Ему не пришло в голову даже такое элементарное соображение, что, имея шоколадный источник, ей вовсе не обязательно пожирать случайно встреченных капитанов. Подобную несообразительность отчасти извиняет только его слабость и необходимость концентрировать внимание на том, чтобы оставаться в вертикальном положении.
Свернув несколько раз и пару раз сократив путь, проходя сквозь препятствия, дама привела Хэнзарда к ярко освещенному кафе “Говард Джонсон”. Они поднялись на второй этаж, уселись за отдельный столик в небольшом банкетном зале, изысканно отделанном зеленым и оранжевым пластиком. Дама протянула Хэнзарду вторую шоколадку, а сама приняла от него фляжку с водой.
— Наверно, мне надо представиться, — сказала она.
— Ради бога, простите меня. Я, вероятно, должен вас узнать, мне кажется, что я где-то видел ваше лицо, но я никак не могу вспомнить, где.
— Нет, скорее всего, вы меня не знаете, но я хотела сказать, что не стану представляться, пока вы хоть что-нибудь не расскажете о себе.
Хэнзард, проявив чудеса воздержанности, отодвинул в сторону остаток шоколада.
— Меня зовут Натан Хэнзард. Я капитан армии Соединенных Штатов. Мой личный номер…
— Господь с вами, остановитесь! Здесь не лагерь военнопленных. Просто расскажите, что с вами случилось после того, как вы прошли через передатчик.
Когда Хэнзард кончил рассказывать, она одобрительно кивнула, отчего ее прическа качнулась в такт с ударом капитанского сердца. Хэнзард обратил внимание, что сейчас ее волосы куда более приятного оттенка, чем при свете уличного фонаря.
— Вы поступили благородно, капитан. Нет, я и не думаю шутить — действительно смело и благородно. Впрочем, вы и без меня знаете это. Теперь я вижу, что зря не заговорила с вами вчера.
— Вчера? А, помню! Вы глядели на меня с другого берега пруда. Она кивнула, соглашаясь, и продолжила:
— Но вы должны признать, что нам приходится быть осторожными. То, что у человека приятная внешность, еще не гарантирует, что он не пожелает засунуть меня в свою кастрюлю, Хэнзард понимающе улыбнулся. Теперь, после двух плиток шоколада, он был способен не только сознавать, что ему говорят, но и оценивать, как и кем это сказано. Внимание капитана наконец сконцентрировалось на прелестях его благодетельницы.
— Я вас вполне понимаю. Должен признаться, что я тоже имел кое-какие подозрения, когда шел следом за вами. У вас такой… упитанный вид.
— О, я дождалась комплимента! Этак, капитан, вы совсем вскружите мне голову. Как насчет еще одной шоколадки?
— Спасибо, пока не надо. Кстати, я ведь еще должен поблагодарить вас за спасение. Та банда, насколько я понимаю, разбежалась из-за вашего радиоприемника?
— Да. Я ожидала вас на Гоув-стрит, надеясь, что замечу вас прежде, чем солдаты. Я не знала, где еще можно вас найти, а здесь вы должны были появиться в любом случае, ведь это ваш единственный источник воды. Но вы сумели пробраться к передатчику так, что я ничего не заметила. Когда я услышала выстрелы, то решила, что вы уже внутри, и врубила приемник на полную громкость. Когда привыкнешь к здешней тишине, то музыка воспринимается страшно сильно. Я думаю, здесь мы становимся способны слышать ее так, как полагалось бы.
— Я тем более должен быть благодарен вам. Спасибо, мисс?..
— Миссис.
— Простите меня, пожалуйста. Вы в перчатках, поэтому я не мог заметить кольца.
— Вы можете называть меня просто Бриджетта. Муж называет меня Джет, хотя мне это кажется вульгарным. Он называет меня так нарочно. Он полагает, что это очень по-американски — быть вульгарным. Он не понимает, что вульгарность уже вышла из моды. Дело в том, что он впервые приехал в Штаты в конце шестидесятых и, значит, никогда не избавится от вульгарности.
— Вы знаете, — проговорил Хэнзард, — боюсь, что вам нужно говорить немного помедленнее, а то я не успеваю понять. Моя голова соображает не так хорошо, как могла бы, будь у меня полный желудок.
— Простите меня, пожалуйста, — сказала дама. — Если угодно, я повторю медленно: Пановская.
— Пановская? — теперь он уже совсем ничего не понимал.
— Вы спрашивали мое имя, и я его говорю. Миссис Пановская, Бриджетта Пановская, супруга Бернара Пановского. Возможно, вы слышали о моем муже.
— Черт побери, — сказал Хэнзард. — Черт меня побери. В мире была уйма людей — писателей, артистов, преступников и прочих знаменитостей, — чья известность простиралась очень широко, но о чьем существовании Хэнзард знал ровно столько же, сколько и мы в нашем безнадежно отсталом прошлом. Но имя Пановского знал даже он. Пановского знали все. Все, в буквальном значении этого слова.
— Да, я о нем слыхал, — сказал Хэнзард. Бриджетта улыбнулась, не холодно, а скорее прохладно, давая Собеседнику возможность собраться с мыслями.
