– К сожалению, нет, – ответил Ник и вернулся к своим мыслям.
– Не вешай носа, – сказал парень. – Не позволяй пидорам забраться к тебе вовнутрь. – Он хлопнул себя по макушке.
– Понимание того, что весь остаток жизни я могу провести в лагере для перемещенных на Луне или на юго-западе Юты, не слишком располагает к веселью, – саркастически отозвался Ник.
– Но ведь ты, – возразил парень с блаженной сияющей улыбкой, – слышал новости, что Провони возвращается, и с подмогой. – Глаза его загорелись, даже несмотря на боль в ноге. – Никаких лагерей для перемещенных больше не будет. «Пала завеса шатра – и небо свернется, как свиток».
– С тех пор, как это было написано, мы ждали две тысячи с лишним лет, – заметил Ник. – Но так ничего и не случилось. – «Еще и дня не прошло, как я Низший Человек, – подумал Ник, – и вот те на! Что из меня вышло».
Съежившийся поблизости длинный худой мужчина, над правым глазом которого зияла глубокая необработанная рана, спросил:
– Кто-нибудь из вас знает, успели они передать послание от Провони в какую-то другую типографию?
– Да, конечно. – В глазах золотоволосого парня вспыхнули вера и убежденность. – Они сразу все поняли; от наших операторов связи требовалось только щелкнуть переключателем. – Он лучезарно улыбнулся Нику и длинному худому мужчине. – Разве это не замечательно? – спросил он. – Все, даже вот это. – Он указал на их собратьев по плохо освещенной, неважно вентилируемой камере! – Это великолепно! Это прекрасно!
– Это тебя воодушевляет? – спросил Ник.
– Я не очень знаком с литературой предыдущих столетий, – ответил парень, с презрением отвергая анахронизм Ника. – С этим я могу жить! Все это – мое. Пока не приземлится Торс Провони. Он скоро приземлится, и небо…
Служащий полиции в штатском подошел к ним и полистал какую-то подшивку.
– Это ты заходил в 3XX24J? – спросил он у Ника.
– Меня зовут Ник Эпплтон, – ответил Ник.
– Для нас ты человек, заходивший в такую-то квартиру в определенное время определенного дня. Так ты 3XX24J или нет? – Ник кивнул. – Вставай и идем со мной, – приказал полицейский охранник и проворно зашагал к двери.
Ник с трудом сумел подняться, приняв какую-то уродливую стойку; в конце концов он присоединился к менту, со страхом думая о происходящем.
Пока мент отпирал дверь, используя сложную электронную колесную систему со стремительным вращением номеров, один из мужчин, сидевший на полу спиной к стене, сказал Нику:
– Удачи, браток.
Его сосед снял с уха наушник транзистора и сообщил:
– Только что средства информации передали новость. Они убили Кордона. Они решились на это; они действительно это сделали. «Он скончался от хронической болезни печени», – сказали они, но это вранье – не было у Кордона никакого печеночного недомогания. Его расстреляли.
– Пошли, – сказал мент и с силой швырнул Ника в дверной проем, из камеры, дверь которой тут же сама собой захлопнулась.
– Это правда насчет Кордона? – спросил Ник у мента, зеленого пидора.
– Хрен знает. – Потом мент добавил: – А если так, то мысль хорошая. Не знаю, чего они держали его в Брайтфорте все это время; чего они там никак не могли решиться? Ну, ты-то узнаешь об этом, когда перекинешься парой-другой слов с таким Аномалом, как Председатель Совета. – Он продолжал идти по коридору, а Ник – следом.
– Слышал, что Торс Провони возвращается? – спросил Ник. – И с обещанной подмогой?
– Мы их всех отоварим, – заявил мент.
– Почему ты так решил?
– Заткнись и топай! – рявкнул мент, его большая голова – увеличенный череп Нового Человека – злобно вскинулась. Он выглядел сердитым и агрессивным и старался найти любую возможность применить к кому-нибудь свою металлическую дубинку.
«Он прикончил бы меня прямо здесь, – подумал Ник, – если бы мог. Но он вынужден выполнять приказы».
Все же мент устрашил его – особенно та ненависть, что выразилась на лице пидора, когда Ник упомянул о Провони. «Они могут устроить черт знает какое побоище, – понял Ник. – Если только этот выражает их общее настроение».
Мент шагнул в дверной проем; Ник последовал за ним… и увидел, окинув одним взглядом, нервный центр полицейского аппарата. Небольшие экраны мониторов – многие сотни их – и множество ментов, – каждый обозревает сектор из четырех экранов. Жуткая какофония – жужжание, гудение и треск по всему объемистому помещению; люди, мужчины и женщины, мельтешили тут и там, выполняя мелкие поручения – вроде того, что было возложено на пылающего злобой Нового Человека, сопровождавшего Ника. Черт знает какое тут царило беспокойство. Впрочем, ПДР было занято вылавливанием всех известных им Низших Людей; одно это должно было наложить тяжелое бремя на электронно-неврологическое оборудование и на тех, кто с ним работал.
