Пермяк Евгений
Старая ведьма
Евгений Андреевич Пермяк
Старая ведьма
Роман
Проблемам нравственного совершенствования человека в борьбе о пережитками прошлого посвящены романы "Старая ведьма", "Последние заморозки".
I
В жизни случается иногда так, что и маловажные события вызывают большие потрясения.
Нечто подобное произошло в новом доме довольно известного сталевара Василия Петровича Киреева. Событие заключалось в том, что владелец и строитель этого добротного дома обнаружил в нем гниль.
Не верилось... Дом в общей сложности с начала закладки не простоял и четырех лет. Его рубленые стены едва-едва пошли в краснину. А сегодня утром, когда Василий Петрович полез в дальний подпол, где хранились снадобья для опрыскивания растений, увидел невероятное. Балки, переводы и пластины наката черного пола оказались изъеденными бурой гнилью так, что некоторые из них можно было проткнуть пальцем.
Василий Петрович вылез из подпола трясущийся и потный.
- Ангелина! - окликнул он жену, работавшую в саду. - Беда!
- Где? Какая?! - отозвалась она, подбегая к мужу.
- Там, - указал он вниз, утирая рукавом на лбу холодные капли. Гниет, понимаешь, наш дом. Вот посмотри.
Василий Петрович положил на крыльцо перед женой большую бурую гнилушку. А она, боясь взять ее в руки, смотрела испуганно и жалостливо, не зная, как понять, как принять, как оценить случившееся.
- Только бы не грибок... Только бы не грибок... - твердил Василий Петрович, разламывая и разглядывая кусок сгнившей древесины.
При слове "грибок" молодая женщина вздрогнула, ее миловидное личико искривилось, и она готова была дать волю слезам, но сдержалась. А сдержавшись, припала к груди Василия Петровича и принялась его утешать:
- Почему же именно грибок, Вася, а не что-то другое? Ну почему же именно он?..
Василию Петровичу было не до утешений. Ему, человеку порывистому и нетерпеливому, нужно было знать сегодня же, сейчас же о природе возникновения гнили и о том, какие нужны меры, чтобы приостановить беду. И он как был, в рабочей одежде, так и кинулся к старенькому "Москвичу", торопливо завел его и, не дожидаясь, пока разогреется мотор, покатил в город.
- Сейчас привезу Чачикова, - крикнул он из окна машины Ангелине, открывавшей ворота, - а там будем решать!..
Проводив мужа, Ангелина Николаевна принялась ощупывать стены своего такого долгожданного, такого любимого дома. Обходя его, она в беспокойстве пробовала крепость бревен сначала ногтем, потом подобранным на земле гвоздем. Стены были целы. Крепки были и нижние венцы.
Значит, поражен только пол. И это, может быть, не означает гибели дома, хотя она и была наслышана, как страшен грибок, этот неизлечимый рак древесины. Он мог перекинуться на стены, и тогда - прощай... Прощай тогда сбывшаяся мечта - полная чаша радостей и благополучия.
Разговаривая сама с собой, Ангелина увидела прислоненную к яблоньке огородную тяпку. Эту тяпку оставила здесь Лидия, шестнадцатилетняя дочь Василия Петровича от первого брака. Вспомнив сейчас о падчерице, Ангелина подумала: а не мстит ли ей жизнь за падчерицу - за то, что она бывает холодна с нею, а иногда и несправедлива?
Подумав так, Ангелина многое вспомнила из их отношений и во многом готова была раскаяться, чтобы предотвратить этим возможное поражение грибком стен дома. Грибок мог не пощадить и здоровую древесину. Грибок мог съесть все строение в два-три года... Но так думалось Ангелине, пока она, ковыряя гвоздем стены дома, обходила его. Убедившись же, что страхи преувеличены, она посмеялась над своим нелепым предположением. В этом было что-то от покойной бабки Самсонихи, верившей в промысел тайных сил и неизбежность возмездия за всякое зло.
Успокоившись, Ангелина решила дождаться возвращения матери, чтобы вместе с нею слазить в подпол. Одной лезть туда было почему-то страшно. Может быть, потому, что гниль связывалась в ее голове со смертью. Время шло, а мать не возвращалась с рынка. Наверно, она зашла к Анисье Панфиловне. Эта оборотистая старуха оказывала Киреевым немало различных услуг. У них же не просто свой дом, но и сад, огород, тепличка, три козы, два борова и племенная свинья.
Серьезное хозяйство. Оно требовало деловых помощников и оборотистых посредников...
Обо всем этом еще будет сказано, а теперь предоставим слово старому технику-строителю.
II
Мирон Иванович Чачиков хотя и не имел специального образования, но, будучи одаренным человеком, выбившись из десятников в прорабы, пользовался хорошей репутацией не только у застройщиков, возводивших дома своими силами, но и в строительных организациях.
Выйдя теперь на пенсию, Мирон Иванович уже не строил, а занимался одной лишь консультацией, давая советы, всегда умные и всегда исчерпывающие.
