Но ведь ты не поддашься горю, да, детка?
— Да, папа, я постараюсь.
— Вот это другой разговор! — говорит он и, шаркая ногами, выходит из комнаты.
Когда папа возвращается в джинсах, в которых ходит на работу, он вытаскивает из заднего кармана кошелек и протягивает мне двадцать фунтов.
— Возьми! — Потом дает еще одну банкноту. — Купи себе что-нибудь для поднятия настроения.
— Спасибо, папа.
— А я думала, мы скоро по миру пойдем. Ты же сказал, у тебе нет наличных, когда я просила денег, чтобы оплатить счет за газеты.
— Послушай, хватит меня пилить! Счастье нашей Джейд для меня гораздо важнее, чем бесконечные счета! — отвечает папа и быстро выходит из квартиры, чтобы не дать вспыхнуть ссоре.
— Чаще всего он не замечает, дома ты или нет, — с горечью говорит мама.
Я предлагаю ей одну банкноту.
— Нет, нет, это твои деньги, Джейд. Не думай, мне их на тебя не жалко. Дело в твоем папе.
Она замолкает и сидит с каменным лицом. Потом встряхивает головой и улыбается:
— Вот что я тебе скажу: давай пойдем куда-нибудь в субботу, только ты и я!
Не знаю, что ответить. До чего же странно! Всегда хотела куда-нибудь ходить с мамой и мечтала, чтобы папа давал мне деньги на угощения — как родители Вики. Мои никогда об этом не думали, и вот сейчас…
— Например, съездим в Лондон, — предлагает мама. — Побродим по магазинам, попьем кофейку, съедим по пирожному. Устроим себе девичник, ладно? Ты ведь этого хочешь, да? Ты сто лет не была в Лондоне!
Не говорить же ей, что совсем недавно я совершила тайную прогулку по лондонским магазинам. Не думаю, что захочу снова там побывать с мамой. С другой стороны — почему бы и нет?
Надувшись на меня, Вики улетает, и мы с мамой едем на поезде. Обе уткнулись в глянцевый журнал и смеемся над некоторыми ценами на одежду, рассматриваем новые оттенки лака для ногтей, нюхаем образцы духов. Мама критикует девушек-моделей за их худобу.
— Ты скоро сама станешь, как они, Джейд. Только посмотри на себя! — говорит она и берет меня за запястье. — Тонкое, как спичка. Вот-вот переломится. Тебе нужно поправиться.
Идем пить кофе и съедаем по два пирожных. Потом мама покупает коробку бельгийских шоколадных конфет. Мы жадно на них набрасываемся, и вскоре губы становятся коричневого цвета, словно их накрасили шоколадной губной помадой.
Я трачу папины сорок фунтов на два топа — один в цветочек с пышными рукавами, а второй — укороченный, черный, обтягивающий и очень сексуальный. Казалось, мама разворчится по поводу черного, но она лишь улыбается:
— Ты повзрослела. Подумать только — была тихоня тихоней… Скоро ты нас всех удивишь! Тебе можно ходить с открытым животом — он плоский, как оладушек, — смеется она. — Не представляю, что скажет папа. Ты же его знаешь!
Мама медлит:
— Джейд, мы с папой… У нас не все гладко.
Я киваю. Мне не хочется слушать. Лучше продолжить девичник.
— Может, не стоит все это тебе рассказывать…
И не рассказывай!
— У меня на работе есть отличный парень, Стив…
Больше не надо ничего говорить! Она произносит его имя, словно смакует шоколадку.
— Стив… — вздыхает мама. — Может, ни к чему хорошему это не приведет. Он немного младше меня… Ловелас… Ну, я хочу сказать, если… Честное слово, Джейд! Никогда раньше не испытывала ничего подобного. Если нам дадут шанс…
— Ты уйдешь от папы?
— Ты не будешь меня винить? У нас с папой жизнь никогда не складывалась. Я влюблялась в других мужчин, а они меня бросали. Пришлось сойтись с твоим папой — он сразу позвал меня замуж, как только узнал, что должна появиться ты. Сначала все было нормально, хотя я никогда его не любила. Потом он потерял работу, ну, а сейчас…
— Да, но… — Мне становится страшно.