Даже за эти короткие мгновения Ник успел заметить, как они устали. На их лицах не было ни радости, ни торжества. «Ну что, – подумал он, – убийство Кордона не слишком вас подбодрило?» Впрочем, они, как и Низшие Люди, смотрели вперед. Внутренняя часть работы: бомбардировки и налеты на типографии, облавы на Низших Людей – все это, вероятно, должно было быть проделано в течение трех суток.
«А почему трех суток?» – спросил себя Ник. Те два послания не позволяли определить местоположение корабля – и все же такова была, казалось, общая оценка: у них остались какие-нибудь несколько дней, и все. «А если предположить, что ему еще год пути? – подумал Ник. – Или пять лет?»
– 3XX24J, – обратился к нему сопровождающий, – я передаю тебя представителю Председателя Совета. Он будет вооружен – так что без геройства.
– Ладно, приятель, – ответил Ник, чувствуя, что несколько подавлен происходящими вокруг процессами. Мужчина в обычном деловом костюме – пурпурные рукава, кольца, ботинки с загибающимися вверх носками – подошел к нему. Ник пристально изучил его. Находчивый, преданный своему делу и, конечно, Новый Человек. Его большая голова колыхалась над туловищем; он не использовал привычный кронштейн для укрепления шеи, который был в моде у многих Новых Людей.
– Вы 3XX24J? – спросил мужчина, изучая ксерокопию какого-то документа.
– Я Ник Эпплтон, – каменным голосом ответил Ник.
– Да, эти системы опознавательных номеров действительно никуда не годятся, – согласился уполномоченный Председателя Совета. – Вы работаете – вернее, работали – в качестве… – Он нахмурился, затем поднял массивную голову. – Кого? «Нарезчика протектора»? Это верно?
– Да.
– И сегодня вы примкнули к Низшим Людям вместе со своим нанимателем, Эрлом Дзетой, за которым полиция наблюдала, по-моему, уже несколько месяцев. Ведь это я о вас говорю, так ведь? Мне надо убедиться, что я пропускаю требуемого человека. Здесь у меня отпечатки ваших пальцев; мы прогоним их через печатные архивы. К тому времени, как вас увидит господин Председатель Совета, отпечатки будут – или не будут – подтверждены. – Он сложил документ и аккуратно поместил его в папку. – Идемте.
Ник еще раз пристально вгляделся в громадный, напоминавший пещеру зал с десятью тысячами экранов мониторов. «Эти люди, – подумал он, – скользят здесь как рыбы – пурпурные рыбы, – как мужские, так и женские особи, – время от времени сталкивающиеся друг с другом подобно молекулам жидкости».
А затем ему явилось видение ада. Все они предстали ему как эманированные духи, лишенные реальных тел. Эти служащие полиции, шныряющие там и сям со своими поручениями, – они давным-давно отказались от жизни, и теперь вместо того, чтобы жить, они лишь впитывали жизненность с экранов, за которыми следили, – точнее, от людей на этих экранах. «Коренные народности Южной Америки, возможно, и правы, – подумал Ник, – считая, что тот, кто забирает чью-то фотографию, похищает душу этого человека. Что это, как не миллионная, миллиардная, нескончаемая вереница таких изображений? Бредни, – подумал он. – Я просто пал духом; от страха меня одолели всякие суеверия».
– То помещение, – сообщил уполномоченный Председателя Совета, – представляет собой источник данных для ПДР по всей планете. Впечатляюще, не правда ли? Все эти отслеживающие экраны… а ведь вы видите только часть – строго говоря, вы видите перед собой филиал, учрежденный два года назад. Основной нервный комплекс отсюда не виден, но, поверьте моему слову, он несравнимо больше.
– Несравнимо? – переспросил Ник, удивляясь выбору слов. Он слабо ощутил что-то вроде некоторой симпатии к нему со стороны уполномоченного Председателя Совета.
– Почти миллион служащих полиции приходится держать у смотровых экранов. Громадный штат.
– Но это помогло им? – спросил Ник. – Сегодня? Когда они предприняли первую облаву?
– О да; система работает. Но это же просто насмешка, что на нее уходит столько людей и человеко-часов, если задуматься, что первоначальная идея в целом была…
Рядом с ним возник офидант полиции в униформе.
– Выходите отсюда и доставьте этого человека к Председателю Совета. – Тон его был угрожающим.
– Есть, сэр, – ответил уполномоченный и повел Ника по коридору к широкой парадной двери из прозрачного пластика. – Барнс, – произнес уполномоченный, обращаясь наполовину к самому себе; он хмурился с гордым, хотя и несколько смущенным видом. – Барнс – человек, наиболее приближенный к господину Председателю Совета, – сказал он. – У Уиллиса Грэма есть целый совет из десяти женщин и мужчин, а с кем он всегда консультируется? С Барнсом. Не говорит ли это вам о соответствующих мыслительных процессах?