— Так вот, значит, почему…— протянул Хэнзард, поспешно припоминая, что он знает о Пановском.
— Да, — подтвердила она. — Мы подобны вам, потому что тоже сублимированы.
— Что?.. Боюсь, я не силен в подобной терминологии. У меня никогда не было времени почитать Фрейда.
— “Сублимированный” — это слово, которым Берни обозначает наше состояние.
Для иллюстрации она провела рукой сквозь букет искусственных цветов, украшавших пластиковый стол.
— Видите ли, Берни разрешено иметь передатчики дома, чтобы он мог продолжать исследования. Берни вообще может получить все, что угодно, если скажет, что это нужно для исследований. Единственное, что он не может сделать — выехать на своей каталке через парадную дверь дома. А то, что на нашей вилле есть передатчик, это абсолютно… ну… какое слово обозначает у вас что-нибудь очень-очень тайное?
— Особо Важное, — подсказал Хэнзард.
— Вот это самое. В кои-то веки весь ваш кошмар с секретностью сработал в нашу пользу. Никто не знает, что у нас есть передатчик, и поэтому ваши сослуживцы не навещают нас, как они это делают в госдепартаменте.
— Госдепартамент! Ну конечно, я видел вас там несколько дней назад! Теперь я вспомнил, это были вы, только волосы у вас были другого цвета. А мужчина в кресле-каталке, что был с вами, это, наверное, и есть Пановский.
— Если вы видели его в госдепартаменте, то это был Пановский суб-первый.
— Не понял. Суб-кто?
— Мы используем числовой индекс, чтобы различать всех двойников, которых плодит передатчик. Например, один Натан Хэнзард сейчас живет на Марсе. Это Хэнзард суб-первый. А вы — Хэнзард суб-второй.
— Но если вы знаете, что за передатчиком госдепартамента наблюдают, зачем же вы им пользуетесь?
— Мы ни разу не отправлялись оттуда. Мы используем его только для возвращения, это всегда вызывает такой прелестный скандальчик. Вы говорите, несколько дней назад? Откуда бы это мы могли возвращаться? Должно быть, из Москвы. Бороминская исполняла главную роль в возобновленном “Сиреневом саде” Тюдора. Берни потребовал, чтобы мы туда попали.
Хэнзард припомнил, что в какой-то давней заметке, чуть ли не в “Тайме”, он прочитал, что Пановский слывет ярым балетоманом и с помощью передатчика наносит частые и мгновенные визиты во все столицы мирового балета. Удержать дома человека, имеющего передатчик, было немыслимо, и власти вынуждены были пойти на эту единственную уступку, которая, по сути, сводила на нет все старания секретных служб. В течение театрального сезона на любом значительном спектакле можно было видеть Пановского в окружении балетоманов и впавших в отчаяние телохранителей. Несмотря на инвалидное кресло, царственная фигура Пановского всегда доминировала в этих группах.
— Скажите, — прервала молчание Бриджетта, — я вам больше нравлюсь рыжей?
— Трудно сказать. У каждого варианта есть свои достоинства. Она вскинула голову, улыбнулась.
— Знаете, капитан Хэнзард, я рада, что вы здесь.
— Я тоже рад. Куда приятней обедать с вами, чем попасть на обед к роте “А”.
— А если вам хочется развлечений, то мы с вами обязательно поразвлекаемся.
— Но сперва закусим?
— Н-нда…— Бриджетта наклонилась вперед, качнувшись сквозь пластиковый стол. Одетой в перчатку рукой она быстро обхватила Хэнзарда за шею, а затем медленно и демонстративно поцеловала его в губы.
— Эй, не забывай, что ты замужем! — возмутился Хэнзард. Она рассмеялась. В этом смехе не было ни капли смущения — слишком уверенно она держала себя, и взгляд ее был откровенно призывным.
— Ты такой старомодный, — прокомментировала она его слова. — Но мне это даже нравится.
“Боже, этого мне еще не хватало!” — в отчаянии подумал Хэнзард.
Он подумал это с такой экспрессией, что испугался, а не произнес ли свою мысль вслух. Моральные принципы Хэнзарда оставались нерушимы и в потустороннем мире, так что сама мысль о связи с чужой женой была для него столь же отвратительна и непереносима, как измена жены четыре года назад. Впрочем, пока он не мог считать себя впавшим в искушение… хотя бы потому, что был физически неспособен откликнуться на призыв искусительницы.
Вероятно, Бриджетта поняла это, потому что при выходе из ресторана произнесла:
— Первым делом мы напоим тебя куриным бульоном. Потом, быть может, яйца всмятку. Жаль, но пару дней тебе нельзя никаких бифштексов. Зато что ты скажешь по поводу кэрри? Ты его любишь? Берни готовит прекрасное кэрри.
— Никак нет. Я никогда не пробовал кэрри.
— Нет, ты все-таки настоящий военный. Ты знаешь, мне всегда нравились мужчины в форме. А вот у Берни к военным совсем иное отношение. Ну что ты опять краснеешь?! У тебя сейчас так мало крови, не стоит тратить ее на румянец, капитан.