Вдруг я узнаю такое…
— Ты ведь никогда его сильно не любила, и он никогда тобою не занимался.
Я пожимаю плечами, не желая признаться, что она права.
— Тебе понравится Стив. Он очень веселый. Жду не дождусь, когда вы познакомитесь. Я ему столько о тебе рассказывала! Думаю, он решит, что ты немного моложе своих лет… В общем, пока рано волноваться. Может, ничего и не получится, но если я решу уйти от папы, то хочу, чтобы ты знала, — будешь жить с нами. Запомни: я тебя никогда не брошу.
— Где мы будем жить?
— Ну, это еще предстоит уладить. У Стива есть небольшая квартира-студия. Увидишь, мы что-нибудь придумаем. Понимаешь, нет смысла обсуждать детали, когда еще ничего не решено.
Я все вижу.
Вижу, как мама и Стив противно обнимаются в квартире-студии.
Только меня рядом с ними нет.
Вижу, как папа лежит на диване в нашей квартире, и с каждым днем его все больше клонит в сон.
Меня рядом с ним тоже нет.
Для меня нет места. Никого у меня нет. Закрываю глаза и вспоминаю наши планы на будущее — мы с Вики, окончив школу, снимаем квартиру, повсюду ходим вдвоем…
— А мы и будем вместе…
Я не открываю глаз. Незачем. Вики рядом. Чувствую ее призрачное дыхание. Золотисто-рыжие волосы щекочут мне плечи, а руки, точно паутиной, опутывают шею.

12
Теперь она никогда не оставляет меня одну. Просыпаюсь — Вики рядом. Хочу потянуться — рука проскальзывает сквозь нее. Она смеется мне в лицо, когда я чищу зубы. Пристраивается на краю ванны и болтает… Преследует меня в туалете… Смотрит, как я одеваюсь, и дразнит своими нарядами — ей-то не надо день за днем носить одну и ту же затрапезную одежду. Набрасывается на мою еду, хотя ее зубы никогда не оставляют следов. Идет со мной в школу, трещит без умолку и требует ответов на свои вопросы. Мне бы хотелось иногда обходить стороной ее цветы, но меня заставляют ими любоваться и не разрешают пользоваться задним входом. Вики обожает разглядывать свои букеты.
Со дня ее смерти цветы постепенно превратились в темную кашу, и их пришлось убрать, но сейчас на тротуаре полно новых. Все плюшевые мишки, фотографии и письма тоже на месте, только после нескольких дождливых дней немного пожелтели и скукожились. Есть и новые подношения — огромный венок из искусственных цветов от работников школьной столовой, пластмассовая святая и коллекция глиняных горшочков из изостудии. На каждом горшочке нарисована одиноко склонившаяся маленькая анютина глазка.
— Зачем столько анютиных глазок? — спрашивает Вики.
— Эти цветы являются символом сердца. Ребята хотят сказать, что никогда тебя не забудут.
— А что, скажи на милость, значат искусственные тюльпаны?
— Не знаю. В столовой тебя оплакивают. Не злись.
— Меня там терпеть не могли, особенно повариха. Помнишь, назвала меня мадам Зануда, когда я не захотела есть пиццу с сухими, загнувшимися краями и попросила себе другой кусок?
— Недавно эта женщина сильно из-за тебя разволновалась и чуть не расплакалась, когда подавала мне обед.
— Жаль, она не может метнуть в мою сторону несколько свежих кусочков пиццы, покрытых толстым слоем сыра. На небесах мне не хватает земных удовольствий. Скучно без еды! Что это за святая под накидкой? Дева Мария?
— Богоматерь обычно изображают с розами. Возможно, одна из дев, умерших в юности, — святая Доротея, святая Варвара или святая Тереза.
— Как мне не повезло! Несправедливо! Всегда мечтала узнать, что такое секс. Нужно было больше позволить Райану, когда мы с ним целовались на рождественской вечеринке. Ну, ладно, тебе придется все испытать вместо меня, Джейд.
