ты тогда хочешь взять?— Вопрос может идти только о таких людях, которые действительно готовы подставить себя под пулю. Которых это забавляет.— Возьми меня.Гюнвальд Ларссон оглянулся на говорившего.— Ах, это ты, — сказал он. — Хульт. Вот здорово. Значит, ты.— Эй! — окликнул его какой-то человек с тротуара. — Я бы тоже не прочь.Видный белокурый мужчина лет тридцати, одетый в джинсы и ношеную куртку.— Вы кто такой?— Моя фамилия Болин.— А вы вообще-то из полиции?— Нет, я строительный рабочий.— Как вы сюда попали?— Я здесь живу.Гюнвальд Ларссон испытующе оглядел его. Потом он сказал:— Идите сюда. Дайте ему пистолет.Норман Ханссон тотчас извлек свое оружие, которое почему-то носил в кармане пальто, но Болин отказался.— А свое можно? Я его в минуточку принесу.Гюнвальд Ларссон кивнул, Болин убежал, а Мальм заметил:— Вообще-то это противозаконно. И даже… ошибочно.— Точно, — откликнулся Гюнвальд Ларссон. — Здесь много ошибочного. И главная ошибка в том, что есть люди, которые готовы дать первому встречному свое личное оружие.Болин обернулся скорей чем за минуту и принес свой пистолет. Кольт «хантсмен», калибр двадцать два, с длинным стволом и десятизарядным магазином.— Ну а теперь за дело, — сказал Гюнвальд Ларссон.Он глянул вслед Колльбергу, который уже сворачивал за угол, надев на руку длинный моток веревки.— Сперва пустим Колльберга, пусть унесет Бека, — продолжал он. — А ты, Ханссон, подыщи несколько человек, которые умеют взрывать двери.Ханссон кивнул и ушел.Через некоторое время Ларссон сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23