— Вам придется меня извинить, — натянуто сказал Хэнзард, — но таков уж я есть.
— Нет, нет, — сказала Бриджетта, быстро сменив тон. — Это вы должны извинить меня. Видите ли, по правде сказать, капитан, если бы вы знали, что я сегодня пережила, то вы бы поняли…— она не закончила фразу, помолчала, выбирая иную, более удачную тактику соблазнения, потом продолжила, сокрушенно качая головой и словно злясь на собственную неловкость: — Я просто перепугана, вот и все. Когда женщина перепугана, она ищет у кого-нибудь поддержки, а вы такой сильный, с вами совсем не страшно. Вы можете хотя бы взять меня за руку? Да, вот так. Спасибо…
Некоторое время они шли молча, потом он спросил:
— Чего вы боитесь?
— Того же, чего боятся все, капитан.
— Я не понял.
— Разумеется, я боюсь смерти.
Глава 9
Пановский
— Но ты должен все-таки согласиться, — воскликнула Бриди, — что если он и не умен, то, по крайней мере, сообразителен!
— Сообразительный, сообразительный…— брезгливо проворчал Пановский, — а что такое — сообразительный? Крыса, запертая в лабиринте — сообразительная. Я сообразительный. Президент Мэйдиген — и то сообразительный.
— Но зато он почтительный и вежливый, — вступила в диалог Джет,
— Это только часть его сообразительности, — отрезал другой Пановский. — С таким же успехом ты можешь говорить, что он хороший человек, потому что пристойно выглядит,
— У него честное лицо, — твердо сказала Бриджетт.
— Так кажется из-за того, что он редко улыбается, — вставил первый Пановский.
— Ты ошибаешься, милый, со мной он был довольно весел, — возразила Джет. — Не стоит забывать, до какой степени ты умеешь выводить людей из равновесия. Я уверена, что капитан Хэнзард вчера вечером так и не смог понять, что ты за фрукт.
— Вряд ли капитан представляет меня фруктом. Вернее было бы сказать — гуляш или шашлык.
— Это уже вовсе нечестно, — произнесла Бриджетт, презрительно глядя на Пановских. — Вы же слышали по рации, которая была у Джет, ее разговор с капитаном. Мало того, что он не каннибал, боюсь, что он к тому же и последний еще не вымерший пуританин.
Две других Бриджетты дружно закивали головами, уныло соглашаясь со своей подругой.
— Я думаю, его не стоит совсем сбрасывать со счетов, — вступилась за капитана Джет. — Ему просто надо набраться сил.
— Я думаю, ты не поняла, что имела в виду Бриджетт, — сказала Бриди. — Она скромно намекает на то, что ты слишком резко на него набросилась. Ты не могла повременить со своими поцелуями? Бедняга, должно быть, решил, что, вырвавшись из логова людоедов, он прямиком попал в гнездо вампиров.
— Девочки, девочки!.. — хором сказали оба Пановских. Затем тот, который был в вязаной камилавке и, значит, временно считался главным, продолжил: — Мне совершенно не хочется участвовать в дебатах по вопросу о преимуществах различных способов соблазнения. Я хотел бы только посоветовать тебе не слишком увлекаться этим офицериком. Помни, что он — часть армии. Восторгаясь красивой формой — поглядывай на кованый каблук. Возможно, Бриди права, и с ним надо помедленнее. Он сумел протянуть здесь так долго только потому, что имеет очень негибкий характер. Однако нельзя угадать, что выползет из его старой скорлупы, когда он сломается. И я меньше всего хотел бы выяснять это. Вы согласны со мной, Бернар?
— Абсолютно, Бернар.
— Тогда — в атаку, дорогая, — и пусть победит сильнейшая.
— Вам хорошо спалось, капитан?
— Спасибо, очень хорошо, — Хэнзард сел на матраце, на котором провел ночь. — Откуда у вас все это?
— Вы имеете в виду матрац? Нашим снабжением мы обязаны Берни. Этим завтраком, — Бриджетт протянула Хэнзарду поднос, — вы тоже обязаны Берни. Это его завтрак, но он решил, что вам он нужнее.
На подносе была тарелка с яичницей из трех яиц, тарелочки с тостами и беконом, пинтовая кружка с апельсиновым соком, серебряная розетка с джемом и старинный кофейник из отеля “Плаза”. Из носика кофейника шел пар.
— После завтрака я принесу вам воду для бритья. Если вы не собираетесь отращивать бороду, то можете побриться.
— Потрясающе! — сказал Хэнзард.
В первый момент он забыл обо всем, кроме еды. Однако, подняв глаза от опустевшей тарелки, он разглядел и ожидающую Брид-жетт.
— У вас сегодня другой цвет волос, — заметил он. Стоящая перед ним Бриджетта была не рыжей, а светлой как лен, и волосы у нее были плотно уложены на голове в стиле ирландской крестьянки.
— Я вообще совершенно другая девушка. Вчера вас спасла Джет, она в нашей семье главная красавица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20