Я все правильно рассчитала и явилась домой точно в срок. Кэм сидела на нашем старом диване и писала в блокноте очередную печальную историю. Она вздрогнула, когда я ввалилась в дверь, но нашла в себе силы улыбнуться. И тут на меня что-то нашло, будто я по ней соскучилась, и все такое… Я подбежала к ней и плюхнулась рядом.
— Эй, Трейси, поосторожней! — сказала она и попыталась вернуться в прежнее положение. — Ты диван сломаешь. И меня тоже.
— Все равно половина пружин сломана.
— Послушай, я тебе никогда не обещала, что ты будешь жить во дворце.
— Скажи лучше — в убогом шалаше, — буркнула я и поднялась с дивана. Затем прошлась по комнате и попинала ногой старую рухлядь.
— Прекрати, Трейси! — резко сказала Кэм.
Ага! Решила не идти на поводу у Трейси! Это я ей не поддамся да пройдусь по ней ногами! Кэм заметила мои кривляния и испугалась.
— Не надо, Трейси! У меня был тяжелый день. Помнишь статью, которую я писала?
— Не приняли?
— Да нет. Просто у меня нет вдохновения. К тому же застряла на половине четвертой главы романа.
— А надо писать то, что будет продаваться! Что-нибудь захватывающее, где много действия. — И я притворилась, что показываю на ней прием карате. Даже не дотронулась до нее, но Кэм заморгала. — Что-нибудь поживей и посексуальней! — Я завиляла бедрами и захлопала ресницами.
— Как бы не так! — сказала Кэм.
— Подожди, вот стану писательницей и разбогатею.
Я посмотрела на отрывки, которые Кэм нацарапала в блокноте.
— Я могу написать гораздо больше. Сегодня столько страниц исписала — почти целую книгу.
— К уроку по английскому?
— Да нет… — О-о, осторожно, Трейси. — Так, кое-что личное. Пишу на перемене и во время обеда.
— А можно почитать?
— Нет!
Не желаю, чтобы она знала о фиолетовом блокноте. Я спрятала его в школьный рюкзак. Иначе начнет гадать, когда я его купила и откуда у меня деньги. Опять полезет в кошелек, а нам не нужны скандалы.
— Ладно, ладно. Личное так личное. Ну хоть одним глазком можно взглянуть?
— Ты становишься прямо как В. Б. Она заставила нас писать автобиографию. Противная и любопытная старая кошелка! Да еще попросила написать о семье!
Кэм напряглась и забыла о моих сочинениях на личную тему. Так и было задумано!
— Она сказала, что нужно писать о приемной матери…
— А ты?
— Я написала о своей маме. О том, что она голливудская актриса и так занята, что не может со мной встретиться. Ты же знаешь.
— Да, знаю.
— Только В. Б. мне не поверила, да еще поиздевалась надо мной!
— Это ужасно!
— Ты ведь мне веришь, Кэм? Веришь в то, что я рассказываю про свою маму? — Я очень внимательно наблюдала за ее реакцией.
— Ну… Я знаю, как много мама для тебя значит, Трейси.
— Ха! Ты думаешь, все это чушь? Очередной рассказ, который я придумала?
— Нет! Но если… если ты веришь, что это правда…
— Неправда! — вдруг закричала я. — Все неправда! Я все придумала. Глупо и по-детски. Никакая она не актриса — просто ей нет до меня дела.
— Ты этого не знаешь, Трейси. — Кэм попыталась меня обнять, но я вырвалась.
— Все я знаю. Уж сколько лет ее не видела! Все ждала, ждала и ждала ее в детском доме. С ума я, наверное, тогда сошла. А она и не собиралась за мной приходить. Если бы кто-то ее спросил, помнит ли она такую Трейси Бикер, она бы только рассеянно взглянула и сказала: «Погодите — Трейси? Знакомое имя. А кто это?» — Черта с два она переживает! Ну и мне на нее наплевать. Не хочу, чтобы она была моей мамой.