— Нет уж, спасибо! Делать мне больше нечего! Да и вряд ли я кому-нибудь понравлюсь!
— Ну, ты всегда можешь опереться на Толстого Сэма. Только не позволяй ему опираться на себя, а то он тебя раздавит. Моя смерть, по крайней мере, была трагической, а твоя будет ужасно смешной.
— Не понимаю, чем тебе Сэм не угодил?
— Толстяк несчастный!
— Он без ума от тебя.
— Да ладно! Хочешь мне польстить?
— Вики, кажется, он единственный человек, который понимает, кем мы были друг для друга.
— А нам не надо, чтобы нас понимали. В следующий раз, когда увидишь, что он ковыляет в нашу сторону, гони его в шею!
Сэма не приходится отпугивать — он и так держится на расстоянии. Даже по пятницам, когда мы занимаемся бегом.
Скучно бежать одной. Мистер Лорример по-прежнему добр ко мне, но кажется, я ему больше не нравлюсь. Он разочаровался, когда узнал о моей вредности.
Сама себе противна.
В эту пятницу мистер Лорример сажает нас в школьный автобус и везет в Фэрвуд-парк. Мы бегаем сорок минут по велосипедной дорожке, потом несемся на холм, кружим вокруг ручья и возвращаемся на автостоянку.
Ну, скажем, некоторые действительно бегают. Впереди мчатся по-настоящему спортивные парни, следом — девицы из школьной команды, за ними — середняки, потом отстающие… ну а последней… с большим разрывом… тащусь я. Лицо красное, дыхания не хватает, а за мной — на расстоянии десяти шагов — ковыляет Сэм.
Я остановлюсь — он остановится. Никогда не вырвется вперед, лишь сопит у меня за спиной да топает своими кроссовками. Неожиданно раздается сильный грохот. Слышу: рядом кто-то тяжело дышит. Делать нечего, нужно оглянуться.
Сэм споткнулся о корень дерева и лежит на земле, как большая серая жаба: руки в боки, а ноги согнуты. Вики хохочет. Я тоже хихикаю. Сэм смотрит на меня розовыми подслеповатыми глазами — очки съехали набок и висят на одном ухе. Мне неловко. Отталкиваю Вики и подбегаю к нему:
— Сэм, прости, я не над тобой смеялась!
— Потешайся сколько душе угодно! — бурчит он, уткнувшись головой в траву.
— Тебе больно?
— Нет, я тут лежу, потому что решил вздремнуть.
— Ой, Сэм!
Его ноги как-то странно вывернуты и похожи на лягушачьи лапки. Может, он их сломал? Встаю на колени и осторожно растираю их через спортивный костюм. Вдруг Сэм напрягается и дрожит. Он что, плачет? Нет, хохочет!
— Что здесь смешного?
— Ой, щекотно! Что ты делаешь? Ты меня лапаешь?
Я отдергиваю руки, как от раскаленной печки:
— Конечно нет! Я проверяла, не сломал ли ты чего-нибудь.
— Кости целы, лишь мое сердце разбито! — бурчит Сэм, встает на колени и притворно стонет.
— Ты уверен, что у тебя все кости на месте?
— Ага! — Он тяжело поднимается. — Вот как можно на счет «пять» сделать из себя круглого идиота. — Он гладит себя по большому животу. — К сожалению, я еще не превратился в супермена.
— Но бег определенно пошел тебе на пользу. И мне тоже.
— Ага! Можно подумать, тебе надо худеть, Джейд!
— Нам обоим нужно поддерживать форму.
— А тебе… помогает? — деликатно спрашивает Сэм.
— Совсем нет.
— Ну… — Сэм делает жест рукой. — Только после вас. Не волнуйся. Я не буду тебя преследовать. Если споткнусь, не обращай внимания. Но если на обратном пути застанешь меня в коматозном состоянии, ткни под ребра.
