Тимка испугался. Пароля они не знали.
— Ну, говорите!
— Дедушка, пароля мы с Тимкой не знаем. Знает наш командир!
Старик в испуге отшатнулся от окна, быстро зачем-то наклонился.
— С вами взрослый, что ли?
— Не бойтесь, дедушка, с нами мальчик Шурка и девочка Таня. А тот дядя пароль сообщил только Шурке.
— Где они?
— Там за оврагом. Ждут нас. Пойдёмте вместе, он пароль скажет.
— А если вы меня угробите, тогда как?
— Дедушка, опять вы не верите?
Старик подумал, что-то прикинул в уме и заговорил злым голосом:
— Пойдёт один из вас, позовёт их сюда, а если не вернётся, рассчитаюсь здесь с тем, кто останется.
— Дедушка, — всхлипнул Петька, — мы такую даль шли к вам, чуть не погибли. А вы! Да нам эти Гауссы с золотом вовсе не нужны, мы торопились, чтоб вашего сына спасти. Дяденька, который сидел с нами, сказал: «Передайте, мол, если Гаусс сорвётся, сына Костоедова немцы ликвидируют сразу».
— Не каркай, ворона. Лучше скажи, как он сына моего, Сашика, называл.
— Так Сашиком и называл.
— Я не об этом. Он рассказывал вам, как Сашик попал в Германию?
— Такое не рассказывал.
— Ну и правильно, вы ещё маленькие. Мой Сашик выполняет в Германии задание советского правительства.
— Дедушка, но ведь немцы его убьют, если Гаусса им не будет.
— Вот сыч лесной, раскричался: убьют, убьют. Никто его не тронет. Будет вам Гаусс. Один садись в угол, а второй беги, зови своих попутчиков, дружков своих. Дед загремел замком, открыл дверь и выпустив Петьку, снова щёлкнул щеколдой.
— Тимка, жди, — сказал через окно Петька. — Здесь километра три я быстро. — И подмигнул.
— Беги, только без куролесов. Если вы аферисты или мошенники, не посмотрю, что маленькие…
У старика правый карман куртки оттопырился, и ясно вырисовывался длинноствольный наган. Крикнув ещё раз Тимке, чтоб ждал, Петька помчался в противоположную от деревни Жаргино сторону. Специально, чтоб отвести следы от спрятанного там Вислоухого.
На бегу, Петька незаметно оглянулся — старик, просунув голову в окно, разговаривал с Тимкой. Перелетев кусты, Петька кубарем скатился на дно оврага. Вскочил и понёсся туда, где сидели в засаде Таня с Шуркой, Они поняли отвлекающий манёвр Петьки и заранее спустились в овраг.
— Ну что, Петька?
— Пароль нужен. Тимку задержал.
— Мы же не знаем пароль?
— Вислоухого сейчас допросим.
— А если он не знает?
— Придумаем что-нибудь.
— Тимку он не убьёт?
— Пусть только попробует! — гневно сказал Петька.
Он посмотрел по сторонам и зашептал:
— Шурка, назовёшься старшим! Много не болтай! Остальное, все как договорились.
— А вдруг у Вислоухого пароля нет? — опять спросила Таня.
— Бросимся на Костоедова все сразу, свяжем!
— У него же наган. Мы с Таней видели.
— Ничего, справимся. Нас четверо. Вислоухому о Костоедове не говорить.
— Понятно, Петька!
Когда они залетели в домик без крыши, бандит по-прежнему лежал на спине. Опухшие ноги чуть согнуты. Зубы оскалены, как у мертвеца. Шурка в страхе попятился. Таня внимательно посмотрела в полуоткрытые глаза.
— Петька, он, кажется, не дышит.
Ни слова не говоря, Петька подскочил к бандиту и стал трясти его за плечо:
— Дядя, дядя! Проснись!
Толстое тело бандита только качалось. Но кажется, лязгнули зубы. Таня с Шуркой со страхом наблюдали за Петькой. Он не боясь, прислонился ухом к левой стороне груди. Затаил дыхание, прислушался — сердце работает. Вскочил на ноги, вытер пот со лба. И вдруг, схватив бандита за волосы, стал трясти;
— Дядя! Дядя! Проснись, беда!