Я не собиралась все это говорить. Кэм уставилась на меня, а я на нее. В горле пересохло, а в глазах защипало, и я чуть не расплакалась, только, конечно, я ведь никогда не плачу!
Кэм смотрела на меня, а я почти не видела ее сквозь слезы. Протянула к ней руки и шагнула навстречу, как в тумане.
И вот тогда зазвонил телефон. Мы обе вздрогнули. Я заморгала. Кэм сказала:
— Пусть звонит!
А я не могу, чтобы он звонил, и сняла трубку.
Это была Илень-Мигрень. Со мной она разговаривать не захотела. Ей была нужна Кэм. Всегда так! Ее ко мне прикрепили! И звонила она из-за меня, но сначала ей нужно было поговорить с Кэм. Потом она и мне рассказала.
Никогда не догадаетесь! Моя мама звонила! Она хочет меня видеть!
Дома у Илень
Я никогда не была у Илень дома. Только в офисе. Она постаралась, чтобы там было уютно, как дома. На стене висят фотографии детдомовцев, и я среди них тоже есть. Она повесила тот снимок, на котором я скосила глаза и высунула язык. Еще у Илень есть огромный медведь, который взгромоздился на шкаф с картотекой и терроризирует маленького сиреневого кролика с поникшими ушами.
На столе у Илень стоит старая открытка-валентинка. Я, конечно, взяла ее и тайком прочитала: «Моему маленькому кролику от большого медведя». Фу! Там же стоит фотография в рамке тщедушного замухрышки в очках с толстыми стеклами. Должно быть, он и есть большой медведь. Еще на стенах офиса висят разные девизы в рамках. Например: «Чтобы здесь работать, необязательно быть сумасшедшим, но это может помочь!» и стишок о старухе, обожавшей фиолетовый цвет, и что-то там еще типа: «Прислушайся к голосу ребенка в своей душе». Плевать мне на какого-то там ребенка в ее душе. В этой жизни я ее ребенок, а от нее не так-то просто добиться чего-нибудь путного, даже если я буду кричать так, что у меня голова оторвется.
— Ну успокойся, Трейси, — сказала она.
— И не собираюсь! — вопила я. — Хочу встретиться с мамой! Я так долго ждала! Столько лет! Поэтому хочу увидеть ее прямо сейчас!
— Криком ты ничего не добьешься, Трейси, — сказала Илень. — Теперь ты знаешь, как много времени требуется на оформление документов.
— Плевать мне на это оформление! Почему мне нельзя встретиться с мамой прямо сейчас?
— Потому что нужно подготовиться к встрече.
— Подготовиться! Да я полжизни прождала! При всем желании нельзя лучше подготовиться, даже если очень постараться!
— В том-то и дело, Трейси. Мы не хотим, чтобы ты перевозбудилась.
— Так вы думали, что сначала скажете: «Мама хочет тебя видеть», а потом — что мне нельзя с ней встретиться, и это меня успокоит?!
— Я не говорила, что тебе нельзя с ней встретиться. Конечно, можно!
— Когда?
— Когда мы выберем подходящий день.
— Кто это «мы»?
— Ну, я и Кэм.
— Почему? Почему мы не можем сами встретиться — только я и мама?
Однажды мы уже встречались с мамой. Я помню. Как сейчас! Мы чудесно провели время, я и мама. Она потрясающе красивая, моя мама! Чудные белокурые вьющиеся волосы до плеч. Такая нарядная! На высоких каблуках… Великолепно смотрится! Во всяком случае, смотрелась, когда я в последний раз ее видела. Давно это было.
Я все прекрасно помню. Это было еще в детском доме. Тогда мама меня в первый раз навестила. Она подарила мне куклу и повела в «Макдоналдс». Чудный был денек! Еще нагнулась ко мне и поцеловала на прощание. Помню сладковатый запах пудры и то, как ее белокурые кудри щекотали мне щеку. Я так крепко обняла маму, что, когда она выпрямилась, я продолжала висеть у нее на шее, как обезьянка, и это ей не понравилась, потому что следы от моих грязных ботинок остались на ее нарядной юбке, и я испугалась, что она рассердится и больше не вернется.