— Нет, лучше сяду тебе на пузо и буду думать, что ты скамейка для пикника. Хватит, Сэм! Побежали вместе! Прости, что я вела себя как свинтус.
— Ладно, кто старое помянет… Я ведь представляю…
— Кажется, все понимают, а мне от этого еще хуже. По-моему, не одна я не могу забыть Вики. Ты ведь тоже был от нее без ума, Сэм.
Он на меня уставился.
— Я вовсе не по ней схожу с ума! — воскликнул он.
Мы молчим. Никак не возьму в толк… Потом краснеем и бежим дальше. Не может быть, чтобы Сэм в меня влюбился!
— Неужели ты ничего не замечала? — пыхтит он.
— Это потому, что больше нет Вики — вот ты на меня и переключился.
— Нет, Вики никогда мне не нравилась. Меня возмущало, что она тобой командует.
— Она не командовала… Нет, командовала, но я ничего не имела против.
Знаю, Вики следит за мной и подслушивает, и потом разозлится. Когда бегу с Сэмом, решение приходит само — не стану сильно переживать. Зато дома… Жду, когда она прилетит, и трясусь от страха. Боюсь, Вики вернется. Пугаюсь, что этого не произойдет. Она прячется, пока я не засну, а потом начинает кричать. В ужасе просыпаюсь и убеждаю себя, что это только сон. Но, к сожалению, я не сплю — Вики умерла, и в ее смерти виновата я…
— Ты похожа на маленького призрака, Джейд, — замечает утром мама, а Вики громко хохочет.
Наверное, я выгляжу ужасно, потому что миссис Кембридж подходит ко мне в коридоре и спрашивает, не заболела ли я.
— Нет, все нормально, миссис Кембридж, — отвечаю я, пытаясь прошмыгнуть мимо.
— Нет, подожди минутку, Джейд. Приходи в библиотеку сразу после обеда, в двенадцать тридцать.
— Но нам не разрешают в это время ходить в библиотеку, миссис Кембридж.
— Правильно, без специального разрешения нельзя, а я тебя приглашаю. Ровно в двенадцать тридцать, хорошо?
Приплетаюсь в библиотеку только без двадцати час. Не потому, что меня задержали в столовой, — я забыла про обед. Просто сейчас невозможно никуда прийти вовремя. Словно время потеряло значение. Часто трудно отличить утро от вечера. Пять минут растягиваются на целую вечность, а пять часов пролетают в одно мгновение.
Миссис Кембридж ждет в библиотеке вместе с пожилой женщиной. Интересно, это новая учительница? Седые волосы неопрятно выбиваются из-под черепаховой заколки. На ней мешковатые брюки в цветочек, которые любят носить молодящиеся бабушки, и простая серая блузка с топорщащимся белым воротником. А, поняла!
Хочу удрать, но миссис Кембридж видит меня сквозь стеклянную дверь и вскакивает со стула. Приходится зайти в библиотеку.
— Вот ты где, Джейд. Я уже собиралась послать за тобой отряд из службы спасения. Познакомься, это миссис Уэйнрайт.
— Вы викарий?
Она смеется:
— Нет, я только учусь, Джейд. В настоящий момент у меня статус священника.
— Может быть, ты видела миссис Уэйнрайт в торговом центре «Лейклендз», — говорит миссис Кембридж.
Я оторопело на них смотрю. Образ миссис Уэйнрайт никак не вяжется с модными бутиками.
— Можно сказать, я там работаю. Люди приходят в торговый центр, как в храм. В церковных приходах народу мало — какой-нибудь десяток набожных старушек. Вот я и брожу по торговому центру и ищу тех, кому нужно с кем-нибудь поговорить.
— А сейчас миссис Уэйнрайт пришла сюда, чтобы пообщаться с тобой, Джейд. Ну, я побежала, у меня дежурство на спортивной площадке. Пока, Стиви.
Значит, они подруги. Не могу в это поверить. Может быть, миссис Уэйнрайт собирается со мной помолиться?
— О господи! Мне неудобно…
— Не переживай — мне тоже не по себе, — говорит миссис Уэйнрайт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14