Он тряс с остервенением, как будто хотел оторвать бандиту голову. Вислоухий застонал, толстые губы зашевелились:
— Воды! Умираю! Воды!
Петька только глянул на котелок, и Таня, схватив его, пулей вылетела на улицу. Вслед за ней помчался Шурка.
Вернулись они быстро. Вода была зеленоватая и резко пахла болотом. Почти полкотелка Петька вылил на голову Вислоухому. Он пришёл в создание. И стал, как жаба, шлёпать губами. Зелёную струю Петька направил ему в рот. Отбросив котелок в сторону, снова стал трясти Вислоухого. Наконец, он открыл мутные глаза, захрипел:
— Ребята, не бросайте меня.
— Дядя, мы не бросим, только ответь нам, если бы ты встретился с Костоедовым, как бы он тебя узнал? Документ ты должен ему показать или что?
Бандит всхлипнул:
— Теперь я с ним встречусь на том свете…
— Дядя, я серьёзно спрашиваю.
— Документов никаких. Нужно любое предложение, но из четырех слов. Чтоб первое было родина, остальные любые, но только на «р».
Вислоухий что-то хрипло прошептал и замолк. Петька вцепился в него как клещ:
— Дядя, пароль, свой пароль скажи!
Вислоухий открыл глаза. Недоумевающе посмотрел па Петьку.
— Дядя, пароль нам скажи!
— Четыре «рэ».
— Свой, какой ты должен сказать?
Вислоухий облизнул губы и явственно произнёс;
— Родина радостно раскинула руки. — Он тяжело задышал: — Ребятки, не бросайте меня, я отлежусь, подождите.
— Дядя, мы тебя не бросим.
Вислоухий закрыл глаза.
Тихо затворили дверь, подпёрли её досками и понеслись. Из оврага выскочили в том месте, где Петька скатывался кубарем. Отдышавшись, пошли медленно.
Неожиданно между камней показалась голова Костоедова. И рука. И тяжёлый наган, наведённый на ребят.
— Стойте! — Он щёлкнул курком нагана: — А ну, говорите пароль! — Костоедов явно нацелился Тане в голову.
Шурка бесстрашно шагнул вперёд.
— Стой! Куда прёшь!
— Родина радостно раскинула руки.
Шурка ещё стоял, оцепенев, ожидая выстрела, а Костоедов, уже опершись на палку, встал, сунул за пазуху наган.
— Вижу, свои. Верю. От Сашика заветные слова мне принесли, — Костоедов заулыбался. — Напугал вас. Извините. Время военное.
ЦЕНТРУ (ИЗ ТОКИО)
группа «Феникс» будет выброшена в квадрате А-59-Е по таблице Центра для поиска золота в лабиринте Гаусса. Кроме группы «Феникс», на борту «Юнкерса» будут десять человек. Их выбросят на подходе к городу Катушевску для диверсии на военных коммуникациях наших войск. Жду ваших указаний.
Авдеев
ГЛАВА 17
Костоедов хромал впереди. Шурка шёл рядом с ним. Петька с Таней отстали, потому что у Тани от волнения закололо в груди. Она боялась за Тимку и уговаривала напасть сейчас на Костоедова, отобрать наган и выпустить Тимку.
— Нельзя, Таня, нападать — дорогу до лабиринта знает только он.
За Тимку беспокоились напрасно. Он сидел в сарае и спокойно жевал румяные лепёшки. Увидев всех живых и здоровых, улыбнулся.
— Деда, ребятам можно пошамать?
— Несомненно, пусть откушают превосходные лепёшки, мука крупчатка. Сашик ещё до войны привозил.
Пропустив в сарай Петьку, Таню и Шурку, дед зыркнул по сторонам. Зашёл и сел на старую сосновую чурку. Посмотрел, как жадно, давясь кусками, ест Шурка Подметкин, и сказал:
— Поживите у меня недельку-другую, откормитесь, отдохнёте от передряг житейских. А то взъерошенные и насторожённые, как волчата.