Я сказала:
— Ты ведь придешь за мной в следующую субботу? И поведешь меня в «Макдоналдс»? Обещаешь?
Она пообещала, но не вернулась. Я ждала ее и в ту субботу, и в следующую, и потом. Так напрасно и ждала ее каждую субботу. Она не вернулась, потому что получила сногсшибательное предложение из Голливуда и сыграла в том потрясающем фильме, и…
И кого я обманываю? Что это из меня так и прет эта старая малышовская сказка? Возможно, она никогда и не была хорошей актрисой. И уж точно не снималась в голливудских фильмах. А не вернулась она, потому что ей было все равно. Оставила меня на несколько лет в приюте, и все.
Меня забрали в детский дом, потому что она плохо со мной обращалась. Все гуляла со своим бойфрендом, а меня бросала одну. А потом у нее появился жуткий тип, который, как только я начинала реветь, всякий раз отпускал мне затрещину. Я как-то прочитала свое досье. Кое-что из него я и сейчас помню, поэтому меня и мучают кошмары.
Почему же мне так хочется увидеть маму?
И не хочется вовсе!
Нет, хочется!
Даже после того, как она со мной обошлась?
Все равно она моя мама.
У меня есть Кэм.
Она не настоящая мама, а приемная, и вообще я ей надоела.
Нужно, наверное, обсудить это с Илень.
В тот день, когда я уже была готова к разговору, она приветливо мне улыбнулась:
— Ну, Трейси, рада тебе сообщить, что мы договорились о твоей встрече с мамой. — Илень прямо сияла от удовольствия и была похожа на веселого кролика с салатной грядки.
— А я не хочу сейчас ее видеть, — сказала я.
Нос Илень задвигался, как у кролика:
— Что ты сказала?
— Что слышали. Я не обязана с ней видеться, если не хочу. А я и не хочу!
— Трейси, ты смерти моей хочешь? — спросила она и резко выдохнула, блеснув крупными, как у кролика, зубами. Затем прищурилась и как будто задумалась, но я-то знала, что она медленно считает до десяти. Вечно она так со мной обращается! Досчитав до десяти, Илень фальшиво мне улыбнулась: — Понимаю, Трейси.
— Ничего вы не понимаете!
— Естественно, ты волнуешься. Конечно, эта встреча очень много для тебя значит. И ты не хочешь рисковать. Не хочешь, чтобы тебя снова подвели. Но я несколько раз говорила по телефону с твоей мамой. И кажется, она, как и ты, с нетерпением ждет этой встречи. Уверена, на этот раз она придет.
— Сказала, не хочу ее видеть! — заявила я, но на самом деле покривила душой.
Она попыталась мне подыграть:
— Ладно, Трейси, если не хочешь встречаться с мамой, я ей сейчас позвоню и все отменю. — И она начала набирать мамин номер.
— Эй, подождите! Не надо торопиться!
Илень захихикала:
— Вот ты и попалась!
— Не очень-то это профессионально с вашей стороны так меня дразнить, — высокомерно сказала я.
— Да ты не то что меня, ты любого профессионального святого доведешь, — сказала Илень и потрепала меня по голове. — Ну а как у тебя дела с Кэм?
— Нормально.
— Знаешь, она на сто один процент за то, чтобы ты встретилась с мамой, но ей немного не по себе.

— Ну, к этому приемная мать должна быть готова, ведь так? Удалиться в нужную минуту, поощрять контакты с биологическими родственниками… Я читала проспекты.
— Ты сама доброта, Трейси, — сказала Илень и вздохнула.
— Только не я, Илень. У меня вообще нет сердца, — ответила я.
Итак… Завтра я увижу маму! Может быть, поэтому я и не могу заснуть в три часа ночи? Пишу и думаю, как все пройдет? И вообще, придет ли еще мама?