Знатоку и практику строительного дела хватало, как он говорил, "легкой умственной работы в частном строительном секторе". Вычертить проектик застройщику, подсказать экономию средств и материалов, распланировать застраиваемый участок... мало ли дел толковому человеку, умеренно берущему за свои наставления!
Вот и сейчас он добросовестно облазил весь подвал, затем, рассмотрев образцы пораженной древесины, сказал:
- Самый настоящий домовой грибок, в самом окаянном его виде, под названием "домовая губка". Перекрытие необходимо сменить полностью.
- И чистый пол тоже? - заикаясь, спросил Киреев.
- И чистый пол, и, наверно, нижние венцы, Василий Петрович, хотя они и не тронуты. Но ведь глаз, дорогуша, не микроскоп. Да и микроскоп может увидеть не все. Грибница у домовой губки въедливая и живучая. Поэтому все пораженные части нужно не только выбросить, но и сжечь, а здоровые тщательно обработать антисептиками. Антисептиков нынче напридумано видимо-невидимо, и это не вопрос. У меня есть рецепт "адской" антисептической смеси. Положение аварийное, но не смертельное. Организм дома здоровый. И после капитальной вырубки поврежденных частей дом будет жить сто лет...
Бледность не покидала лица Василия Петровича.
- Так как же, откуда же все-таки, Мирон Иванович, взялась эта губка? И главное - ни с того ни с сего...
- Дорогуша Василий Петрович, ни с того ни с сего ничего не бывает на свете, - отвечал разговорчивый старик. И его разговорчивость усилилась еще больше, когда на столе в большой комнате появились зеленый графин, две рюмки под стать ему, а затем сопровождающая все это закуска. - Дом, как и человек... Сегодня жив-здоров, а завтра - бац! - аппендицит или какое-нибудь другое заболевание. Печени, скажем, или двенадцатиперстной кишки, или морально-душевное прободение на нервной почве.
Выпив одну, затем другую рюмку, Чачиков принялся рассуждать о возможных причинах возникновения домового грибка, показывая полную осведомленность в этом вопросе:
- Главное - сырость, затхлость и темнота. Это среда для развития. А причин возникновения - сто. Доска с синевой попала в дело. Плохая изоляция фундамента от деревянных стен. Пол неаккуратно мыли, воды напустили в щели. Вот тебе и опять повод. Засыпку по черному полу сделали непросушенной землей... Всякий дом, дорогуша мой Василий Петрович, хорош только издали да на картинке. А когда он свой, да самодельный, да весь из экономии сделан, без просушки, без настоящего строительного глаза, то это не дом, а заманчивое строение для предварительного погребения.
- Да будет тебе, Мирон Иванович! - огрызнулась из кухни мать Ангелины, теща Василия Петровича. - Наши отцы-деды все своими домами жили.
Мирон Иванович, продолжая развивать свои мысли, не пожелал обратить внимание на замечание.
- Другому хозяину только кажется, что он живет в доме, а не дом в нем. Хоть бы и тебя взять, Василий Петрович... Грибком больно перекрытие, а на тебе нет лица. Будто домовая губка не балки ест, а съедает твое сердце, губит твою нервную систему.
На это Киреев сказал:
- Иначе и быть не может, Мирон Иванович. Я ведь его чуть не наполовину своими руками возвел. И он как бы уже не он, а я сам в его деревянном обличий. И мне в этом доме не только каждая балка, каждая половица, понимаете, дорога, но и каждый сучок мил, каждая капля смолы для меня по-особенному пахнет.
- Точно, - подтвердил Чачиков, выпивая очередную рюмку. - Разве я не понимаю? Сам домом жил. Тоже и сад-палисад был. Корову держал. Своими руками теплый коровник рубил. А рядом тоже курятник был. На двадцать кур. С электричеством. В феврале нестись начинали. Ноские были курочки. И свинок держал. Свои окорока солил... Да на квартиру переехал.
- Что так?
- Дольше пожить захотелось, - ответил Мирон Иванович, улыбнувшись, а затем, опрокинув еще рюмку, стал собираться. - Мне пора. Если понадоблюсь, вызывай, дорогуша. Чем могу, помогу.
Василий Петрович полез было в бумажник, но старик предупредил его:
- Потом. Я еще не один раз к тебе приду. Так ты уж аккордно... И лучше не деньгами. Тещенька-то твоя любит больше продуктами вознаграждать. И правильно.
Киреев крикнул возившемуся на дворе сыну:
- Вань! Тебе так и так в город надо, подбрось Мирона Ивановича, а потом - куда вздумаешь. Машина мне сегодня не нужна. Только посматривай... Опять никак через сальник масло гонит.
Двадцатилетний сын Киреева, которому в этот воскресный день предстояло вместе с сестрой работать в саду, был несказанно рад возможности побывать в городе, повидать друзей.
- Я - раз-два, только переоденусь! - весело согласился он.
