Вскоре после этого Николас с тяжелым сердцем уединился – нет, не уединился, не было там никакого уединения, – отправился в грязный и битком набитый дортуар.
Глава IX,
О мисс Сквирс, миссис Сквирс, юном Сквирсе и мистере Сквирсе и о различных материях и людях, имеющих не меньшее отношение к Сквирсам, чем к Николасу Никльби

Покинув в тот вечер класс, мистер Сквирс, как было замечено выше, удалился к своему очагу, который помещался не в той комнате, где Николас ужинал в вечер своего прибытия, а в меньшей, в задней половине дома, где его супруга, любезный сын и высокообразованная дочь наслаждались обществом друг друга: миссис Сквирс была погружена в работу, подобающую матроне, штопку чулок, а юные леди и джентльмен заняты были улаживанием юношеских разногласий посредством кулачной расправы через стол, каковая расправа при приближении почтенного родителя уступила место бесшумным пинкам ногами под столом.
В этом месте, пожалуй, не мешает уведомить читателя, что мисс Фанни Сквирс было двадцать три года. Если именно с этим возрастом связана неразрывно какая-то грация или миловидность, то, думается, ими обладала и мисс Сквирс, ибо нет никаких оснований предполагать, что она являлась единственным исключением из правила. Ростом она была не в мать, весьма высокую, а в малорослого отца; от первой она унаследовала грубый голос, от второго – странное выражение правого глаза, которого как будто и вовсе не было.
Мисс Сквирс провела несколько дней по соседству у подруги и только что вернулась под родительский кров. – Этому обстоятельству можно приписать то, что она ничего не слыхала о Николасе, пока сам мистер Сквирс не заговорил о нем.
– Ну-с, дорогая моя, – сказал Сквирс, придвигая свой стул, – что ты о нем теперь думаешь?
– Про чего думаю? – осведомилась миссис Сквирс, которая, слава богу (как она частенько замечала), не была знатоком грамматики.
– Об этом молодом человеке… Новом учителе… О ком еще мне говорить?
– О! Об этом Накльбое, – с досадой сказала миссис Сквирс. – Я его ненавижу.
– За что ты его ненавидишь, дорогая моя? – спросил Сквирс.
– А тебе какое дело? – ответствовала миссис Сквирс. – Ненавижу – и хватит!
– Для него хватит, моя милая, и даже с избытком, да он-то этого не знает, – миролюбивым тоном ответил мистер Сквирс. – Я только так спросил, дорогая моя.
– А, в таком случае, если желаешь знать, я тебе скажу, – ответила миссис Сквирс. – Ненавижу потому, что он гордый, надменный, напыщенный павлин и нос задирает!
Миссис Сквирс, приходя в возбуждение, имела привычку прибегать к резким выражениям и вдобавок пользоваться множеством характеристик, вроде слова «павлин», а также намека на нос Николаса, каковой намек надлежало понимать не в буквальном смысле, но придавать ему любое значение, в зависимости от фантазии слушателей.
И эти намеки имели не большее отношение друг к другу, чем к предмету, на который они указывали, что обнаруживается и в данном случае: павлин, который задирает нос, явился бы новинкой в орнитологии и существом, доселе не часто виданным.
– Гм! – сказал Сквирс, как бы кротко порицая такую вспышку. – Он дешево стоит, дорогая моя. Молодой человек очень дешево стоит.
– Ничуть не бывало! – возразила миссис Сквиро.
– Пять фунтов в год, – сказал Сквирс.
– Ну, так что ж? Это дорого, если он тебе не нужен, верно? – отозвалась его жена.
– Но он нам нужен , – настаивал Сквирс.
– Не понимаю, почему он нам нужен больше, чем какой-нибудь покойник,сказала миссис Сквирс. – Не перечь мне! Ты можешь напечатать на визитных карточках и в объявлениях: «Образованием ведают Уэкфорд Сквирс и талантливые помощники», – не имея никаких помощников, не правда ли? Разве не так поступают все учителя в округе? Ты выводишь меня из терпения.
– Да неужели? – сурово произнес Сквирс. – Ну, так я вам вот что скажу, миссис Сквирс. Что касается учителя, то я, с вашего позволения, поступлю по-своему. Надсмотрщику в Вест-Индии разрешено иметь подчиненного, чтобы тот, следил, как бы чернокожие не сбежали или не подняли мятежа; и я хочу иметь подчиненного, чтобы он поступал точно также, как с нашими чернокожими до той поры, пока маленький Уэкфорд не будет в силах взять на себя заведование школой.
– А я буду заведовать школой, когда стану взрослым, папа? – спросил Уэкфорд-младший, воздержавшись в порыве восторга от злобных пинков, которыми наделял свою сестру.
– Да, сын мой! – прочувствованным тоном отозвался мистер Сквирс.
– Ах, бог ты мой, ну и задам же я мальчишкам! – воскликнул занятный ребенок, схватив трость отца. – Ох, папа, как они у меня завизжат!