О-о. В соседней комнате послышалось какое-то шевеление. Кэм заметила в моей комнате свет.
Пишу позже. Я думала, Кэм сердится, но она заварила нам по чашке чаю. Кэм села на один край кровати, а я на другой, и мы стали его потягивать. Вообще-то я не люблю противный травяной чай, но на этот раз Кэм принесла пакетик клубничного, вкус которого показался мне не таким уж отвратительным.
Хоть у меня и нет сердца, но я подумала, что она захочет поговорить по душам. Слава богу, Кэм стала рассказывать о том, как в детстве, когда она не могла уснуть, придумывала себе сказку.
— Я тоже умею сочинять леденящие душу страшилки про призраков.
Но Кэм сказала:
— Нет, маленький вампирчик, сказка на ночь должна успокаивать. — И стала рассказывать, как представляла себе, что ее ватное одеяло — большая белая птица, на которой можно было полетать в звездном свете. Птица уносила ее к озеру, и они парили в темноте, а затем устраивались на ночлег в огромном гнезде, устланном мхом…
— Вы спали прямо в слизи и птичьем помете, да?
— А вот и нет! Мох был мягкий и свежий, весь покрыт пухом. Белая птица раскидывала крылья, а я к ней прижималась. И было так тепло и уютно, и я слышала, как под снежно-белыми перьями бьется ее сердце.
— Ага. Поняла! Это убаюкивающий рассказ, — сказала я, но после того, как она поправила одеяло и взъерошила мне волосы. (Почему они все так делают? Я что, щенок какой-нибудь?)
Оставшись одна в темноте, я попробовала сочинить свою историю.
Только я была в черной пещере. Я Трейси Бикер, а не какая-нибудь рохля Кэм. Я сочинила историю про летучую мышь-вампира и про то, как мы вместе понеслись сквозь ночь. Залетели в окно миссис В. Б. и укусили ее в шею, а затем к Роксанне и ущипнули ее прямо за кончик носа. И как только обе завизжали, мы тут же вылетели вон.

Кажется, моя летучая мышь унесла меня в свою пещеру, и мы повисли там вниз головой вместе с другими мышами, только к тому времени я, наверное, уже заснула.
А сейчас проснулась. Еще рано. Я жду.
Интересно, придет она или нет?
И она пришла, пришла, пришла!!!
Кэм пошла со мной к Илень, но осталась ждать в коридоре, и Илень, к моему удивлению, тоже вышла из комнаты. И супервстреча века прошла без посторонних — только я и мама!
Я сидела в комнате Илень и все крутилась и вертелась в ее маленьком кресле на колесиках. И тут появилась эта женщина, которая приблизилась ко мне и заморгала от удивления.
Маленькая крашеная блондинка с ярко-красными губами, в очень короткой юбке и на высоких каблуках.
Красивая женщина, стильно и сексуально одетая, с очаровательным лицом и длинными светлыми волосами.
Моя мама.
Я ее сразу узнала. А она меня нет и все продолжала моргать, как будто попала себе прямо в глаз щеточкой от туши для ресниц.
— Трейси? — спросила она и оглянулась по сторонам, как будто в комнате было полно детей.
— Привет, — глупо пропищала я.
— Ты не моя Трейси, — сказала мама, покачивая головой, — ты слишком большая.
Для своего возраста я довольно худая и маленькая, поэтому я не поняла, что мама имеет в виду.
— Моя Трейси — малышка. Смешная маленькая девочка с торчащими косичками, которая устраивала трам-тарарам, когда их надо было заплетать. — И она пристально уставилась на меня. — Неужели это была ты?
Я схватила прядь своих волос и изобразила, что заплетаю косичку.
— Когда ты была совсем маленькая, у тебя был отвратительный характер. Это ты? Правда? Моя Трейси?
— Мама!
— Ну и ну!
Наступила пауза. Мама уже приготовилась распахнуть объятия, но вдруг передумала и притворилась, что просто решила потянуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24