«В очередной раз Новый Человек не приемлет Аномала», – понял Ник; он не сделал по этому поводу никаких замечаний, пока они забирались в сверкающий алый скиб, украшенный официальным правительственным клеймом.
Глава 16
Сидя в небольшой современно оформленной канцелярии со свисающими у него над головой новейшими звездчатыми конструкциями, Ник Эпплтон равнодушно прислушивался к доносившейся оттуда музыке. Сейчас эта чертова штуковина играла фрагменты из Фиктора Герберта. «О Боже, – устало подумал Ник; он сидел сгорбившись, опустив лицо на ладони. – Чарли, – мысленно воззвал он. – Ты жива? Ты ранена или у тебя все в порядке?»
Он решил, что все у нее в порядке. Чарли так просто не прикончат. Она будет жить долго-долго – куда дольше ста двенадцати лет, среднего возраста населения.
«Интересно, а нельзя ли мне отсюда выбраться?» – подумал он, обнаружив перед собой две двери: ту, через которую они вошли, и другую, ведущую, очевидно, во внутренние, более потаенные помещения. Он опасливо подергал за ручку первой двери. Заперто. Тогда он с предельной осторожностью приблизился к двери, ведущей во внутренние помещения; затаив дыхание, он повернул ручку и выяснил, что эта дверь также заперта.
И тут включился сигнал тревоги. Ник слышал его звон. «Проклятье!» – остервенело сказал он себе.
Внутренняя дверь отворилась; за ней стоял директор полиции Варне, выглядящий довольно внушительно в роскошной зеленой униформе светлого оттенка, которую носили только высшие полицейские чины.
Они стояли, уставившись друг на друга.
– 3XX24J? – спросил директор Варне.
– Ник Эпплтон. 3XX24J – это номер квартиры, причем даже не моей. Был, во всяком случае. Ваши люди, вероятно, камня на камне там не оставили, разыскивая кордонитскую литературу. – Тут. он впервые вспомнил о Клео. – А где моя жена? – потребовал он ответа. – Может быть, она ранена или убита? Могу я увидеть ее? – «И моего сына, – подумал он. – Его в особенности».
Барнс повернул голову и через плечо произнес: – Проверьте 7Y3ZRR и убедитесь, все ли в порядке с женщиной. И с мальчиком тоже. Доложите мне немедленно. – Он вновь повернулся к Нику. – Вы ведь не имели в виду ту девушку, что была с вами в одной комнате в типографии на Шестнадцатой авеню? Вы имели в виду вашу законную жену.
– Я хочу знать о них обеих, – ответил Ник.
– Девушка, что была с вами в типографии, чувствует себя замечательно. – Он не стал уточнять, но достаточно было и этого: Чарли выжила. Ник поблагодарил за это Бога. – Нет ли у вас вопросов, которые вам хотелось бы задать, прежде чем мы встретимся с господином Председателем Совета?
– Мне нужен адвокат, – заявил Ник.
– Вы не можете воспользоваться услугами адвоката, поскольку принятое в прошлом году правовое законодательство запрещает законное представительство любого уже арестованного лица. Впрочем, вам в любом случае не помог бы адвокат – даже если бы вы увиделись с ним до ареста, – поскольку ваше преступление по своей природе чисто политическое.
– А в чем заключается мое преступление? – поинтересовался Ник.
– Ношение кордонитской литературы. Карается десятью годами лагерей для перемещенных. Пребывание в присутствии других – известных вам – кордонитов. Пять лет. Пребывание в здании, где нелегальная литература…
– Спасибо, достаточно, – прервал его Ник. – В общем, лет на сорок.
– Согласно букве закона. Впрочем, если вы окажетесь полезны мне и господину Председателю Совета, мы, возможно, могли бы добиться поглощения одним сроком других. Прошу входить. – Он жестом указал на открытую дверь, и Ник молча прошел вовнутрь, в превосходно отделанную канцелярию… впрочем, канцелярию ли? Полкомнаты занимала громадная кровать, и на этой кровати, опираясь на подушки, лежал Уиллис Грэм, верховный правитель всей планеты, а на животе у него покоился поднос с ленчем. По всей кровати была разбросана всевозможная печатная продукция; Ник различил цветовую маркировку доброго десятка правительственных ведомств. Было непохоже, что эти материалы кто-то читал – они выглядели слишком безупречными, новехонькими.
– Мисс Найт, – произнес Уиллис Грэм в лицевой микрофон, прикрепленный к отвислой нижней челюсти, – заберите, пожалуйста, этих цыплят а-ля королевское блюдо – я не голоден.
Стройная, почти безгрудая женщина вошла в комнату и подхватила поднос.
– Не желаете ли… – начала она, но Грэм, махнув рукой, оборвал ее. Она мгновенно умолкла и быстро вышла из комнаты с подносом.
– Знаете, откуда мне приносят еду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32