То был торжественный момент в жизни мистера Сквирса, когда он воочию увидел взрыв восторга в душе своего юного отпрыска и узрел в нем будущее его величие. Он сунул ему в руку пенни и дал исход своим чувствам (равно как и его примерная супруга) в раскатах одобрительного смеха. Оный отпрыск пробудил в их сердцах одинаковые чувства, что сразу вернуло беседе беззаботность, а всей компании мир и покой.
– Это противная, спесивая обезьяна! Вот как я на него смотрю, – сказала миссис Сквирс, возвращаясь к Николасу.
– Допустим, – сказал Сквирс, – но спесь с него можно сбить в нашей классной комнате не хуже, чем в другом месте, не правда ли? Тем более что классная комната ему не нравится.
– Пожалуй, – заметила миссис Сквирс, – в этом есть доля истины. Надеюсь, спеси у него поубавится, и не моя будет вина, если этого не случится.
В йоркширских школах спесивый помощник учителя был такой необычайной и неслыханной штукой (любой помощник учителя был новинкой, но спесивый – существом, которого не могло бы нарисовать себе самое пылкое воображение), что мисс Сквирс, редко интересовавшаяся школьными делами, осведомилась с большим любопытством, кто такой этот Накльбой, напускающий на себя такую важность.
– Никльби! – сказал Сквирс, произнося фамилию по буквам, согласно каким-то эксцентрическим правилам произношения, запавшим ему в голову. – Твоя мать всегда неправильно называет людей и вещи.
– Не беда! – сказала миссис Сквирс. – Я их правильно вижу, и этого с меня хватит. Я за ним следила, когда ты сегодня колотил маленького Болдера. Все время он был мрачный, как туча, а один раз вскочил, словно уже совсем готов был броситься на тебя. Я это видела, а он думал, что я не вижу.
– Нечего толковать об этом, отец, – сказала мисс Сквирс, когда глава семейства собрался отвечать. – Что это за человек?
– Твой отец вбил себе в голову дурацкую мысль, будто он сын бедного джентльмена, недавно умершего, – сказала миссис Сквирс.
– Сын джентльмена?
– Да, но я ни единому слову не верю. Если он и сын джентльмена, то он находка, вот мое мнение.
Миссис Сквирс хотела сказать «найденыш», но, как частенько замечала она, делая подобные ошибки, через сто лет это не будет иметь никакого значения, – такою философическою истиной она даже имела обыкновение утешать мальчиков, особенно пострадавших от дурного обращения.
– Ничуть не бывало! – возразил Сквирс в ответ на приведенное выше замечание. – Его отец женился на его матери задолго до его рождения, и она еще жива. Да хотя бы и так – нас это не касается: мы приобрели доброго приятеля, взяв его сюда, и если ему нравится учить чему-нибудь мальчишек, а не только присматривать за ними, то, право же, я не возражаю.
– А я повторяю, что ненавижу его, как чуму! – с жаром заявила миссис Сквирс.
– Если он тебе не нравится, моя милая, – отозвался Сквирс, – я не знаю никого, кто бы лучше тебя мог выразить свою неприязнь, и, разумеется, имея дело с ним, нет никакой причины ее скрывать.
– Я и не намерена скрывать, не беспокойся, – вставила миссис Сквирс.
– Правильно! – сказал Сквирс. – А если есть у него капелька гордости – а, по-моему, она есть, – то я не думаю, чтобы нашлась во всей Англии другая женщина, которая быстрее, чем ты, могла бы сбить спесь с человека, моя милочка.
Миссис Сквирс вдосталь похихикала в ответ на эти лестные комплименты и выразила надежду, что в свое время она укротила двух-трех гордецов. Воздавая лишь должное ее характеру, надлежит сказать, что в союзе со своим уважаемым супругом она сломила дух многих и многих.
Мисс Фанни Сквирс старательно запоминала и этот и дальнейший разговор о том же предмете, пока не ушла спать, а затем расспросила голодную служанку обо всех мелочах, касающихся наружности и поведения Николаса; на эти вопросы девушка дала такие восторженные ответы, присовокупив к ним столько хвалебных отзывов о его прекрасных темных глазах, нежной улыбке и стройных ногах,особенно напирала она на это последнее качество, так как в Дотбойс-Холле преобладали кривые ноги, – что мисс Сквирс не замедлила узреть в учителе весьма примечательную особу, или, как выразительно высказалась она сама, «нечто из ряда вон выходящее». И мисс Сквирс приняла решение на следующий же день самолично увидеть Николаса.
Осуществляя свое намерение, молодая леди улучила минутку, когда ее мать была занята, а отец отсутствовал, и как бы случайно зашла в классную комнату очинить перо. Не увидев никого, кроме Николаса, надзиравшего за мальчиками, она густо покраснела и проявила великое смущение.
– Прошу прощения, – пролепетала мисс Сквирс. – Я думала, мой отец здесь… мог быть здесь… Ах, боже мой, как неловко!
– Мистер Сквирс ушел, – сказал Николас, нимало не потрясенный этим появлением, сколь ни было оно неожиданно.