Вскоре Мирона Ивановича проводили. Серафима Григорьевна, теща Василия Петровича, сунула ему банку с черносмородинным вареньем и пару ранних огурцов, выращенных в теплице.
"И хватит с него", - подумала она, а потом сказала дочери:
- Весь графин усидел, а работы было всего ничего. На пять минут в подпол слазить...
Происшествие почему-то не особенно взволновало Серафиму Григорьевну. А Василий Петрович, наоборот, принял все это очень близко к сердцу. После разговора с Чачиковым ему даже стало казаться, что домовой грибок и в самом деле поражает его сердце и легкие. Труднее дышалось. Будто что-то надорвалось. Будто наметилась какая-то невидимая, но роковая трещина в его жизни.
III
Чтобы рассеяться, чтобы забыть о проклятой губке и пока не думать, как он будет менять пол, балки, а возможно, и нижние венцы стен, где он добудет сухой лес и деньги на его покупку, Киреев занялся опрыскиванием плодовых деревьев и кустов.
Когда уходишь в работу, неизбежно отвлекаешься от тревожных мыслей. Но сейчас отвлечься было ему трудно. И чтобы не думать о грибке, о домовладельческих тяготах, Василий Петрович принялся вспоминать о том, как все это началось...
Все началось с улыбки Лины. Ей тогда было двадцать два года, а ему тридцать семь или тридцать восемь лет.
Похоронив жену, Василий Петрович долго тосковал. Его утехой были дети - Ванечка и Лидочка и работа. Удачи в то время будто сами собой приходили к нему и по качеству плавок, и по времени и количеству выплавленной стали.
К его боевым орденам и медалям прибавились трудовые ордена. И все радовались этому. Его любили товарищи, потому что он щедро и широко раздавал окружающим свои сталеплавильные находки. Помогал словом и делом. Его нельзя было не любить.
Ваня и Лида росли хорошими ребятами. Их бабушка, Мария Сергеевна, заменила внучатам мать, и Василий очень любил тещу, называл ее мамочкой, всячески старался высказывать ей свои чувства, деньги давал ей без счета, подарки дарил без меры. Заработки у Василия Петровича были отличные, а сверх них еще и премии. То за новую марку стали, то за прибавку тоннажа, то за ускорение плавок...
Но все-таки, что там ни говори, а жить вдовцом в его еще в общем-то молодые годы не очень веселое дело. А ездить по всяким-разным курортам или бегать на лыжах по веселой извилистой женской лыжне как-то не подходило солидному сталевару.
Конечно, ему улыбались не одна и не две. И главное - из хороших, коренных рабочих семей, стоящие невесты. И можно сказать, обнадеживали своими улыбками... Но как он мог просто так на улыбку ответить улыбкой? Не в такой он рос семье. Его сызмала научили отвечать за каждый свой поступок и относиться с уважением к каждому человеку, особенно к женщине.
Нет, не мог улыбнуться женщине "между прочим" и "просто так" хороший человек Василий Петрович Киреев. А не "между прочим" улыбнуться было тоже нельзя: дети же. А комнат две. Лучше сказать - одна, разделенная фанерной перегородкой. Как введешь жену в дом? И, кроме того, какая она ни будь, а все-таки мачеха. И каково это покажется светлой душе Марии Сергеевне? Новая жена будет напоминать теще ее умершую дочь Наташу. Значит, лишние слезы по ночам.
Нельзя. Нужно жить для детей, и нечего думать о семейном счастье.
Но счастье пришло.
В диспетчерской на заводе появилась девушка. Высокая, светловолосая, строгая. Из тех, кто с кем попало не танцует и без подружки в кино не появляется. Проводить себя не позволяет.
Крутился, правда, возле нее один смазливый молодой парень, механик заводского гаража Яков Радостин, да, кажется, напрасно.
Девушка из диспетчерской звалась Линой, полностью - Ангелина. Ее заметили на заводе сразу. Это и понятно: чем красавица строже, тем она милее, красивее и дороже. А о том, что она хороша собой, никто не спорил. Красота не требует доказательств. Она говорит сама за себя.
Василий Киреев тоже заметил девушку. Заметил так, что и другим стало ясно, как это надо понимать. Он тогда, может быть, и сам не знал, как и чем это кончится и куда все это уведет его, да Лина подсказала ему. И не сама по себе, а по материнской указке.
Мать ее, Серафима Григорьевна Ожеганова, слыла женщиной разумной и рассудительной. Ей хотелось, как она говорила, счастья для своей дочери не на одну лишь короткую медовую пору, а на всю жизнь. И еще до знакомства ее с Киреевым Серафима Григорьевна положила в надежные уши, надежным людям веские слова, которые непременно должны были дойти до Василия Петровича. А слова были такие:
- Вот Киреев - жених так жених. Такой богатырь хоть Василисе Прекрасной и той может счастье составить.
Эти слова запали в душу Василия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25