Петька подумал о Вислоухом. Может очухаться, закричать и тогда… Петьке стало страшно. Запив большим глотком кусок лепёшки, поставил кружку и сказал твёрдо:
— Нельзя, дедушка, нам тянуть. Задание провалим. Нас тот дяденька предупреждал, что в случае чего вашего сына фашисты мучить начнут.
— Понятно, фашисты ни с кем не посчитаются. Идти-то я с вами не могу. Нога, словно проволокой перТяним советского правительства.
Услышав такое, Таня закашлялась и чуть не захлебнулась водой.
— Да-а! — старик сокрушённо покачал головой.
Выручать надо Сашика. Если что… Родина ему не простит. Перед самой войной приезжал ко мне, сказал о секретном задании. И чтоб до меня бандиты не добрались, соорудил эту неправдоподобную могилу.
Лицо у Костоедова сделалось злым.
— Того-то мужичка, который с вами в милиции сидел, его одного посылали?
— Ничего он нам не говорил. Велел только разыскать вас и передать, чтоб золото из лабиринта вынесли на поверхность. И каждую ночь зажигали костры возле Гаусса на поляне. Он сказал: «Там такая поляна есть, чтоб самолёту приземлиться».
Старик заволновался, стал ладонями гладить бороду.
— Поляна— то есть, а как костры расставлять?
— Дяденька говорил: по краям поляны, четырехугольником.
Петька врал уверенно. И Шурке казалось, что им действительно так приказывали.
— А что, ребятки, самолётик-то немецкий или японский будет?
— Такого он ничего не говорил. Сказал, чтоб золото вытащили и костры, как первый лист, говорит, жёлтый полетит, начинали жечь. И ждать самолёта. Задание, сказал, государственное, нужное для обороны СССР.
Старик заволновался. Не обращая внимания на ребят, вытащил револьвер из-за пояса, положил в карман. Встал. Вышел из сарая, снова зашёл и, как в бреду, шептал:
— Сашик— молодец, самолёт пришлёт, как обещал. Молодец… Хватит золотишку-то лежать в тайниках, пусть послужит великому делу.
Костоедов размашисто перекрестился.
— Дедушка, а все-то золото войдёт в самолёт?
— Не знаю. Тяжесть в нём большая. На своих руках, можно сказать, я его туда нёс. От колчаковцев прятал. Для республики берег. Сейчас попросила Родина — берите! Пусть Советской республике послужит.
Старик прошёлся по сараю и сказал то, что желали мысленно и Петька, и Таня, и Тимка, и Шурка.
— Ребята, — сказал он, — выручили вы меня и моего сына один раз, прошу, выручите и сейчас.
— Что, дедушка, сделать?
— Не могу я на такой ноге идти с вами. Вылечиться мне нужно. Я прошу вас, идите одни, я подробную карту дам. Берестяночка лежит у меня. По ней дойдёте до Гаусса. Вынесите золотишко на поверхность. А я через недельку к вам туда приду.
Дедушка, а в этом самом Гауссе мы не заблудимся?
— Погоди, девочка, все растолкую в подробностях. Есть у нас ещё время. А сейчас давайте похлебочку соорудим. На сон грядущий покушаете. Ночку переночуете, а завтра с утра и в путь-дорогу пойдёте. Я одежонку вам кое-какую посмотрю, еды приготовлю.
Дед попросил насобирать ему для костра сухих веток, шепок, сучков. Ребята сбросили рваные курточки на дедовское крыльцо. Шуркину положили сверху так, чтобы из кармана немного выглядывал милицейский протокол. Когда они вернулись с охапками щепок, старик уже начистил полведра картошки. Петька посмотрел на крыльцо. Шуркина куртка лежала так же. Из кармана высовывался уголок протокола, но только чуточку меньше.
Похлёбка казалась необычайно вкусной, потому что ребята давно не ели солёной пищи.
— В милиции-то, поди, совсем не кормили?
— За три дня ломоть хлеба на четверых, — ответил Тимка.
— Ну, ничего, скоро разбогатеем, — Костоедов повернулся к Шурке, — ты как командир смотри там в Гауссе, чтоб ни одна золотая вещица не пропала, чтоб ни один слиточек не ускользнул.