– Вы не знаете, когда он придет, сэр? – спросила мисс Сквирс застенчиво и нерешительно.
– Он сказал, что примерно через час, – ответил Николас учтиво, но отнюдь не показывая, что находится во власти чар мисс Сквирс.
– Никогда еще не случалось со мной такой неприятности! – воскликнула молодая леди. – Очень вам благодарна. Право же, мне так жаль, что я сюда ворвалась. Если бы я не думала, что отец здесь, я бы ни за что на свете… это так неприятно… может показаться таким странным, – пролепетала мисс Сквирс, снова покраснев и переводя взор с пера в руке на Николаса и обратно.
– Если это все, что вам нужно, – сказал Николас, указывая на перо и невольно улыбаясь при виде притворного замешательства дочери владельца школы, – быть может, я могу его заменить.
Мисс Сквирс глянула на дверь, как бы сомневаясь, уместно ли подойти ближе к совершенно незнакомому человеку, затем окинула взором классную комнату, словно отчасти успокоенная присутствием сорока мальчиков, наконец пододвинулась к Николасу и вручила ему перо с соблазнительной и вместе с тем снисходительной гримасой.
– Острие сделать твердым или мягким? – осведомился Николас, улыбаясь, чтобы не расхохотаться громко.
«У него и в самом деле прелестная улыбка», – подумала мисс Сквирс.
– Как вы сказали? – спросил Николас.
– Ах, боже мой, уверяю вас, я в эту минуту думала о чем-то совсем другом, – ответила мисс Сквирс. – О, пожалуйста, как можно мягче!
С этими словами мисс Сквирс вздохнула. Быть может, для того, чтобы дать понять Николасу, что ее сердце мягко и перо должно быть ему под стать.
Следуя этим инструкциям, Николас очинил перо; когда он подал его мисс Сквирс, мисс Сквирс его уронила, а когда он наклонился, чтобы поднять его, мисс Сквирс тоже наклонилась, и они стукнулись лбами; при этом двадцать пять мальчиков громко рассмеялись – решительно в первый и единственнбй раз за это полугодие.
– Какой я неловкий! – сказал Николас, распахивая дверь перед молодой леди.
– Ничуть не бывало, сэр – отозвалась мисс Сквирс. – Это моя вина! Всему виной моя глупая… ээ… Прощайте!
– До свидания, – сказал Николас. – Надеюсь, второе перо я вам очиню получше. Осторожнее! Вы сейчас грызете острие!
– И в самом деле! – сказала мисс…Смирс. – Такое затруднительное, положение, что я, право, не знаю… Простите, что причинила вам столько хлопот.
– Отнюдь никаких хлопот. – ответил Николас, закрывая за ней дверь классной комнаты…
«За всю свою жизнь не видывала таких ног!» – уходя, сказала себе мисс Сквирс.
Дело в том, что мисс Сквирс влюбилась в Николаса Никльби.
Чтобы объяснить, ту стремительность, с какою эта молодая леди воспылала страстью к Николсу, необходимо, быть может, разъяснить, что та подруга, от которой она недавно вернулась, была дочерью мельника, которая, только-только достигнув восемнадцати лет, обручилась с сыном мелкого торговца зерном, проживавшего в ближайшем городе. Года два назад, следуя обычаю, принятому молодыми леди, мисс Сквирс и дочка мельника, будучи близкими подругами, заключили договор, что та, кто первая обручится, немедленно поверит великую тайну сердцу другой, прежде чем поведать о ней кому бы то ни было, и нимало не медля позовет ее себе в подружки. Во исполнение этого договора дочь мельника, когда состоялось ее обручение, прибыла в одиннадцать часов вечера, так как сын торговца зерном предложил ей руку и сердце и двадцать пять минут одиннадцатого по голландским часам в кухне, и ворвалась в спальню мисс Сквирс с приятною вестью.
С той поры мисс Сквирс, будучи на пять лет старше и перешагнув за второй десяток (что также имеет немалое значение), не на шутку беспокоилась, когда она доверит подруге такую же тайну, но либо потому, что она убедилась, как трудно, чтобы кто-нибудь ей понравился, либо потому, что ей еще труднее было прийтись кому-нибудь по вкусу, у нее не было тайн, которые она могла бы поверить. Однако тотчас после короткого свидания с Николасом, которое было описано выше, мисс Сквирс, надев шляпку, отправилась с большой поспешностью к своей подруге и после торжественного повторения всевозможных старых клятв хранить тайну, – поведала о том, что она… не то чтобы обручена, но собирается обручиться… с сыном джентльмена (не какой-нибудь там торговец зерном, а сын джентльмена благородного происхождения)… который занял место учителя в Дотбойс-Холле при обстоятельствах, в высшей степени таинственных и замечательных. В самом деле, намекнула мисс Сквирс, у нее были веские основания полагать, что привлеченный слухами о многих ее чарах, он прибыл, чтобы за ней ухаживать, домогаться ее и жениться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131