— Куда ему деться, дедуля?
— Верю я, верю! Просто уж беспокоюсь — добро-то государственное. На один слиточек, считай, можно сто пулемётов сделать.
Заря угасала. Наступали сумерки. Уже нельзя было рассмотреть очертания стариковского дома. Слился с землёй и кустами сарайчик с маленькой дверкой, обитой ржавой жестью. Откуда-то из темноты, со стороны разрушенной деревни, доносился печальный щебет птиц.
Костоедов постоянно потирал ладони над костром, как будто у него мёрзли пальцы. И улыбался.
Ребята чутко вслушивались в наступившую теп ноту. Они боялись, что там, в полуразрушенном домике, Вислоухий пришёл в сознание. Ищет их. И, учуяв запах дыма, может прийти к костру.
Старик вдруг поднял голову. Таня, Петька, Шурка и Тимка тоже услышали какие-то звуки. Будто кто-то шёл в темноте, не поднимая ног. В руке Костоедова сверкнул наган с длинным стволом. Но звуки стихли.
— Дедуль, кто это?
— Кто знает? Сколько здесь живу, все по ночам чудится, что люди вокруг ходят, а то вдруг, кажется, что мёртвые поднимаются. Одичал я в одиночестве, того и гляди, что умом свихнусь.
Старик ещё раз прислушался и, успокоившись, спрятал наган.
— Дедуль, а мёртвые этот лабиринт Гаусса не раз грабили? — обнаглев, спросил Шурка. — А то, может, нам и не ходить..
— Командирам тебя выбрали, а ты трусишь, мёртвых боишься. Живых опасаться надо, а с мертвецами легче всего.
— Нам, дедуля, завтра идти. Мы не знаем куда, а вы нас ещё этими покойниками запугали.
— Узнаете, все узнаете.
Взошла луна. Костоедов встал:
— Время спать. Пойдёмте. Я вас в сараюшке устрою. У меня там нары, тулуп.
Пошли за стариком. Встревожились. Поглядывали па яркую луну. Она, как прожектор парохода, освещала разрушенные домики. В сарайчике оказалось очень уютно. Широкие нары, зелёный сундук, кадушка с растением, похожим на целебный женьшень. В углу — деревянные грабли, метёлка и лопата.
— Располагайтесь, а я пойду вам на утро приготовлю пищи да одежонку кой-какую посмотрю.
В дверях старик повернулся:
— У кого хорошая память, пойдёмте со мной, карту дам и расскажу кое-что.
Идти сейчас должен был Шурка, потому что командиром назвали его. Но он испугался. И едва выдавил из себя:
— Петька, иди ты, у меня опять спина заболела.
Петька ушёл с Костоедовьм. Тимка наблюдал за ними в щель. Тихо спросил:
— Испугался Шурка?
— Чего бояться. Просто мне с ним противно быть. Петька вернулся совсем быстро и бодро сказал:
— Все в порядке!
— Карту дал?
— Дал. До Гаусса, ребята, идти далековато.
Петька показал берестяной ремешок. В полутьме Тимка разглядел на нём узкие глубокие бороздки, сделанные острым ножом.
— На ней план Гаусса есть?
— Только дорога туда. Лабиринт узнаем по зелёной острой скале. Она из нефрита. На скале Костоедов высек стрелку, которая показывает на вход.
— А внутри как искать будем?
— Там шесть коридоров, ползти надо в самый узкий.
Карту-берестянку Петька засунул в пояс брюк.
— Что старик сейчас делает? — спросил Шурка.
— Снаряжение взялся готовить: сумку, верёвки…
— Петька, а с Вислоухим как?
— Пусть лежит. Пойдём утром, захватим.
— Возвращаться за ним придётся.
— Ничего не поделаешь. Бросать его нельзя, начнёт орать. Старик услышит.
Ребята вышли на улицу. Тишина. Далеко, в стороне деревни, блестела крыша опрокинутого костёла. У старика в избушке горел свет. Приткнувшись к свече, он что-то чинил, откусывая нитку зубами.
Вернулись в сарайчик. Легли на нары, накрывшись сверху тяжёлым тулупом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23